Петер Хенн - Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя. 1943-1945
Я, должно быть, был очень бледен, когда сидел около приемника.
– Прошлой ночью досталось именно моему городу, Зиги.
– Что ты собираешься делать?
– Попробую позвонить туда.
– Ты же знаешь, что это не имеет смысла.
– Я все равно попытаюсь.
Из столовой я пошел в телефонную будку, надеясь, по крайней мере, дозвониться до ближайшего к Аугсбургу аэродрома. Сначала я связался с оберстом из Рока-ди-Папа и попросил разрешения воспользоваться штабной линией связи Рим – Мюнхен. Я получил согласие. Из Мюнхена я смог соединиться с аэродромом в Аугсбурге. Оператор ответила, и я назвал ей номер своей группы. Девушка согласилась сообщить мне некоторую информацию.
– Со вчерашней ночи город до сих пор в пожарах. Ходить по нему нельзя, поскольку все улицы перегорожены. Только пожарным и гражданской обороне разрешается пересекать ограждения.
– Все так плохо?
– Здесь, в десяти километрах, мы чувствуем запах гари.
– Какие кварталы пострадали больше всего?
– Центр и восточные предместья. Где вы живете?
– Рядом с собором.
– Боже мой!
Это восклицание, произнесенное полушепотом, вероятно, предназначалось для ее коллег, но я, в Тускании, услышал его.
– Что происходит там вокруг?
Тишина.
– Пожалуйста, скажите мне.
Запинающийся голос ответил:
– Лейтенант, я думаю, что там не осталось камня на камне.
После того, что сказала девушка, я повесил трубку. На следующий день я опять позвонил ей и попросил, чтобы она набрала номер моего домашнего телефона и сообщила мне, если связь снова работает. Она пообещала и повесила трубку. Я не смог дозвониться ни на другой день, ни в течение нескольких следующих дней. Мы все еще ждали приказ о переброске, и я боялся не дождаться известий из Аугсбурга до того, как мы покинем Тусканию.
Во время этого ожидания мысли у меня были самые мрачные.
Однажды, когда мы были с Зиги наедине, я спросил его:
– Что мы можем сделать с происходящим? К чему это сведется в целом?
– Это очень просто, старик. В следующий раз, когда ты встретишь в воздухе четырехмоторный бомбардировщик, то тарань его. Тогда ты будешь совершенно уверен в том, что он не сможет сбросить никаких бомб на твой родной город.
– Ты говоришь ерунду. Что ты делаешь, когда играешь в карты и не имеешь никаких козырей? Ты сбрасываешь карты. Парни же, управляющие этой войной, делают строго противоположное. Они продолжают играть до конца. А кто заплатит за ущерб? Не они, конечно, а ты и я. Положение когда-нибудь изменится в нашу пользу? Я спрашиваю тебя. Что мы делаем сейчас? Приблизительно каждый полдень, когда появляются «Крепости», мы очищаем аэродром и бежим в укрытия. Почему? Чтобы не рисковать. Та же самая история была и в Трапани. Они[139] надоели до смерти историями о своем секретном оружии, пытаясь поднять наш моральный дух. Но в действительности плацдармы, наступления и превосходство в воздухе были в руках противника. Большие «ящики» с их ковровыми бомбардировками, истребители, которые всегда опережают нас, «Мустанги» и «Тандерболты» – это реальность. А что мы можем противопоставить им? Ничего, кроме болтовни. Зиги, подумай о пустых стульях вокруг столов в столовой и скажи мне, это реальность или нет.
– Ты видишь ситуацию в черном свете.
– Если ты окажешься прав, то, как только эта война закончится, я подарю тебе то, что ты захочешь.
Если бы Герберт был жив, то он, конечно, нашел бы какой-нибудь правдоподобный ответ. Но я не могу найти его. Я упорно пытался. Нет никакого ответа.
– Старик должен был дать тебе отпуск. Ты бы вернулся в хорошем настроении.
– Воодушевленный бомбами? В этот момент я должен был бы гнить в общей могиле.
– Не говори подобной ерунды.
– Хорошо, Зиги, ты знаешь, что мы здесь в течение долгого времени не делали ничего, только разговаривали. Пустая болтовня, говорю я тебе, пустая болтовня. Я не верю ни одному слову, которые они говорят нам.
– Это то, в чем я тебя упрекаю. Вера может сдвинуть горы, ты же знаешь.
– Не смеши меня. Я никогда не видел сделанное ею. В любом случае одно точно – ты не можешь одной верой сбивать «Крепости».
– Что же известно относительно нашего секретного оружия, которое должно появиться со дня на день?
