Фрэнсис Чичестер - В пустыне волн и небес

Наконец, под нижним крылом показался тусклый клочок моря, он стремительно несся на меня. Я прибавил газ, мотор чихнул и не отозвался на команду. Я дернул рычаг управления и выровнял самолет. Мотор продолжал чихать, стрелять и периодически захлебывался, сотрясая весь самолет. Но машина держалась и продолжала двигаться вперед. Я сконцентрировал все внимание на управлении. Рваный звук мотора разрывал душу. Море впереди виднелось не дальше, чем длина самолета, и исчезало в серой стене дождя. Я летел в центре пустой монотонной сферы без какого-либо ориентира, кроме маленького кусочка морской поверхности там, где сфера касалась воды. Я встречал каждую волну, поднимался и опускался вместе с ней, самолет рывками шел то вверх, то вниз. Дождь заливал очки, лицо, шею, струи воды бежали по груди, животу, спине. Я не мог уже смотреть ни на компас, ни на указатель оборотов - только на воду. Одно мне помогло - неистовство самого шторма. Хотя самолет держал направление, ветер тащил его в сторону, и он, как краб, двигался левым бортом. Поэтому я мог видеть между крыльями каждую следующую волну, фюзеляж не загораживал их. Я подчинил управление дрейфу и держал угол неизменным. В противном случае мы бы бессмысленно болтались над водой. Море внизу было изборождено свирепыми поперечными волнами. Они взмывали вверх, лизали мой самолет и, влекомые ветром, уходили на юг. Пенные полосы вытянулись по ветру поперек волн, их южное направление позволяло мне держать курс. Я сознавал, что никогда прежде так не летал, и в то же время понимал, что долго в таком темпе мне не продержаться. В любой момент одно неверное движение могло бросить самолет на гребень волны. Внезапно я увидел, что лечу прямо к воде. В сознании мелькнуло: "Глаза мои, руки мои, вы все-таки не выдержали!" Но рука автоматически уже потянула рычаг на себя, нос самолета пошел вверх. Через секунду я осознал, что дождь поутих и пенные гребни волн стали видны впереди, а не только прямо подо мной. В следующее мгновение самолет вырвался из ливневой мглы и взмыл на 10 метров над водой. Я рывком сдвинул очки на лоб. Казалось, мы прыгнули вверх на целых 100 метров.

Компас показывал, что я отклонился от курса на 55 градусов, то есть прошел не только мимо Австралии, но и мимо Тасмании. "Странно, - подумал я, - ведь я как будто строго держался дрейфа". Вскоре стало понятно, что произошло: ветер зашел еще на 45 градусов и дул теперь с северо-запада. Надо было напрячь мозги. Я достал карту, но, как оказалось, толку от нее теперь не было. И не потому, что она вымокла, а из-за того, что перед штормом меня отнесло так далеко на юг, что я оказался как раз там, где карта была бесполезна. Шторм унес меня еще дальше со скоростью миля в минуту, и теперь я находился далеко за пределами, обозначенными на моей карте. У меня была еще одна карта Австралии - маленькая, вырванная из школьного атласа. Но масштаб ее был таким мелким, что, рассчитав свое местоположение до шторма, оказался на ней прямо в центре Сиднея.

Я полетел к видневшемуся впереди дождевому шквалу, параллельному тому, из которого только что выбрался. Он простирался от одного горизонта до другого, но был прозрачен, словно газовая занавеска. Мотор теперь работал исправно. Мы пролетели сквозь завесу дождя и оказались будто в огромной пещере, ограниченной бескрайним мрачным небосклоном и столь же мрачным и неизмеримым морским простором. Дух одиночества витал в этом бесконечном пространстве. Косые струи дождя, подчиняясь воле ветра, перемещались вдоль тяжелой поверхности моря, подобно душам умерших, вызванным из преисподней. Космический масштаб придавал всей картине сюрреалистический вид. В одном месте небосвод падал вниз двумя черными массами облаков, каждая из которых соединялась с морем ливневым потоком. Между этими потоками с поверхности моря поднимался высокий и стройный серо-белый фонтан. На верхушке он взрывался, словно дымовая шашка. Завороженный, я полетел прямо к нему, как вдруг мотор опять зашелся громким кашлем. Я тут же сообразил, что мне надо держаться подальше от этого дьявольского фонтана: потоки воздуха в этом месте наверняка были убийственными.

