Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня
Большие города называли его своим почетным гражданином, дарили ему ключи к городским воротам. Пятнадцать стран вручили Гагарину самые высокие свои ордена. Посол нашей славы — всегда самый желанный человек в любом городе, в любом доме и хижине на земле.
За эти два года еще три фамилии прославили коммунистов. Титов, Николаев, Попович. Земля хочет видеть их, хочет обнять. И тоже не только за их храбрость и мужество. Два этих года мы шли вперед. Мы создали большие заводы.
Нашей воле покорилась большая река Енисей. Шире стали наши поля, дальше к звездам летели наши ракеты. В эти два года четыре коммуниста почти двести часов отработали в космосе. Эти двести часов работы под звездами — венец наших больших работ на Земле. Поэтому мир рукоплещет и бросает цветы к самолетному трапу, когда Гагарин, или Титов, Попович или Николаев говорят людям: «Здравствуйте!» В кино мы видели хронику этих визитов. Люди стараются протиснуться вперед, пожать руку или хотя бы взглянуть: «Каков он, этот Гагарин?» Всегда было так. По лицам героев судят о нации.
И вот герой дома. Его дом напоминает сейчас небольшой музей. Со всего мира — подарки и сувениры. Новейшей марки магнитофон, барометр, кинокамера, похожая на модель этажерки — модель самого первого самолета. Яйцо страуса. Я вез его для Гагарина из Африки. Там, на экваторе, торговец продавал сувениры. За это яйцо он не взял с меня денег: «Это подарок.
Передайте Гагарину». На столе — модели самолетов и новейших ракет, книги и трогательный рисунок мальчишки из Ярославля с просьбой сообщить, как поступить в космонавты.
Тикают часы. Галя уснула у отца на коленях.
Отец уносит ее в постель. Возвращается. Опять разговор о разных земных делах, о новых стартах.
— Будут?
— Конечно.
Гагарин берет большой календарь, листает, улыбается:
— Нет, я и сам не знаю когда… И кто, пока трудно сказать. Готовимся…
Гагарин по-прежнему староста в «космическом классе».
Сегодня он вместе со всеми летал.
— Самолет — лучшая тренировка для космонавта.
Три дня назад он прыгал на парашюте.
— Приземляюсь. Бегут ребятишки навстречу: «Гагарин!.. Гагарин опять летал!..»
— А что, такой случай не исключается?
— Конечно, нет…
Прощаемся на пороге. Еще чей-то звонок. Гагарин берет трубку:
— Да… Слушаюсь… Хорошо, товарищ генерал…
Пути проложены. Будут новые старты.
С каждым годом первый полет все больше будет казаться узенькой тропкой. Но именно за эту первую тропку люди во все времена будут отмечать двенадцатый день апреля.
Фото автора. 12 апреля 1963 г.
К Ленину
Красная площадь. 20 апреля. Полдень. Медленные шаги. Старики. Дети. Военные. Бородатый колхозник. Шофер. Русский. Монгол. Американец. Поляки. Индус. Украинец… Там, где люди идут, камни заметно стерты подошвами. Идут тридцать девять лет. Тысячи и тысячи людей.
У двери с надписью «Ленин» снимают шапки.
Кто эти люди? Десять минут я говорил с проходившими. Спрашивал каждого пятого: назовите ваш город, деревню, давно ли в Москве, как зовут, профессия?
Десять ответов:
Я из Иркутска. Шпиро Борис. Мастер на заводе. Родом с Украины. В Москву приехал утром сегодня. Да, сюда в первую очередь…
Я из Москвы. Сорокина Таня. Вожатая 20-й спецшколы. Привела своих ребятишек. Вот они — семьдесят малышей…
Я из деревни Богуславки Горьковской области. Сычев Кузьма Иванович. Годов — 72. Решил: раз в жизни надо съездить в Москву. Нынче утром с дочкой приехал. Конечно, дела разные есть. Но сегодня все отложил…
Я из Нью-Йорка… Доктор Хрлич по-русски знает только два слова: спасибо и Ленин. Доктор поставил у меня в записной книжке свой штампик с адресом: «Доктор Хрлич М. Д. Бруклин, 29. Нью-Йорк».
Я из Пекина. Тан Бао-тань. Инженер. Это мой друг Ну Кей-чин…
Я из Медногорска. Это, может быть, слышали, около Оренбурга. Владимир Самойлов. Профессия — грузчик. А это жена — Тося. Она работает аппаратчицей. Сегодня утром приехали. Да, к Ленину первый раз.
Я из Познани. Андрей Пэучинский. Студент.
Я с группой польских туристов. Москва замечательная. Но все остальное потом. Наш долг: сначала прийти сюда…
Я из Кременчуга. Банков Юрий. Металлист. Это моя жена Валя. А это дочка Виктория. В Москве проездом.
