Сомерсет Бейтман - СИМОН ДЕ МОНФОР. Жизнь и Деяния
Перемены, внесенные королем, были встречены с большим подозрением. Там, где люди могли рассчитывать на поддержку баронов, они категорически отказывались иметь дело с «вице-лордами», как они называли новых королевских шерифов. Генрих III счел нужным обратиться к графству Кент, чтобы поблагодарить его жителей за лояльность, проявленную ими во время его весеннего визита42. В августе король выпустил прокламацию, гласящую, что каждый человек является полным хозяином своей собственности и что каждый может добиться справедливого суда и он не будет обижен. Его ревностные противники лгали, выставляя его чудовищем, уничтожающим старые традиции, облагающим людей тяжелыми налогами и населившим иностранцами самое сердце королевства. В действительности же нет никакой необходимости беспокоиться, поскольку он передал замки в руки наиболее надежных людей. Если кто-то из новых шерифов совершит беззаконие, он немедленно будет смещен, а пострадавший получит возмещение убытков43. Действия короля хорошо иллюстрировали пословицу «Qui s'ехсuse s'ассuse»* (* На воре и шапка горит. — Прим. ред.). Бароны решили предпринять смелый шаг. Если король нашел помощь за границей, они обратятся к помощи национальной. Было решено заручиться поддержкой рыцарей. С этой целью епископ Вустера и графы Глостера и Лестера пригласили по три рыцаря из каждого графства (возможно, это касалось только земель к югу от Темзы) собраться в Сент-Олбансе в день Св. Матфея (21 сентября), чтобы обсудить, каким образом поправить сложившуюся ситуацию. Генрих III отреагировал встречным предложением, пригласив их вместо этого прийти в Виндзор, намекнув, что он сделает все во благо государства44. Нет надобности говорить, что рыцари пришли на оба собрания; но действия Генриха III не дали желаемого результата, в октябре пришел в негодование, узнав, что в некоторых графствах его шерифы и байлифы были заменены «смотрителями», которых он туда не назначал45. В октябре Ричард Корнуоллский, располагающий иностранными войсками, нашел другое место для высадки, которое могло составить оппозицию Пяти Портам. Через три дня, 29 октября, Генрих III, демонстрируя миролюбивое настроение, пригласил баронов в Кингстон. Но последние пришли туда с большими силами и были так хорошо вооружены, что король побоялся покидать безопасный Тауэр и устроил итоговый общий сбор сторонников. Несмотря на накаленную обстановку, здравый смысл победил и на этот раз и угроза войны вновь отступила46. Миротворцы установили шаткий компромисс между двумя партиями. Камнем преткновения стал вопрос о назначении шерифов. Было решено, что в следующем году каждое графство пришлет в январе четырех рыцарей и король выберет одного из них шерифом47. Шесть арбитров во главе с Ричардом Германским должны были обсудить дальнейший способ выбора шерифов48. 7 декабря король объявил, что все разногласия между ним и баронами улажены. В списке из четырнадцати имен тех, кого монарх пригласил для подписания соглашения, числился и Симон де Монфор49. Шестнадцатого числа каждый из них получил от короля прошение скрепить своей печатью условия мирного договора. В 1262 году Ричард считал, что его брат имеет власть назначать и смещать шерифов.
Осенью 1261 года граф Глостера начал склоняться на сторону короля и оставил своих старых союзников. Разозленный этим известием Симон тут же покинул Англию, заявив, что скорее умрет вдали от своей земли, чем станет изменником, предавшим правое дело50. Его презрение было настолько сильным, что граф всерьез стал подумывать о претворении в жизнь своего давнего обета: отправиться в крестовый поход, вместо того чтобы бороться за права Англии51. В августе 1261 года он отбыл во Францию, где оставался до весны 1263 года, хотя у него были серьезные причины вернуться домой годом, раньше. Еще не был до конца улажен вопрос о приданом его дочери Элеаноры. Получилось так, что от позиции Симона зависело сейчас и разрешение спора двух ветвей маленького семейства, и судьба общегосударственного дела. Весь груз решения семейных вопросов лег на его жену, это дало возможность противникам Симона выставить его жадным и алчным человеком, ищущим только личную выгоду, вместо того чтобы печься о национальном благе. В начале 1261 года Генрих III публично объявил, что он, его сестра и ее супруг готовы подчиниться решению третейского судьи, Людовика IX, а если он не пожелает их рассудить, тогда они будут умолять королеву Маргариту и Петра, чемберлена, действовать от их имени. Во втором письме Генрих III высказывал надежду, что Людовик все же не откажет ему в просьбе, поскольку он наверняка хочет видеть своих английских родственников в состоянии мира. Еще Генрих III просил, чтобы предъявитель этого письма вернулся назад с указаниями времени и места, в котором будет проходить их встреча. Людовик ответил, что