Мамед Ордубади - Тавриз туманный
Гаджи-Мухамед струсил не на шутку.
- Слава богу, я узнал о состоянии здоровья господина сардара, о чем могу сообщить господину генеральному консулу, - пролепетал он и поспешил уйти.
ПРИЕМ У САТТАР-ХАНА
Вот что рассказала Нина потом о свидании с Саттар-ханом и о знакомстве с его женами.
- В дверях стояли вооруженные часовые, а бывших там вооруженных людей нельзя было и перечесть. Свои удостоверения мы передали стоявшему в дверях муджахиду, который хорошо читал по-русски. По типу и разговору он был похож на кавказца. Наши удостоверения были проверены вторично и все же нас не пропустили. Наконец, взяли их к Саттар-хану. Не прошло и минуты, как караульные получили распоряжение пропустить нас, Тардова с женой и меня. Мы прошли в приемную комнату сардара. Он сидел на тюфячке с открытой головой и курил кальян. При виде нас он накрыл голову папахой. За нами вошел Тардов. Сардар, не подымаясь с места, разрешил Тардову сесть и, когда тот садился, чуть приподнялся на месте.
Тардов сел в кресло. Мы же продолжали стоять. Тогда сардар встал и, подойдя к нам, протянул руку. Я почувствовала жесткую и сухую, как подошва, руку с длинными костлявыми пальцами. Пожимая наши руки, сардар что-то говорил. Переводчик, взятый Тардовым, перевел:
- Сударыни! Вы осчастливили мой ничтожный дом. Если я и не смогу оказать подобающих вам услуг, то все же вы унесете с собой воспоминание о том, как вашу руку пожимал верный солдат иранской революции. Прошу садиться.
Сардар усадил нас в кресла и занялся Тардовым, а я принялась разглядывать комнату; не будь здесь столов и стульев, ее смело можно было бы принять за военный окоп. Во всех углах комнаты стояли ружья всевозможных систем и ящики с патронами. Сам сардар сидел вооруженный, даже прислуживающие люди были обвешаны оружием. На столе, который обслуживал специальный телефонист, стояли телефоны различных систем.
Саттар-хан еще не перешел к официальной беседе с Тардовым и говорил ему всякие любезности. Наконец Тардов стал задавать вопросы:
- Читали ли вы в газетах о том, что правительство присылает в Тавриз правителя?
- Читали. Ваши и даже английские газеты читают и переводят мне. Читаем мы и ту газету, где вы работаете. Мне переводили две ваши статьи. Я получаю и "Новое время". Я отказался принять корреспондента этой газеты, которую мы рассматриваем не как выразительницу мнений русского народа, а как орган определенной группы, угнетающей широкие массы. Конечно, вы не сможете опубликовать моих слов в вашей газете, но мы хотели бы, чтобы русский народ узнал настоящую правду о том, как родилась наша революция и что вынуждает нас бороться. Пусть русский народ знает, что и мы хотим жить по-человечески, и мы хотим быть хозяевами в своем доме. Мы хотим, чтобы наши соседи великие державы - не делили нас, как маленькое государство, между собой, а помогали нам, дали нам возможность жить спокойно и развивать свою культуру. Вот почему, сударь мой, мы стали под ружье.
- Если Эйнуддовле двинет на Хавриз сильное войско, - предложил Тардов еще вопрос, - сможет ли революция противопоставить ему равную силу?
- Этот вопрос я вынужден оставить без ответа, так как о вооруженной силе революции мы никому не даем сведений. Что же касается войны с Эйнуддовле, то нам она не страшна, так как и мы, и наши враги уже испытали наши силы. Для нас безразлично с чьими войсками бороться, с войсками ли Рахим-хана или Шуджай-Низама, Макинского хана или Эйнуддовле. Мы одинаково будем бить их, а не они нас.
- А если численностью их войска будут превосходить ваши, сумеете ли вы организовать сопротивление? - спросил Тардов.
- Пророчествовать нельзя, - ответил сардар, - но опыт показал, что имеющиеся в Тавризе силы могут защитить город, так как Тавриз, как и все восточные города, распланирован таким образом, что большую армию развернуть в нем нельзя. Поэтому, как бы ни были велики силы противника, для военных действий можно использовать только ограниченную часть их.
- Не упускаете ли вы из виду, что правительственные войска состоят из регулярных и обученных частей, ваши же отряды состоят из добровольцев?
