Владимир Мединский - О жестокости русской истории и народном долготерпении
Отсюда самозванство Пугачева и вообще весь феномен русского самозванства. Объявляя себя чудесно спасшимся Петром III, страдальцем за народ, которого захотела извести «негодная Катька», донской казак Емелька Пугач становился в глазах части народа «истинным царем».
Никакие программные заявления о милостях и свободах от имени честного повстанца Емельяна не произвели бы на народ впечатления. А вот от имени «настоящего» царя их слушали, да еще как! Когда пьяный Емелька прилюдно плакал о судьбе «возлюбленного сыночка Пашеньки» или доверительно советовался с приближенными казаками, как ему лучше поступить с «негодной Катькой»: сослать в монастырь, «показнить смертию» или просто выпороть плетью и простить, — это не вызывало насмешки. Так и должен был вести себя «истинный царь». Тот, который вместо крепостного права заведет «везде вольный казачий круг», снизит, а то и вовсе упразднит налоги, станет ходить к народу и «рядиться» с ним, ударяя по рукам, как это делал Алексей Михайлович.
Дворян казнили целыми семьями, как это красочно описано в «Капитанской дочке». Но не потому, что они были дворянами. А потому, что не хотели присягать «истинному царю», упорствовали в верности «негодной Катьке» и тем самым нарушали «правильное» течение событий и гармонию Мироздания.
Пугачев и его подельщики не были врагами дворянства как института. Все его приближенные тут же принимали имена и титулы реальных дворянских семей. Они только не очень хорошо отличали титул от фамилии, и кто грамотный, сам писал, а за неграмотных писец подписывал одним словом под документами: «Графчернышев» или «Князьвяземский».
Окружение Пугачева претендовало на то, чтобы стать «правильными» дворянами, а для того предстояло истребить «неправедных», вот ведь как.
Е. Пугачев в царской одежде. Палех.
Вор Емелька Пугачев не без оснований полагал, что, чем богаче он разоденется, тем больше будет походить на «настоящего» царя — в глазах голытьбы
Кстати, и в революциях 1905 и 1917 годов, а особенно в Гражданской войне 1918-22 годов виден этот народный архетип: уничтожить «неправильную» и тем самым «неистинную», не легитимную власть. Разрушить «до основанья» все, что с ней даже косвенно связано. А уж потом, на обломках, в пустыне, «мы наш, мы новый мир построим».
Марксизм, таким образом, лег на феномены российского народного сознания, что и сделало Гражданскую войну столь кровавой и долгой, так напоминающей пугачевщину невиданных масштабов.
Выводы
В итоге что же мы видим в России? Какое «долготерпение» и «смирение», какую «покорность властям» и вообще «рабскую покорность»? А никакие!
Мы видим народ, хорошо приспособившийся к среде своего обитания и сумевший хорошо приспособить эту среду к своим потребностям.
Русские очень терпеливы в тех случаях, когда не в силах изменить природу и сделать ее более «удобной». Морозы и распутица заставляют ждать, и русский не стремится к невозможному, не нервничает потому, что холод мешает полевым работам, а в ледоход никуда не проедешь. Он скорее поедет кататься на санях и от души полюбуется стихией воды и льда под пронзительно-синим мартовским небом.
Но русский умеет организовать себе вполне комфортное существование, независимо от холода и расстояний. С прогулки по зимнему лесу, с берега, на который наползают льдины, он вернется в жарко натопленную избу, а в дальнюю дорогу возьмет с собой пироги и заранее заготовленный мешок с пельменями. Мне рассказывали сибиряки, как эти пельмени в начале долгой зимы в деревнях лепили тысячами. А что, и бабам в мороз дома есть занятие, и еда вкусная да полезная: холодильник не нужен — выстави за окно, так и будут там храниться — не портиться до апрельских оттепелей.
Такое приспосабливание к природе своей страны имеет общего с долготерпением не больше, чем «долготерпение» британского дворянина, живущего в почти не отапливаемом доме.
Представление о долготерпении и покорности русских во время войн и осад крепостей — вообще анекдот и только. Сравнивается несравнимое: поведение людей в ходе легкой колониальной войны и в ходе войны — национального бедствия. А то, что иноземцы, если нет выхода, ведут себя так же, как русские, игнорируется.
В 1870 году Париж героически сопротивлялся прусскому нашествию — точно так же, как русские крепости и города.
