Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Синицын Федор Леонидович
Действительно, «идеологический вакуум» привел к тому, что по многим «острым» проблемам не было ясности ни в СССР, ни в «мировой системе социализма». По словам писателя А.Н. Васильева, перед XXIII съездом КПСС (1966 г.) «излишнюю нервозность… вызвали слухи о возможной реабилитации Сталина»[676]. Аналогичная ситуация сложилась в ГДР, где в конце 1965 г. интеллигенцию «пугали» тем же — причем делали это, как ни странно, работники Идеологического отдела ЦК СЕПГ[677], т. е. априори наиболее идейные коммунисты.
Ответом руководства СССР на вызов десакрализации власти и идеологии было «восстановление ленинских основ» в том и другом. Л.И. Брежнев заявил, что курс его политики — это «ленинизм», и с его приходом к власти «партия непоколебимо встала на защиту ленинизма»[678]. С. Шаттенберг пишет, что Брежнев, «как и все партийные руководители… использовал Ленина для легитимации собственной позиции, для подтверждения новых тезисов и мер и для того, чтобы позиционировать себя в качестве его наследника»[679]. Это так, но очевидно, что Брежнев стал делать на «ленинизме» акцент сильнее, чем прежние руководители страны. Такой подход был обусловлен тем, что ко второй половине 1960-х гг. В.И. Ленин остался единственным советским руководителем, у которого сохранился некоторый авторитет среди населения СССР и других соцстран.
Новая концепция советской идеологии была напрямую увязана с именем В.И. Ленина. Кроме того, что было объявлено о ленинском авторстве самого термина «развитое социалистическое общество», власти СССР стремились сделать имя и идеи Ленина снова «актуальными», соответствующими духу второй половины XX в. На заседании Политбюро в ноябре 1966 г. Л.И. Брежнев заявил, что «нужно… соединить… эпоху между Лениным и нашими днями», собрав воедино «все лучшие идеи наших современников, всё, что сделали наш народ и наша партия за это время». П.Н. Федосеев считал необходимым принести в массы идею, что «Ленин предвидел многое из того, что развивается сейчас… при социализме и капитализме»[680]. А.Н. Косыгин подчеркивал преемственность выдвигаемых им экономических реформ с идеями Ленина, в том числе указывая на «ленинские идеи хозрасчета»[681].
Л.И. Брежнев призвал защитить образ В.И. Ленина (для поддержки «сакральности» основателя Советского государства). В ноябре 1966 г. он заявил, что «мы Ленина никому не дадим в обиду»[682]. В 1973 г. при обмене партийных билетов на внутреннюю сторону обложки партбилета нового образца были помещены стилизованный портрет Ленина, его высказывание «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи» и факсимиле. Партбилет № 1 по традиции был выдан на имя Ленина, а № 2 — на имя Брежнева, что подчеркивало «преемственность» этих вождей (а также работало на формирование культа личности самого Брежнева). Прилагательное «ленинский» стало постоянно использоваться по отношению к разного рода акциям и мероприятиям[683]. Восстановлению «сакральности» власти и идеологии, по замыслу Брежнева, должен был служить также новый учебник истории КПСС, предназначенный быть «настоящей настольной книгой каждого коммуниста, которая бы в марксистском плане излагала и фиксировала не только то, что уже завоевано нами, но и открывала бы перспективы нашего движения вперед»[684]. Этот учебник был выпущен под редакцией Б.Н. Пономарева и многократно переиздавался.
Другим аспектом восстановления авторитета партии и идеологии была попытка решения проблемы «десакрализации» И.В. Сталина, которая была признана властями СССР весьма опасной — заведующий Отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС С.П. Трапезников отмечал, что из-за XX съезда партия пережила «смутное время». Власти решили несколько исправить, «сбалансировать» оценку правления Сталина, показать отсутствие серьезного искажения марксизма-ленинизма в ходе истории СССР[685], несмотря на наличие в ней «проблемных» моментов.
Однако в советском руководстве наблюдалось отсутствие единодушия и определенный «дискомфорт» в этом вопросе[686]. В 1965 г., при подготовке доклада по случаю 20-летия Победы, по воспоминаниям Ф.М. Бурлацкого, подавляющее большинство членов советского руководства, в том числе М.А. Суслов, В.П. Мжаванадзе и А.Н. Шелепин, высказывалось за то, чтобы усилить позитивную характеристику Сталина. В то же время Ю.В. Андропов предложил полностью обойти вопрос о Сталине — попросту не упоминать его в докладе, учитывая разноголосицу мнений и сложившееся соотношение сил среди руководства. В итоге Л.И. Брежнев остановился на варианте, близком к тому, что предлагал Андропов. В докладе к 20-летию Победы Сталин был упомянут только один раз[687].
Однако «баланс» в этом вопросе найти было трудно. Даже однократное упоминание И.В. Сталина активизировало «догматиков» и в то же время вызвало недовольство советской интеллигенции, а также руководителей Польши и Венгрии (В. Гомулка и Я. Кадар в свое время сами пострадали от репрессий) и некоторых западноевропейских компартий[688].
Серьезной проблемой стала 90-летняя годовщина со дня рождения И.В. Сталина. На совещании в ЦК КПСС 12 декабря 1969 г. (за 9 дней до юбилея) А.М. Александров отметил, что «известная часть» советского населения в связи с юбилеем «будет ждать… [оценки] периода работы Сталина». Л.И. Брежнев ответил, что «этот вопрос заслуживает больших раздумий: нужно ли шевелить, не нужно ли». Александров предложил «в спокойной форме поставить окончательно точку», на что Брежнев несколько недовольно сказал: «Вот уже сколько лет мы ставим точку»[689].
Советское руководство пришло к выводу о нежелательности обострения противоречий в обществе по «сталинскому вопросу», что было бы неизбежно в случае серьезного изменения оценки деятельности И.В. Сталина в позитивную сторону. В «Правде» была опубликована «компромиссная» статья, посвященная 90-летию Сталина — она была написана в позитивном ключе, но не отменяла предшествующей критики[690]. Эта акция вновь показала сложность «проблемы Сталина» и раскол в обществе относительно нее. На следующий день после опубликования статьи, 22 декабря 1969 г., московские партийные власти выявили в народе полярные мнения: «Одни считают, что статья недостаточно критично оценивает роль и деятельность И.В. Сталина», тогда как «в других откликах говорится, что несмотря на большие ошибки И.В. Сталина, его заслуги общеизвестны в самые сложные периоды нашей страны, а поэтому [он] заслуживает и другие почести»[691], кроме опубликования статьи.
В итоге официальная «реабилитация» И.В. Сталина не была реализована. Еще в марте 1969 г. В.И. Степаков на совещании идеологических работников заявил, что «никакой реабилитации нет», а разговоры о ней могли быть «навеяны вышедшими книгами военачальников», которые представляют собой лишь «мемуары, личные воспоминания»[692], а не официальную позицию руководства страны. Очевидно, неверен вывод В. Заславского, что «для советских граждан возрождение культа Сталина являлось фактом жизни»[693]. Л.Г. Истягин писал, что «попытки выйти на некую частичную реабилитацию И.В. Сталина оказались… карикатурными, встретили прямую обструкцию общественности и были оставлены без развития»[694]. Отметим, однако, что не всей общественности, а ее части, и это была не «реабилитация», а попытка сгладить «десакрализацию Сталина», опасную для всей советской системы.