- Правительственные силы - не войско. Это лисицы, собранные из тысячи долин, чтобы пограбить жителей Тавриза и опустошить богатый город. Вы, как корреспондент газеты, должны хорошо знать, что человека увлекает в войне и делает упорным бойцом идея. Правительственные войска состоят из сброда бездельных, бессознательных людей. Их единственная цель - грабеж. При первой же серьезной неудаче они обратятся в бегство и не станут сопротивляться только для того, чтобы быть убитыми или убивать нас. Эйнуддовле возьмет с нас не больше, чем его предшественник Рахим-хан.
- Если правительство предложит мир, примет ли его Тавриз?
- Правительство и теперь предлагает нам мир, но оно не удовлетворяет требований народа. Кроме того, мы не доверяем этим мирным предложениям.
- Вы боретесь против системы правления или лично против Мамед-Али-шаха?
- Мы пока не ведем борьбы против образа правления, мы требуем лишь восстановления конституции. Мамед-Али защищает реакцию, потому мы ведем борьбу и против него лично.
- Как вы относитесь к правам царского правительства в Иране?
- Ко всему, что устанавливается взаимным соглашением, мы относимся с уважением. Мы никогда не нарушим ничьих законных прав. Но если эти права взяты путем насилия, то нам трудно ценить и уважать их.
- Что вы подразумеваете под правами, взятыми путем насилия?
- У нас еще не было времени заниматься этими вопросами конкретно. Да мы и не дипломаты, в таких вопросах можем ошибиться. Я лишь солдат, обслуживающий нужды революции военной силой.
- Не скажете ли мне что-нибудь о ваших взаимоотношениях с Багир-ханом?
- Отношения наши вполне удовлетворительные. Для разногласий нет никаких причин, так как у каждого своя определенная функция.
- Кому принадлежит главное руководство?
- Фронт Багир-хана наиболее опасный. Он ежечасно находится под угрозой наступления правительственных войск и контрреволюционеров Девечинского района. Поэтому военная и руководящие организации сконцентрированы в районе, где живу я. А в общем, и Багир-хан, и Саттар-хан проводят в жизнь постановления военно-революционного совета.
- Правда ли, что многие богачи, даже помещики, стали на сторону революции ради личных выгод?
- Это вопрос простого расчета. Если богачи пытаются использовать наше движение ради будущих благ, то мы используем их теперь же, а не ради будущего. По-моему, такие случаи имеются и в лагере контрреволюционеров. Надо заметить, что в Иране партийная борьба не развита, поэтому политические убеждения отдельных групп еще недостаточно выяснены. В настоящее время борются два лагеря - революции и контрреволюции. Фронт не место для разрешения партийных споров. Неуместно проверять людей и их идеи под градом пуль. Поэтому мы приветствуем каждого, кто становится рядом с нами и стреляет в наших противников. Если же кто-нибудь из них повернет оружие против нас, то и мы направим в него свое оружие.
По окончании беседы подали чай и сладости.
- Быть может, вы пожелаете познакомиться и с моей убогой семьей? спросил сардар, обращаясь ко мне и жене Тардова. Она посмотрела на меня.
- Если господин сардар разрешит, - сказала я, - мы с удовольствием познакомимся с семьей сардара.
- Проведи наших дорогих гостей в комнату ханум, приказал сардар вызванному старому слуге.
В гареме Саттар-хана особой роскоши мы не заметили.
Старшая жена Саттар-хана сидела на подушке и, прислонившись к завернутой в шелковую простыню постели, курила кальян. Увидев нас, она, согласно восточному обычаю, встала и, оказав нам должную встречу, усадила в кресла.
Стол, стоявший перед нами, был уставлен всевозможными конфетами и другими сластями. Нам подали чай и предложили папиросы и сигареты.
Жене Саттар-хана было приблизительно лет тридцать пять. Передние зубы ее от курения кальяна совсем почернели. Она не употребляла ни румян, ни белил. Это была женщина довольно красивая, с умным, добрым лицом; в глазах ее блестели искры юмора. Все ее движения были изящны.
Мы хотя и не понимали ее, но с удовольствием слушали ее нежную музыкальную речь.
Она не была одета, как тавризские женщины. Когда я спросила ее об этом, она ответила, что Саттар-хан не любит наряда тавризских женщин.
Ко мне она отнеслась особенно приветливо. Я решила, что об этом просил сам Саттар-хан.
Вторая жена Саттар-хана, одетая в европейское платье, все время стояла на ногах и в качестве хозяйки угощала нас. Саттар-хан женился на ней уже после начала революции, и поэтому она, как младшая жена, не садилась в присутствии старшей. Глаза ее были чересчур черны, видно было, что она подсурьмила их. Когда она моргала, то длинные ресницы, находя одна на другую, напоминали черный гребень.
