Джек Коггинс - Огнестрельное оружие XIX—XX веков. От митральезы до «Большой Берты»
Немедленным последствием такого шага стало вовлечение армии мирного времени в планы активного участия в событиях на континенте. Армия Великобритании совершенно явным образом не была создана для участия в войне, в которую вовлечены миллионы, и даже все усилия немногих дальновидных людей не могли подготовить страну (и политиков) к принятию идеи о необходимости воинской повинности. Слово это для общественного мнения было равносильно анафеме, а для любого политика, выступившего с этой идеей, означало его немедленную политическую смерть. Однако, хотя европейские государства доводили численность своих армий до миллионов человек, система долгосрочного набора, принятая в Англии, позволяла готовить профессиональных солдат куда более высокого уровня, и британская армия накануне войны, без сомнения, была самой лучшей в мире.
Но она была также и очень малочисленной, насчитывая менее четверти миллиона человек личного состава. Германский кайзер неизменно именовал ее «презренной маленькой армией», а Бисмарк однажды, отвечая на вопрос о возможном вторжении британской армии, ответил, что он ее арестует и запрет на гауптвахте. И все же, испытывая прискорбную нехватку пулеметов (два на батальон) и столь острый дефицит боеприпасов для полевой артиллерии, что было введено строжайшее ограничение суточного расхода в пять-шесть снарядов на одно орудие, огонь отлично выученных стрелков вызывал у немцев впечатление, что британцы используют автоматическое оружие. Один из «презренных стариков» впоследствии писал: «Каждые трое из нас на всем протяжении нашей солдатской службы были признанными меткими стрелками, каждый мог произвести 25 прицельных выстрелов в минуту… Пехота, наступавшая на нас, ускорила шаг, но мы сбивали их наземь, как кроликов… Не успели мы опустошить наши магазины, в каждом из которых имелось по десять патронов, как перед нами не осталось ни одного живого врага!»
Но бойня не была односторонней. Германская артиллерия, значительная часть которой имела крупный калибр, наносила значительный ущерб личному составу, как и сосредоточенный огонь пулеметов. Старая профессиональная армия исчезла в крови и грязи первой военной зимы, и ее сменили территориальные силы, а затем и первые представители «китченеровских» армий. Крупный организатор, граф Китченер Картумский, неохотно занявший пост военного министра, оказался одним из тех немногих людей, которые совершенно точно предсказали размеры и рамки конфликта. Его мрачные пророчества в кабинете министров о том, что империя должна быть готова к войне длительностью в несколько лет и необходимо довести численность армии до нескольких миллионов, едва воспринимались, хотя войска Англии таяли, едва вступив в войну.
Пророчества оказались верными, и солдаты с Британских островов и из всех уголков империи потянулись сотнями тысяч, чтобы сразиться и пасть в самых далеких уголках земли — в Восточной Африке, Галлиполи, Салониках, Ираке, — но большинство из них все же уходили бесконечными колоннами в ненасытные траншеи Фландрии. Старая армия сгинула без следа, но новые воины продолжали великие традиции старых полков. Через это чистилище прошли тысячи и тысячи, из которых и были сформированы неисчислимые новые батальоны.
Бесконечные списки потерь (только в первый день наступления на Сомме потери англичан составили почти 60 000 человек) в конце концов привели к принятию закона о воинской службе. Общие потери войск только Соединенного Королевства достигли 1 890 000 человек, в том числе более 500 000 убитыми. Общее же число мобилизованных на территории всей империи составило 8 904 467 человек. Из них 908 371 человек было убито и 2 090 212 ранено.
Старые линейные полки пали со славой, пришедшие им на смену тысячи добровольцев и призывников достойно продолжали их традиции и хранили честь их корпусов. Год за годом они жили и сражались в липкой глине, умирая тысячами на перепаханной снарядами почве или на измельченном бомбами, пропитанном ипритом каменном крошеве. И все же из писем, мемуаров и дневников солдат той эпохи перед нами предстают образы людей, которые никогда не сдавались и никогда не позволяли овладеть собой чувству безысходности и разочарования, которое порой подступало даже к самым лишенным воображения людям. Лишь немногие из них могли еще сохранять какие-либо иллюзии в отношении своих военачальников — добрых, честных, богобоязненных джентльменов, — у которых хватало ума и воображения только на то, чтобы из года в год гнать своих подчиненных по раскисшей грязи под кинжальный огонь пулеметов и бросать их на колючую проволоку.
