Из истории греческой интеллигенции эллинистического времени - Татьяна Васильевна Блаватская
Неудивительно, что ученые медики озаботились включить в свои пропедевтические сочинения подробный свод норм профессионального поведения. Искусство медицины не имело права отставать от других наук, например от полиоркетики или агрономии. А сохранение и восстановление здоровья граждан всегда оставалось животрепещущей проблемой не только для каждого отдельного индивидуума, но и для всего государства.
Как известно, физическая полноценность входила в перечень качеств, которыми должен был обладать совершенный гражданин полиса. К достижению этого идеала древние эллины стремились по-разному. В Спарте обращали самое серьезное внимание на физическое воспитание здоровой молодежи обоих полов (хилых младенцев убивали). В других полисах ограничивались гимнастическим образованием для мальчиков и юношей, не лишая, однако, жизни больных детей, хотя лишь здоровые лица могли иметь доступ ко всем областям государственной жизни (например, увечные или умственно отсталые люди не допускались к исполнению общественных богослужебных обрядов).
Важная социальная роль личного здоровья свободного жителя полиса придавала медицинскому искусству общегосударственное значение. Полис, осуществлявший защиту своих граждан во всех сферах их жизни и деятельности, не мог оставить без внимания организацию целесообразной системы медицинского обслуживания. Но поскольку вопрос этот решался в рамках рабовладельческого полиса, ответ на него был обусловлен состоянием общества того времени. Правда, республиканский образ правления открывал перед греческой медициной многие возможности, которых были лишены лекари в рабовладельческих монархиях соседних стран. Именно поэтому развитие медицины в эллинистических полисах достигло такого уровня[423], при котором даже рядовой профессиональный лекарь был обязан иметь достаточно обширные познания и отличаться определенной культурой поведения.
Как уже говорилось, греческая пропедевтическая литература уделила последнему вопросу очень большое внимание. Такое место правил общения врача с больными в медицинской теории эллинов диктовалось насущными интересами самих лекарских кадров. Ведь практиковавшим в полисах врачам приходилось иметь дело с пациентами, в общем достаточно развитыми в интеллектуальном отношении — без этого рядовой гражданин не смог бы активно участвовать в жизни своего полиса (например, при обсуждении в народном собрании доходов и расходов государства). Даже посещение театральных представлений, где исполнялись произведения великих греческих трагиков, оттачивало мысли и чувства всех зрителей независимо от полученного ими образования. Умудренный богатым социальным опытом, свободный грек легко улавливал промахи или небрежность лекарей и тяжело переносил грубость и бессердечие пользовавшего его врача.
Особо тонкого подхода требовали пациенты, обладавшие некоторыми познаниями в медицине. Этот слой населения был достаточно многочисленным в эллинистическое время, чему способствовало распространение сети гимнасиев, где юноши знакомились с начатками медицины[424]. Женщины из зажиточных кругов населения также должны были иметь простейшие познания в терапии и уходе за больными, как указывают наставления Ксенофонта хозяйке дома[425]. Добавим, что интеллигентные круги городского населения, вероятно, охотно посещали те публичные лекции по медицине, которые вызывали неодобрение уже у авторов Гиппократова свода[426] и еще более порицались Полибием[427]. Все это значительно усложняло лечение пациентов, особенно имевших образование[428].
Рост медицинских познаний среди читающей публики был облегчен расширением книжных фондов городских библиотек, в которых каждый любознательный человек мог найти труды, повествующие об исцелении от известных тогда недугов. Так как еще Сократ говорил, что врачи написали много книг[429], то вполне закономерно предположить, что в эллинистическое время литература по лекарскому делу и по фармакологии должна была значительно увеличиться. Но это усложняло установление тесного контакта с больными — не так-то просто было лекарю завоевать полное доверие эрудированного пациента. К тому же малейшее подозрение в некомпетентности врача весьма отрицательно сказывалось на эффективности предписываемых им приемов лечения.
В условиях постоянного активного общения граждан внутри каждого полиса и оживленных межполисных связей достоинства или недостатки того или иного врача быстро становились достоянием гласности. Настоящему специалисту молва служила хорошим помощником, укрепляя его авторитет и особенно способствуя лечению им заболеваний невротического характера, приводивших к различным функциональным расстройствам. Живой отклик общественного мнения был столь же действен и по отношению к невежественному или неудачливому лекарю. Порицание таких медиков тогда не ограничивалось устной формой, в нем принимали участие и писатели, иногда достаточно известные. Например, поэт Гедил, живший в III в., сочинил острую эпиграмму на одного из современных ему медиков — Агида[430]. Такое сатирическое стихотворение могло положить конец врачебной практике незадачливого лекаря.
Но самым серьезным фактором было внимание полисных властей к деятельности медиков, особенно тех, кто занимал официальную должность врача. Небольшие размеры греческих государств облегчали наблюдение полиса за работой практиковавших в нем врачей. Все удачи или промахи лекаря были на виду у граждан, поэтому оценка складывалась в прямой зависимости от действительных результатов его труда. Конечно, иногда лекарь мог встретить преднамеренно враждебное отношение, особенно если он имел влиятельных личных врагов. Но вопрос о здоровье был животрепещущим для каждого человека, поэтому естественное стремление больных получить помощь у знающего лекаря создавало условия для выявления наиболее квалифицированных врачей. Со временем накапливалось все больше достоверных данных, подтверждавших репутацию каждого медика.
Совершенно очевидно, что подобный путь отбора лекарей был достаточно сложен, но он был единственным: античная медицина не знала системы официальных дипломов, присваивающих звание врача и разрешающих вести самостоятельно медицинскую практику[431]. Вероятно, в крупных лекарских школах закончившие обучение молодые врачи торжественно приносили свою присягу, повторяя клятву Гиппократа, и только после этой церемонии считались достойными звания врача. Но, по-видимому, никаких письменных свидетельств они не получали. Существовала, конечно, устная рекомендация врача-учителя, но она, вероятно, сохраняла силу лишь в том случае, когда мастерство бывшего ученика росло непрерывно[432]. В противном случае положительный отзыв постепенно забывался, и печальные результаты