Я с Цейлона. Парламентарий. Имя? Записывайте… Конгахаканканамге Д. Д. Перера. А это мой спутник. Фамилия такая же длинная. Мы прилетели сегодня ночью…
Я из Зарайска. Василий Савушкин. Шофер. Оставил тут в одном месте машину. В спецовке вроде бы и неловко. Но к Ленину, говорят, даже в лаптях приходили…
Друг за другом — тысячи людей. К Ленину за советом, за верой, за силой, за мудростью. Дорожка по стертым камням — к Ленину. Легче потом по всем дорогам идти…
21 апреля 1963 г.
Зеленый дым
Всю ночь кричала, задыхаясь от страсти, дикая утка. Кричали жерлянки. Под самым окном плескалась вода. Раза три за ночь мы брали фонарик и, пугая уснувших кур, шли к берегу. За день под водой скрылся выгон с плетнями и остатками почерневшего сена. Берег отступал и уже приготовился отдать половодью лесную избенку с палисадником, старыми санями и белыми курами во дворе. В воде у ветлы стояла деревянная рейка. Последний раз она показала нам цифру 100 м и скрылась. Лесник сел в лодку и перенес рейку на край воды.
Остаток ночи мы вспоминали снежную зиму, вспоминали, в каком году случился такой же разлив, говорили о самолетах, бомбивших лед у мостов, о вертолетах, снимавших у Дона людей с затопленных крыш.
А утром речная пойма запылала пожаром. Загорелась сначала полоса неба, потом вершины бронзовых сосен, потом красным и розовым светом загорелась вода. И пошел дым. Зеленый пахучий дым клубился над самой водой. Из дыма вставало солнце.
Вчера вечером был такой же пожар. Но дыма не было. Лес стоял темно-сиреневый. За одну теплую ночь на затопленных ветлах лопнули почки. Прозрачная зелень пошла над водою клубами легкого дыма. И никто не тушит пожара. Летают пчелы в дыму. Дрозд и зяблик повернули головы к солнцу и славят лесной пожар. Два журавля летят низко над лесом, потом взмывают и кружатся, кружатся. Лес гудит пчелиными крыльями, птичьими голосами.
Три человека без шапок стоят у воды и молчат. Лодка привязана к сухому облезлому дереву.
Если стукнуть по дереву палкой — гудит колоколом. Дятел выбрал самый певучий сук, ударил носом: дррр-р-р… Упругий сук отзывается, как струна. Далеко слышно. Не всякий скажет, что это птица. Кажется, трутся друг о друга деревья.
Дятел взлетает челноком, ныряет в верхушках осин. Возвращается на тот же сук. Дррр-р-р…
Мы переглядываемся:
— Как назовем экспедицию?
— Давай в честь него: экспедиция «Дятел».
Беремся за весла, зеленый дым плывет нам навстречу.
* * *
Две лодки. Одна — моторная, другая — маленький челночок — привязана сзади моторной.
Цель экспедиции: поглядеть, как живется зверью. Зима стояла суровая. Зверь отощал, а тут сразу нагрянуло вселенское наводнение, вся пойма Хопра затоплена. Летом, если испетлять заповедник, насчитаешь больше трехсот озер.
Сейчас все слилось в сплошное море. Плывем вровень с ветками вязов, осин и дубов, поддеваем веслами размокшие сорочьи гнезда. Вода дотянулась к самым скворечникам. Водяная крыса испуганно прыгнула с ветки, поплыла и юркнула в птичий домик.
Упавшие деревья лежат в воде черными крокодилами. Приглядишься к дереву-крокодилу — на нем еще одна крыса, а рядом колечком свернулся уж. И еще один рядом. Э-э… это не уж. Нет на голове желтых опознавательных знаков.
Егерь Леонид Иванович тянет руку с веслом, но промахивается. Змея скользнула в воду и поплыла. И еще семейство ужей лежит колечками во всю длину упавшего дерева. Подняли головы, провожают нас взглядом, на всякий случай показывая раздвоенные быстрые языки.
Скоро мы убедились: на моторке увидишь только ужей. Оставляем большую лодку и плывем на маленьком челночке. Стараемся не ронять даже капель с весла. Тихо скользит челночок между стволами ольхи. Летит пух от коричневых шишек рогоза. Тревожно кричит птица канюк. Черный потонувший ольховник кажется сказочным древним лесом. Кажется, повали в воду деревья — и сразу начнет зарождаться каменный уголь. По мутной воде перед лодкой то и дело разбегаются стрелки. Поднимаем вопросительно брови.
— Рыба, рыба… — шепчет егерь.
Из Хопра и заповедных озер рыба сейчас вышла на мелководье, гуляет по лужкам и опушкам, где летом пасутся олени, мечет в потеплевшую воду икру. Тут, в мутной воде, легче всего поймать загулявшую рыбу. Тут браконьеры чаще всего ставят сети. Тут легче всего и накрывать браконьера. Тихо плывет челночок, даже капли с весла не уронит.