– Я словно святой Фома – верю только тому, что могу увидеть. Давай спокойно ждать, пока оно не прибудет. Ты никогда не сможешь заставить меня поверить в то, что они будут тянуть с его применением, пока наши дома не сровняются с землей. Как наиболее заинтересованное лицо они могут послать меня на Луну или в Сахару. После того как я получил некоторые известия из дому, меня совершенно не волнует готовность секретного оружия. Я устал от ожидания.
– А болтовня продолжается…
Спустя две недели в дверь моей комнаты постучали. Вошел ординарец с телеграммой.
Я вырвал ее у него из рук. Зиги вышел из комнаты. Когда он вернулся, то нашел меня сидящим на кровати с телеграммой в руке и смотрящим прямо перед собой. Он склонился над моим плечом, чтобы прочитать ее. «Дом имеет повреждения категории «С». Все хорошо. Хелла».
– Что я говорил тебе?
– У тебя есть какие-нибудь мысли относительно того, что это означает? Что это – категория «С»?
– Это, должно быть, один из видов классификации ущерба. Если стены не повреждены – категория «А»; когда дом разрушен – категория «В»; а когда уничтожен и подвал – категория «С». Главное же состоит в том, что они все живы.
– Да, ты прав.
– Завтра мы отправляемся в Белград. Приказ о переброске только что прибыл.
– Они готовят там все с чесноком, – пробормотал я. – Очевидно, это очень полезно для здоровья. Можно рассчитывать на восстановление господства в воздухе.
Глава 15. Балканское приключение
Группа на бреющем пересекала Хорватию, следуя юго-восточным курсом. Я изучал маршрут по карте, разложенной на коленях. Она была полна красных кругов, обозначавших районы, контролировавшиеся партизанами, говорившими на странном языке и убивавшими немецких пилотов, которые по ошибке приземлялись там. Красные пятна были повсюду. Каждый холм, каждая гора, каждое плато были обведены красным цветом.
Красный – симпатичный цвет, но он слишком волновал меня. К счастью, мой двигатель работал хорошо. Однако никогда не знаешь…
Лишь железнодорожные линии в долинах не были окрашены в красный цвет.
Местность, которая проплывала под моими крыльями, выглядела очень дикой: побеленные крыши, жалкие хибары, заболоченные луга, все в узких, затопленных долинах – действительно противное место для посещения.
В моих наушниках зазвенел голос Старика: «Перед нами Землин[140]. Расходитесь – мы собираемся приземлиться».
Группа недолго оставалась в этой старой турецкой крепости, и вскоре мы вылетели в Ниш. Это время едва ли было благоприятным для концентрации истребителей, и группа разделилась на четыре звена. Наша задача, как единственной истребительной группы, базировавшейся в этом районе Балкан, состояла в том, чтобы действовать в качестве сторожевых псов румынских нефтяных промыслов. В Нише была главная база, а нашим запасным аэродромом был Таксерул[141], около Плоешти в Румынии. Большую часть времени мы патрулировали над балканскими ущельями, и до появления врага наша жизнь была хороша.
К сожалению, Фоджа, большая американская авиабаза, была всего в 800 километрах от предгорий Карпат. И однажды утром до них смогли добраться «Крепости» и «Либерейторы». Какое-то время они были слишком заняты разрушением заводов синтетического топлива в рейхе, чтобы еще беспокоиться о нефтяных месторождениях Румынии. После жаркой Италии мы наслаждались восхитительным миром на Балканах.
В одно прекрасное утро четырехмоторные бомбардировщики, воспользовавшись этим благоприятным обстоятельством[142], появились в большом количестве. Наша идиллия закончилась. София, Белград, Ниш, затем Будапешт, Бухарест и, прежде всего, Плоешти – неизменно Плоешти – познакомились с ковровыми бомбардировками. По меньшей мере тысяча бомбардировщиков, сопровождаемая истребителями впереди, позади и со всех сторон, летевшая словно на параде, прибыла, чтобы продемонстрировать свое превосходство.
В обороняемой зоне противовоздушная оборона располагала одной немецкой истребительной группой численностью от тридцати до сорока машин и еще двумя группами на территории Румынии. Это было все.
Массированным соединением бомбардировщики пролетали над Албанией, а затем пересекали Сербию. Они всегда использовали один и тот же маршрут и всегда пролетали над Нишем. Там они приступали к выполнению своей задачи. Если «Крепости» разворачивались вправо, то их груз предназначался Софии; если они летели прямо, то оставляли свои визитные карточки в Плоешти. Когда они поворачивали влево, то их целью были Белград или Будапешт.