Нет ничего удивительного в том, что политики стали задавать вопросы профессиональным военным. Их подвигли к этому удручающе длинные списки убитых и раненых, павших за какие-нибудь несколько ярдов вражеских траншей, бездействие возлюбленной кавалерии (сэр Дуглас Хейг, главнокомандующий, был кавалеристом), сконцентрированной в тылу и с нетерпением ожидавшей команды броситься в «прорыв», которая так никогда и не прозвучала, ибо «прорыва» не было. Все попытки найти путь в обход длинных стен из набитых песком мешков и колючей проволоки, протянувшихся от Альп до Северного моря, не встречали никакого понимания в штабах Западного фронта. Дерзкие и вдохновенные предприятия, подобные десанту в Галлиполи, — который едва не закончился успехом, а закончившись им, совершенно изменил бы мир, в котором мы ныне живем, — клеймились как отвлекающие маневры. Не оставалось ничего другого, как только тупо бросать армии на штурм укреплений на Западе, которые со временем превратились в сосредоточение траншей, бетонных дотов, укрытий и колючей проволоки.
Простой пример демонстрирует, сколь мало воображения имели военачальники. Командование артиллерии в мирные дни полагало, что расход боеприпасов в десять снарядов на одно орудие в день вполне достаточен. Британские экспедиционные силы отправились на войну, имея при себе около 400 полевых орудий. В период кровавого сражения при Пашендейле 3000 британских орудий, многие из которых были крупного калибра, выпустили 4 250 000 снарядов! Великий Китченер считал, что двух пулеметов на батальон вполне достаточно для решения боевых задач, а больше четырех — так вообще роскошь. В 1918 году каждый батальон имел 36 пулеметов.
Не важно, что сильный артобстрел перепахивает воронками поле боя так, что наступление пехоты значительно замедляется. Или, что многократно доказано, как бы ни был интенсивен артобстрел, расчеты пулеметов, укрывшись в глубоких убежищах, вполне могут выжить и, выбравшись после окончания обстрела, начать косить из своего оружия наступающие цепи пехоты. Сэр Уинстон Черчилль в своей книге «Мировой кризис» приводит пример атаки британской 8-й дивизии во время наступления на Сомме. Ее солдаты в количестве 8500 штыков пошли в атаку несколькими цепями после интенсивной артподготовки на участок, оборонявшийся окопавшимися солдатами 180-го германского пехотного полка — численностью около 1800 человек. Уже через два часа дивизия потеряла 5492 солдата и офицера. Потери немцев составили 281 человек! Несколько ярдов траншей, захваченных в ходе наступления ценой стольких жизней, были отбиты немцами еще до захода солнца.
Но с другой стороны, официальные германские источники вполне ясно дают понять, что воздействие британских артобстрелов на моральный дух германских солдат было весьма значительным — один штабной офицер писал, что «Сомма стала могилой для германской полевой армии», а другой признавал, что «в ходе сражения на Сомме в 1916 году немецкие солдаты проявили дух героизма, который никогда больше не проявлялся в дивизии (27-й Вюртембергской), сколь бы высокой ни оставались ее боевые возможности вплоть до конца войны».
Английская форма 1914 года. Противогаз был принят на вооружение в 1915 году, плоская фуражка была заменена в 1916 году стальной каской. В дополнение к винтовке и штыку пехотинцы получили легкий и эффективный ручной пулемет Льюиса с дисковым магазином. Для преодоления многочисленных и глубоких проволочных заграждений и для борьбы с плотным пулеметным огнем был изобретен танк — предшественник бронетанковых сил наших дней
На протяжении всей войны, похоже, руководящие деятели из военного министерства решили зарекомендовать себя самыми непримиримыми противниками всяких новшеств. Но справедливости ради надо сказать, однако, что всякий новый вид вооружения (первоначально принятый с нежеланием) после того, как он доказал свою ценность, появлялся в громадных количествах, так что рядовые солдаты, по крайней мере, могли быть уверены в том, что их потребности в оружии будут удовлетворены с изрядным превышением.
Так называемый «танк», например, название которого появилось как условное наименование для экспериментальных моделей, был первоначально отвергнут «экспертами» военного министерства, дальнейшая же разработка его состоялась лишь благодаря личной энергии и предвидению Уинстона Черчилля, то есть благодаря руководству военно-морского флота! [39] Министерство военного снабжения, во главе которого тогда стоял пылкий Ллойд Джордж, в конце концов взяло на себя его дальнейшую разработку. Во время официальных испытаний в присутствии министров и других крупных деятелей первая машина показала хорошие результаты. Даже слишком хорошие, потому что еще до того, как она была запущена в серийное производство и выпущена в количествах достаточных для достижения желаемых результатов, лишенный воображения Хейг затребовал на фронт немногие уже изготовленные образцы, так что несколько позже Ллойд Джордж написал: «Крупная тайна была продана за стоимость руин небольшой деревушки на Сомме, которая не стоила всех усилий отбить ее у врага». (Верховное командование немцев допустило точно такую же ошибку, лишив неожиданности гораздо более грозное оружие — отравляющий газ, который впервые был применен в ходе маломасштабной атаки местного значения, так что недостаток воображения был свойственен не только британскому Верховному командованию.)
