Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн
Получив известие о потере Полоцка и об истреблении гарнизона Сокола, Московский царь из Пскова удалился внутрь Москвы и может быть, самым делом убедившись, что единственную крепость государства составляет мужество и верность народа, с дороги послал грамоту к тем, кто находился в гарнизоне Суши, написанную не по его обычаю, и вручил ее для доставления нескольким различным гонцам. Он де узнал, что по воле Божией Полоцк и Сокол достались в руки неприятелей, и поэтому, мало имея возможности к ним, запертым со всех сторон, придти на помощь, он разрешает им, испортив пушки и в особенности порох и остальные военные орудия, которых не могут унести с собою, закопав в землю образа и священные вещи, чтобы оне не послужили предметом насмешки для неверных (ибо он считал такими всех, кто разногласил с ним в религии), спасаться каким бы то ни было способом не потому, чтобы он сомневался в их верности, но потому, что он не желает подвергать их доблесть, которую он желал бы сохранить для более важных подвигов, ненадежному испытанно и жестокости неприятелей. Эти грамоты попали Мелецкому, [82] который, всего более беспокоясь о пушках и военных снарядах, послал к неприятелю уговаривать его к сдаче. Неприятель, договорившись на том, чтобы ему позволено было уйдти каждый с одною одеждою, передал крепость, пушки и все военные снаряды, которые там только нашлись; по окончании этого Мелецкий, разделив войско на три части, отвел его на зимние квартиры. Над первыми поставил начальником Христофора, наместника Нищицкого (Christ. Niscicius), над вторыми Мартина Казановского (Martinus Kasanovius), над третьими Сигизмунда Розена (Sigismundus Rosnius). Уже раньше князь Острожский Константин приготовлялся к экспедиции в неприятельские земли, за Днепром, и король приказал тогда Николаю Сенявскому, начальнику Русских станиц (постов), присоединиться к Острожскому с теми войсками, которые стояли под его начальством на границах Руси, и вступить в неприятельскую землю со стороны Киева; но отдаленность места помешала Сенявскому исполнить это. Между тем наступила средина осени, и по этому князь думал, что не должно упускать времени для ведения дела; и так, набрав из среды своих клиентов, которых у него было довольно большое число, несколько тысяч человек и присоединив к ним других многих молодых людей, он переправился за Днепр с сыном Янушем и Михаилом Вишневецким, кастеляном Брацлавским. Разослав вперед легковооруженные отряды и приказав им во все стороны опустошать страну и вносить везде ужас, он сам с остальными войсками дошел до самого Чернигова и, расположившись лагерем, приступил было к осаде его с большою энергиею. Видя, что город защищен надежным гарнизоном, и что гарнизон готов мужественно держаться и снабжен всем нужным, что он сам пришел не запасшись хорошею пехотой и пушками, прочее же войско пострадало от больших тягостей пути и непогоды, он скоро, оставив осаду, стал просто грабить [83] окрестные места и, раззорив всю Северскую землю, распространив опустошительные набеги конными легкими отрядами до Стародуба, Радагоста и Почепа, удалился, взяв огромную добычу. Также успешно действовал Иван Соломерецкий (Joh. Solomirecius), после смерти отца вне обычного порядка управлявший староством Мстиславским. Он разграбил город Ярославль и много селений. Филон Кмита, староста Оршанский, которому было поручено несколько эскадронов всадников, присоединив к ним значительное количество людей всякого рода из соседних местностей, также вступил в неприятельские владения; сжегши около 2000 сел, дошедши своими опустошениями до Смоленска, он ничего не оставил в тех местах кроме голой земли на полях, и затем, обремененный добычей всякого рода, без всякого урона для себя воротился со своими назад в Оршу.
Король, понимая, что необходимо созвать сейм как ради других важных дел, так в особенности ради продолжения войны, уже назначил его в Варшаве на 23 ноября; между тем он порешил с литовскими сенаторами о мерах, касавшихся безопасности Литвы, и на случай отпора против возможных неприятельских вторжений, назначил, кто из них останется дома для защиты края и кто отправится на сейм. В Вильне он оставил воеводу Виленского Радзивила, облеченного военною властью. В это же время он распределил и должности, остававшияся свободными. Большая часть их досталась Радзивилам: кроме епископии Виленской, которая была назначена и раньше Юрию Радзивилу, кроме воеводства в соединении с высшею военною властию (гетманства с большою булавою), а также начальства над надворным войском (гетманства с малою булавою), из коих одно было в руках Николая, отца, другое — сына Христофора, король прибавил тому же Христофору кастелянство Трокское и дал малую печать; Новогрудское воеводство он отдал второму сыну [84] воеводы, по имени также Николаю, кроме того сан великого маршалка он дал Николаю Христофору, а звание надворного (низшее) — Альберту, сыновьям второго Николая, бывшего Виленским воеводою; кастеланство Виленское отдал вместе с большою печатью Евстафию Воловичу, кастелану Трокскому, так как воевода Виленский отказывался от нее — с тем, чтобы должность Воловича была передана его сыну Христофору. Жмудское староство, которого многие домогались весьма сильно, отдано Ивану Кишке. Затем из Вильны король двинулся в Гродно, где посвятил несколько дней охоте, ибо в этом приятном занятии он обыкновенно находил отдохновение от величайших своих трудов. Там же умер Гаспар Бекеш, о котором было выше говорено, известный как своей сильною неприязнью, которую некогда питал к королю, так и своею храбростью. Бекеш родился в Трансильвании и воспитывался в семействе знакомого барона Петровича (Petrovicius); выросши же, приобрел такую любовь князя Трансильванского, Ивана Сигизмунда, что тот, умирая без наследника, назначил его своим преемником. Когда же Баторий получил перед ним предпочтение, благодаря влиянию народной партии, тогда между ними началась борьба: Бекеш пытался возмутить государство Трансильванское, за то был лишен королем Фугараша и других крепостей, и бежал в Германию к императору Максимилиану; собрав здесь несколько войска, он пробовал затем силою и оружием завоевать княжество. Будучи однако разбит королем, он вторично удалился в Германию. Когда же потом увидел, что его соперник призван на Польское королевство и не смотря на всяческие противные интриги, единственно своею доблестию, достиг высокого места, то, сознавая в душе его великодушие, он увидел в нем единственного человека, которому бы мог совершенно вверить себя, и решив от него одного ожидать себе выгоды и всяческих почестей, [85] добровольно предложил ему свою верность и услуги. Король не только изгнал из сердца озлобление на него, но, милостиво приняв его, осыпал