он глубоко огорчен, поскольку не видит способа их примирить. Маргарита приняла его предложение, но Генрих III сначала писал, как будто обе партии согласились на других арбитров, но затем он написал ей, что все зависит от нее. В последнем письме он заявил, что обсуждаемый вопрос касается баронов, особенно графа и графини Лестера52. Обращаясь за третейским судом к королю и королеве Франции, Генрих III столкнулся с негласным проявлением авторитета графа Симона во Франции, где он пользовался гораздо большим уважением, чем в Англии. Его связь с Людовиком, возможно, является ключом к тому, что называлось разгадкой его истории53. Французского короля; уважали за его благочестие, искренность и силу его принципов, а не за его политические взгляды. Безусловно, он видел слабость ненадежного характера Генриха III, но в его глазах это не являлось оправданием такого страшного греха, как зачинание гражданской войны. Людовик и Симон невольно сдерживали друг друга; позиция графа мешала Людовику оказать поддержку Генриху III, а уважение незыблемых монархических традиций не позволяло ему полностью отдать свои симпатии Симону де Монфору. Тонкое равновесие сил мог легко нарушить случай. Генрих III, зная правдолюбивый характер Людовика, предостерегал его в письме, посланном в сентябре 1261 года, быть бдительным и не попадать под влияние Симона54. Еще одной неприятной неожиданностью стала для него новость о том, что у баронов есть свой представитель при папском дворе, который изложил ему их взгляд на положение дел в стране; и, очевидно, это имело определенный вес в глазах Папы. Бароны не забыли урока двойной игры, преподанного им Генрихом III, когда они провозгласили свои представительские действия от имени короля55. В апреле 1262 года король вежливо намекнул, что он снова хотел бы встретиться с Людовиком, и был гостеприимно приглашен в Пуаси или Сан Мор-ле-Фосс, по своему выбору. Генрих III выбрал последний. К несчастью, во время своего визита он заболел лихорадкой и поэтому не смог уладить дела, ради которых он совершил эту поездку. В сентябре он писал своему брату из Сен Жермен-де-Пре, что уже может ходить по своей комнате и надеется скоро снова быть на ногах. Вместе с ним заболели несколько вельмож и многие из слуг; по меньшей мере двое из числа первых и 60 из числа вторых умерли56. На обратном пути Генрих III посетил некоторые святые места в Бургундии, чтобы помолиться об окончательном выздоровлении. Король доехал до самого Реймса, где решил извлечь выгоду из своего близкого местонахождения к Фландрии и взял заем у фламандских купцов, чтобы расплатиться со своими французскими кредиторами. В декабре 1262 года он высадился в Дувре и встретил Рождество в Кентербери57. Во время визита английского короля во Францию королева Маргарита хотела организовать встречу Генриха III и Симона для преодоления их разногласий, но последний, воспользовавшись отсутствием в стране английского монарха, поспешил переправиться через Ла-Манш. Граф был на осеннем парламенте, где зачитал письмо, демонстрирующее доброе расположение Папы к баронам58. В декабре 1261 года Генрих III получил от Людовика IX крупную сумму денег, но смерть Папы Александра IV в мае следующего года помешала ему использовать все эти деньги на свои нужды. Совет из восьми кардиналов, собравшийся в Витербо, провел три месяца в жарких; дискуссиях, решая, кто же будет преемником. Из споров их вывело появление Жака Панталони, главы Иерусалимского королевства. Его тотчас же избрали на папский престол; таким образом, сын сапожника из Труа занял самую высокую должность, существующую на земле. Новый Папа сделал Карла Анжуйского королем Сицилии, и теперь Англия была обязана ему своим полным и окончательным освобождением от «сицилийского камня», который так долго висел на ее шее59. Сначала римский первосвященник проявлял колебания, решая, кого же из послов ему предпочесть: ставленника баронов или слугу Генриха III. Но после того, как король дважды написал ему письма, в январе и марте 1262 года, и, поздравил его с избранием, он склонился на его сторону, подтвердив данное его предшественником освобождение от клятвы. В мае Генрих III провозгласил себя абсолютно свободным от всех обязательств, навязанных ему Оксфордскими провизиями, и осудил тех, кто все еще их придерживается. Тем не менее король по-прежнему был ограничен Великой и Лесной хартиями60. Перед глазами были примеры двух предыдущих Генрихов. Первый хотел вместе с королем Кастилии отправиться в крестовый поход в Африку, но прежде нужно было сделать так, чтобы в его собственном государстве воцарился мир и порядок. Другого к действию подтолкнуло дурное предзнаменование, в его любимом Вестминстерском замке, украшенном с таким мастерством и вкусом, случился пожар. В конце концов Генрих III тоже решил благодаря стараниям своих советников пойти с баронами на мировую61.