Мне показалось, что заметил землю на северо-западе: красноватые холмы и за ними горная гряда. Но когда взглянул туда еще раз, земля исчезла. В самом деле, до нее еще было не менее 160 миль. У подножия огромного грозового облака я разглядел дымок - корабль! Это вдохнуло в меня свежую порцию оптимизма, и я немедленно повернул к нему. Корабль находился у самого края грозового образования и казался уткой, плавающей у подножия черного утеса. Я нырнул вниз и прочитал на корме имя корабля: "Kurow". С благоговейным ужасом смотрел я на него. Корма плавно уходила вверх по водяному валу, но следующий с силой ударял в нее, образуя мощные всплески и пенные водовороты. Хаос волн обрушивался на борта, судно кренилось, соскальзывало в ложбину между волнами и здесь исчезало, накрытое кипящей массой воды. Несколько мгновений спустя оно появлялось вновь, переваливаясь с борта на борт и освобождаясь от гигантских порций воды, словно спуская их через запруду. На борту не было признаков жизни, и, глядя на этот корабль, трудно вообразить что-либо менее способное помочь мне. Чувствуя себя так, будто перед моим носом захлопнулась дверь, я сделал поворот и полетел прочь на северо-запад, в обход шторма. Лучше сделать лишние 50 миль, только бы опять не попасть в объятия разбушевавшейся стихии. Я был в воздухе всего 4 с половиной часа, а казалось - целую вечность.

Обходя шторм, мы попали в спокойную атмосферу под неярким, слегка затуманенным солнцем. Я вытащил секстан и сделал два измерения. Это отняло у меня полчаса, так как мотор то и дело стрелял, и всякий раз, услышав этот гнусный звук, я отвлекался от инструмента. Особого успеха не достиг - солнце было уже слишком далеко на западе, но измерение доставило мне некоторое удовлетворение: как-никак я старался сделать полезную работу.

Вдруг впереди слева в разных местах возникли яркие вспышки, и я увидел, что мне навстречу летит какой-то воздушный корабль серовато-белого цвета. Это было невероятно, но готов поклясться, что видел именно воздушное судно, формой и цветом напоминавшее продолговатую жемчужину. И оно приближалось ко мне. Небо было почти чистым - только одно-два облачка. Я повертел головой, увидел опять что-то похожее на сверкание или вспышку, но, когда снова посмотрел вперед, никакого воздушного судна там не оказалось. Прищурился, не веря глазам, повел самолет в одну сторону, потом в другую, пытаясь отыскать загадочный летающий предмет. Сверкание и вспышки продолжались в четырех или пяти разных местах, но никаких самолетов не было. Затем справа впереди из облака возник другой, а может быть, тот же самый летающий предмет. Он опять двигался ко мне. Я напряженно следил за ним, решив не спускать с него глаз ни на долю секунды и не дать ему уйти. Он все приближался и приближался, а когда между нами оставалось приблизительно около мили, вдруг исчез. Вскоре он снова появился, уже ближе. Я следил за ним с нарастающим чувством глухого раздражения. Предмет надвигался, я видел тусклый блеск на его концах. И странно, приближаясь, он не увеличивался в размерах, а наоборот - уменьшался. Вот он уже совсем рядом и тут вдруг превратился в собственный призрак: я мог видеть сквозь него. Через секунду он исчез. Я решил, что это могло быть только миниатюрное облачко, точь-в-точь похожее на самолет и потом растворившееся. Но как могло случиться, что, однажды исчезнув, оно возникло вновь в абсолютно таком же виде?

Я обернулся, ища вспышки, но их теперь тоже не было" Все это происходило за много лет до того, как впервые заговорили о летающих тарелках. Что бы это ни было, оно очень напоминало именно то, что позже стали так называть.

Я чувствовал себя ужасно одиноким, и это ощущение оторванности от мира усиливалось с каждым новым появлением призрачной "земли", которой на самом деле не было. Находясь в воздухе седьмой час, я увидел очередную землю, и она не исчезла ни через пять, ни через десять минут. Я все еще сомневался в ее реальности, пока отчетливо не увидел реку, извивавшуюся мне навстречу по темной равнине. Впереди возвышался одинокий холм, а за ним черной угрюмой массой громоздилась горная гряда. Над ней тяжелые облака скрывали заходящее солнце.

Это была Австралия. К югу от меня простирался большой залив, на отдаленной глади которого виднелись пять кораблей. Я повернул и полетел через залив. Пять военных кораблей Ее Величества стояли на якоре, я прочитал названия двух из них: "Австралия" и "Канберра". Один из пяти кораблей оказался авианосцем, и я уже предвкушал, что найду здесь пристанище. Впрочем, вряд ли: все корабли выглядели холодными и безжизненными. Придется мне все же лететь в Сидней.

Я пролетел над берегом - над искусственными волноломами, над кирпичными домиками под черепичными крышами и скромной группой чахлых деревьев, единственных в этой унылой коричневой пустыне. Никаких признаков жизни, ни одного дымка над крышей. Может быть, весь мир погиб, пока я летал? Если кто-то все же выжил, то это должен быть вахтенный на одном из кораблей. Я развернулся и сел на воду у борта "Австралии". Тяжелый корпус нависал надо мной, покрытое барашками море медленно относило мой гидроплан.