Илья Ратьковский - Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
Расстреливали в Казани, после ее захвата, не только воинов-интернационалистов. Уничтожались, как и в других случаях взятия городов, все советские и партийные работники. Среди прочих в эти и последующие дни у стен Казанского Кремля будут расстреляны председатель Казанского губкома РКП (б) Я. С. Шейкман, руководитель большевиков Бондюжного завода и первый председатель Елабужского уездного Совета депутатов С. Н. Гассар, комиссар юстиции Казани М. И. Межлаук (был ранен в ногу и остался в городе), профсоюзный лидер А. П. Комлев (председатель Союза портных, при рождении была повреждена нога, не смог уйти из города) и многие другие. Среди жертв были представитель самарской партийной организации Хая Хатаевич, организаторы рабочих отрядов братья Егор и Константин Петриевы и многие другие[580]. В эти же дни в Казани был арестован и позднее по приговору военно-полевого суда 19 августа 1918 г. расстрелян весь состав Центральной мусульманской военной коллегии во главе с ее председателем Мулланаром Вахитовым.
Многочисленные примеры расстрелов в Казани рядовых граждан еврейской национальности, принятых за комиссаров и их пособников, были приведены в статье 4 номера «Еженедельника ЧК» со ссылкой на «Знамя революции» № 16. В т. ч. в материале упоминался расстрел чехами 90 евреев в казанской тюрьме. Характерным был конец статьи: «Вот такая участь ждет целую нацию в 8 миллионов человек от власти просвещенных разбойников «учредиловцев». Безусловно, сами эти сведения нуждаются в перепроверке, но также несомненным являются не единичные «случайные» жертвы среди еврейского населения Казани[581].
Известный большевик П. Г. Смидович позднее свидетельствовал: «Это был поистине безудержный разгул победителей. Массовые расстрелы не только ответственных советских работников, но и всех, кого подозревали в признании советской власти, производились без суда, – и трупы валялись по целым дням на улице»[582]. Еще более жестко описывала репрессии в городе побывавшая в Казани после ее освобождения Красной армией член коллегии ВЧК, иногороднего отдела ВЧК, Ю. Янель. Согласно ей, «Действия чехов в Казани далеко превосходят всякие примеры массового террора со стороны Советской власти. Рабочие, советские сотрудники, все сочувствующие или просто заподозренные в сочувствии расстреливались на улицах и группами на фабриках без разбора суда и следствия. Расстрелянным нет счету. Примеры зверств и бешеной ненависти к рабоче-крестьянской власти со стороны буржуазии и белых неописуемы. Тюрьмы переполнены. Кровавый кошмар налег над городом. Бесконечны и разнообразны рассказы очевидцев о жертвах и бесчеловечности белых»[583].
Расстреливали не только солдат-интернационалистов, большевиков и евреев. Как вспоминал бывший левый эсер К. Ю. Шнуровский: «А пришли через несколько дней чехи и расстреливали левых с.-р. с неменьшим наслаждением, чем большевиков и крестьянских депутатов наравне с рабочими»[584].
Красочное описание казанских событий оставил и член КОМУЧа, в 1918 г. меньшевик, а затем уже большевистский деятель И. М. Майский: «…уже под вечер, пересекая центральную часть города, я был невольно увлечен людским потоком, стремительно несшимся куда-то в одном направлении. Оказалось, все бежали к какому-то большому четырехугольному двору, изнутри которого раздавались выстрелы. Там группами стояли пленные большевики: красноармейцы, рабочие, женщины – и против них – чешские солдаты с поднятыми винтовками. В щели забора можно было видеть, что делается во дворе. Раздавался залп, и пленные падали. На моих глазах были расстреляны две группы, человек по 15 в каждой. Больше я не мог выдержать. Охваченный возмущением, я бросился в социал-демократический комитет и стал требовать, чтобы немедленно же была послана депутация к военным властям с протестом против бессудных расстрелов. Члены комитета в ответ только развели руками.
– Мы уже посылали депутацию, – заявили они, – но все разговоры с военными оказались бесполезными. Чешское командование утверждает, что озлоблению солдат должен быть дан выход, иначе они взбунтуются.
Я отправился к эсерам, там господствовала та же растерянность. Ни та, ни другая партия не оказались в состоянии держать в руках воинскую силу, действующую именем демократии»[585].