Испания воевала с Наполеоном не менее отважно, чем Россия. В Испании сопротивление было даже трагичнее, — у нас-то государство не было разгромлено, страна не находилась под иноземной оккупацией. Как бы ни поднималась «дубина народной войны», а воевал не только вооруженный наскоро народ, но и армия. В Испании повстанцы оказывались один на один с вражеской армией. Но шли до конца. Нет тут никакой нашей особенности.
Что же до долготерпения перед лицом жестокого начальства и сумасбродного правительства — и тут в исторической перспективе получается как-то наоборот.
Скорее в Средневековой Европе как раз было множество восстаний доведенных до отчаяния, замордованных до полной потери инстинкта самосохранения людей. Полное впечатление, что европейцы приписывают нам исторический опыт этих бесчисленных жакерий.
В России как-то меньше терпели-то и если бунтовали, то сразу.
Большая часть русских бунтов протекала в рамках Системы, а «бунт на коленях» и вообще был своего рода «превентивный бунт», бунт до бунта.
В истории России мы видим множество восстаний, вспыхнувших по разным причинам и в разное время… Но начинались они достаточно быстро после появления причин возмущения и потому были поразительно бескровны. К тому же эти выступления на удивление спокойно принимала власть, и стремилась она не истребить бунтовщиков, а договориться с ними. Царь Алексей Михайлович с народом договаривался, по рукам бил. И что важно: народ тоже хорошо осознавал границы дозволенного.
Жестокие и страшные бунты, «бессмысленные и беспощадные», возникали в России тогда, когда народ окончательно разуверялся в «правильной» власти или приходил к выводу, что царь на Руси «ненастоящий».
Можно по-разному относиться к этой глубоко не правовой, не проверяемой рациональными средствами идее праведности или правильности власти. Но сказалась она и в XX веке, во время революций 1905-07 годов, в феврале 1917 года, в ходе страшной Гражданской войны 1918-22 годов.
Приходится сделать вывод: долготерпение и смиренность русского народа — не более чем очередной миф.
Вот что чистая правда, так это то, что Россия — страна других, не как в Европе, бунтов.
Бывало, бунты оказывались и жестокими, и затяжными, но это когда речь шла о нравственном праве на власть, о ее «праведности». На такой бунт поднимались не ради копеечки и не во имя права на розочку на гербе или привилегию беспошлинного ввоза винного сусла в столицу. Высшая правда оказывалась разной у разных политических сил… Участники Смуты века XVII или Гражданской войны века XX резали друг друга без малейшего шанса договориться. Ибо для каждого отступиться от своей правды означало предать высшие ценности, более важные, чем его жизнь.
Такие «бунты за правду» не сделали нашу историю более милосердной. Но скажите на милость:
Где здесь хоть малейшее долготерпение?!
Где вы увидели рабскую покорность?!
Вместо заключения
Увы, даже наши великие историки, признанные классики историографии считали, что освоение бескрайних просторов России — следствие крепостного права. Ну как не вспомнить о том, что «вся история освоения Сибири есть история бегства мужика от крепостничества», ну и так далее…
Мол, бежали люди из-под ярма, двигались на Восток, осваивали, завоевывали. И вроде бы есть в этом рациональное зерна Но только если пытаться разглядеть российские просторы, всматриваясь в окошко своего уютного кабинета в квартире где-нибудь на Фонтанке или Остоженке…
Мне тоже, каюсь, раньше так казалось. Пока неожиданно в 2008 году я впервые не оказался в Якутии. К стыду своему, перед поездкой я даже плохо представлял себе, где Якутск находится на карте. Почему-то думал, севернее и ближе к Уралу. А в действительности оказалось — ближе к Магадану.
Для начала — немного о размерах, которые в нашем случае, ох, как имеют значение! Территория нашей Якутии, то есть одного (!) из субъектов Российской Федерации, сравнима по площади со всей Западной Европой. От восточной до западной границы — три часовых пояса. Столько же, к слову, от Москвы до Гибралтара, те же три часа.
При этом плотность населения, наверное, самая низкая после Антарктиды. Из миллиона человек 250 тысяч проживает в столице — Якутске, основанном, по-видимому, теми самыми преследуемыми мужиками-казаками, бежавшими от крепостной зависимости. Такими, как Петр Бекетов, Семен Дежнёв, Федот Попов и Иван Москвитин. Фамилии, как видите, простые, не боярские.