Ужас казанских расстрелов буквально хлынул на страницы советской печати, обрастая подробностями и множась в публикациях. Характерна, например, следующая публикация петроградской «Красной газеты»: «Моряков красного Балтийского флота, просто живыми жгли на кострах, предварительно связав руки и ноги вязательной проволокой… Рабочих связывают друг с другом за руки и заставляют цепью бежать в реку Казанку, сзади открывая пулеметный огонь[586].
Позднее, после подавления 3 сентября 1918 г. белочехами и белогвардейцами (комендант города генерал В. Рычков) при помощи артиллерии и броневиков восстания казанских рабочих, в городе будет расстреляно еще более 600 человек[587]. Расстрелами сопровождался и более поздний уход белочешских частей из города. 22 сентября состоятся похороны около 50 жертв белого террора в городе[588]. Воспоминание о терроре в Казани оставили и выжившие советские деятели[589]. Таким образом, в Казани и ее пригородах менее чем за месяц было расстреляно и казнено, на наш взгляд, не менее полутора тысяч человек за указанные временные рамки. Данные цифры могут показаться завышенными, но современный известный исследователь Е. Г. Гимпельсон со ссылкой на архивные материалы приводит еще большие данные о происходивших в городе расстрелах: более тысячи человек только за первый день после взятия Казани[590]. Эти данные совпадают с приведенными выше свидетельствами. Можно указать и другие новейшие научные исследования, в которых говорится о более чем тысяче расстрелянных в первые дни после взятия города[591].
Впоследствии имевшиеся случаи массовых расстрелов в городе в воспоминаниях гиперболизовались в уже фантастические цифры: «…озверелые чехи, напоенные, пьяные, разгуливали по улице, без всякого разбора расстреливали всех попадающихся в их руки. В течение месячного их разгула расстреляно было в одной только Казани около 7000 рабочих и крестьян»[592]. Однако подобные цифры не могли бы появиться, не будь в городе действительно массовых белых репрессий.
Не только расстрелы, но и многочисленные аресты с дальнейшим тюремным заключением были характерной чертой казанских августовских дней. В Казани в одиночных камерах сидело по 15–18 человек, арестованные отдыхали на полу по очереди в ожидании расстрела[593]. «[…] месячное хозяйничанье чехо-словацкой банды оставило большие следы: тюрьмы были переполнены измученными красноармейцами, масса была могил зарытых революционеров, погибших от рук палачей»[594]. Тюрем не хватало и местные власти использовали «баржу, прицепленную сбоку к судну «Владимира Мономаха», где находился главный штаб чехо-словаков, где было еще много наложников (так в тексте. – А. В.) из Казани и тут у них были все приспособления пытки и расстрела и виселица»[595].
При этом в тюрьмах применялись зачастую пытки, изготавливались даже специальные пыточные орудия, впоследствии захваченные красными частями. В Казанском и Пермском районах уже летом 1918 г. использовались особые кувалды с деревянными ручками и со свинцовыми наконечниками различной формы. Наконечник из свинцового шара служил для битья по ногам и голове, с острой железной иглой – для прокалывания пяток, из дутого свинца – для битья по рукам[596].
В начале августа 1918 г. белыми войсками захвачен Спасск. В статье «Спасские ужасы» за 22 августа 1918 г. газета «Новое казанское слово» извещала, что после занятия г. Спасска отрядом Народной армии во главе с поручиком Лопаевым начались аресты местных советских работников и их казни. Первым был расстрелян начальник милиции и член исполкома совета Брендин, затем еще ряд советских руководителей.
7 августа 1918 г. Покушение на Р. И. Берзина, командующего 3-й советской армией.
7 августа 1918 г. под станцией Кын на пермском направлении произошло сражение, в котором принимали участие с одной стороны подразделения чехословацкого корпуса во главе со штабс-капитаном М. Жаком, а со стороны красных небольшой красноармейский отряд и батальон интернационалистов венгров во главе с Михином (Ференц Мюнних). После победы в ожесточенном сражении чехословаками было расстреляно около 70 пленных. Возможно, цифры были и большими. Стрелок Ржегоунек так объяснял, что на станции Кын было много убитых: «Мадьяры повесили одного нашего раненого, который попался им в руки при первой атаке, и наши не щадили никого. Всего здесь осталось почти 800 мертвых, главным образом мадьяр и немцев»[597].
