Александр Иванченко - Путями Великого Россиянина
Через семь лет, день в день, совет раввинов Амстердама вынес приговор: Уриэля Акосту необходимо подвергнуть новому раскаянию, ибо сказано: «Грешить дозволено, если грех совершается тайно» (Kiddusch, 40,1). Следовательно, никакой нормальный человек (еврей) сам признаваться о тайных грехах своих не станет. Уриэль же при первом своём покаянии говорил о многом, о чём в его мерзкой книге нет ни слова. Но умом он не повреждён, иначе прочитать весь Талмуд и написать о нём свою поганую книгу не смог бы. Отсюда ясно, что он не каялся, а злостно лгал, издевался над всеми, кто его слушал. Поэтому раскаянию он подлежит вновь, принудительному.
В переполненном народом огромном зале Большой синагоги Уриэля взвели на хоральный помост, словно на эшафот, раздели до пояса, затем два служки синагоги начали медленно разворачивать перед его глазами исписанный крупным каллиграфическим почерком свиток, приказав читать написанное чётко и громко. То была речь о всех его прегрешениях, о многих из которых он для себя узнавал впервые, но читал, как велели...
Когда нижний конец свитка опустился до пола, Уриэль прочитал последнюю строку. Ему пришлось читать снизу вверх.
Служки не торопясь опять свернули длинный лист бумаги в трубку, отдали свиток стоявшему в ожидании третьему служке, вздохнули, расслабляя руки, как после тяжёлой работы или перед схваткой на ринге. Тот, третий, взявший у них свиток, поднёс ближе к ним стоявшее поодаль ведро с намокавшими в нём с вечера в солёной воде двумя сыромятными ремнями.
Вдруг весь зал грохнул:
– Мал кус!
В едином порыве вскрик из сотен глоток и... тишина.
Заломав Уриэлю руки, служки низринули его ниц.
Размеренные, под единое многосотенное «х-га-ах!» всего зала 39 протяжных ударов по голой спине низринутого. Эти два служки синагоги умеют бить так, чтобы от каждого удара кожа на спине наказуемого треснула, но кровь цепочкой фонтанчиков, как при этом, казалось бы, должно быть, не брызнула, а сначала впитала соль их хорошо намокшего в рассоле сыромятного ремня и прожгла не только мышцы под кожей спины, но и чтобы соль вошла в кровеносные сосуды этих мышц и разнеслась с таким же жжением по всему телесному организму малкусуемого. Поэтому нужно, чтобы ремень при ударе в кожу как бы влип, а затем его по образовавшейся под ним трещине в коже надо точно рассчитанным движением, не отрывая от кожи, неспешно протянуть.
Конечно, правильно производить малкус – вот этот обряд земного наказания грешника, посмевшего было возвысить свой голос против раввинов, – всякий не сможет. Этому необходимо долго и прилежно учиться, совмещая учёбу с постоянной практикой. Иначе всю, мудрость «Малкуса» не постигнешь. Над этой наукой, кроме Орла синагоги Маймонида и великого Менахема, трудились многие Господом Богом одарённые умы раввинов и до Маймонида и Менахема, и после них: рабби Бен Сыра, Абарбанель или Арбабенель, он же Абравенель, Раши, Бэхаи, Самуил, Мозэ, Исмаил, Елизааф, Бехаил, Ялькут... Всех не перечтёшь. Может, самому Иосифу, перед которым пал в прах гордый Египет, когда его земля перестала родить, а амбары Иосифа, сына Иакова, при безмозглом фараоне оказались полным-полны, первому открылась мудрость малкусования, чтобы так наказывать не провинившихся сынов Адама, Авели и Авраама, а нохримов (чужаков) египетских, ставших по слову Господа Бога и вразумлённого Господом Богом рабами евреев, что то же самое, как гои, ибо нохримы и вдобавок акумы, Хамово порождение от первочресл Ноевых. От них же, порождениях Хама и Иафета, да и большинства порождениях Сима, которые не от колена Фары, родившего Авраама, что означает «отец народов», равно как и жена его по первому имени Сара, ставшая по слову Господа Бога Сарой – матерью народов, сказано: «Если вол еврея пробил [рогами брюхо] вола нохрима, то еврей должен быть свободен от наказания и вознаграждения [нохриму]; если же вол нохрима пробьёт [рогами брюхо] вола еврея, то нохрим должен вознаградить [еврея за понесённый им] убыток, ибо Святое писание говорит: «Восстал Господь Бог и мерил землю, и отдал сынам Израиля всех гоев; увидел, что 7 своих повелений детям Ноя, те не исполнили, и восстал, и отдал всё их имущество сынам Израиля» (Tr. Baba, 2), что рабби Альбо вместе с другими раввинами поясняют: «Бог даровал евреям власть над кровью и имуществом всех [иных] народов мира» (Тг. Megilla, f. 13; Schek, f. 7.1; Sotu, f. 36,2; Kad. Hak. 56,4 и т.д.). А почему? Об этом ясно говорится в Наике (Талмуде): «Евреи приятнее Богу, нежели ангелы... Иудей одно существо с Богом, подобно тому, как сын одного существа с отцом... Не будь евреев[7], не было бы ни блага на земле, ни солнца, ни дождя... и народы бы не населяли мир, ибо всё сущее на земле создано Господом Богом для евреев и отдано Им, евреям, на вечные времена, потому каждый еврей, по слову Господа Бога, должен иметь 2800 рабов... Насколько человек стоит выше животного, настолько евреи стоят выше всех остальных народов мира... Семя рогатого скота и семя нохрима – одно и то же...» (Tr. Ghollinn. f. 91,2; Tr. Sanh. 58,2; Tr. Sanh. Ibid; Tr. Jebam. f.63,1 и т.д., и т.п.). Поэтому Орёл синагоги Маймонд учит: «Жалеть [по- человечески] гоя запрещено и сожалеть о нём запрещено, хотя бы [ты] видел его погибающим – утопающим в реке или близким к [другой] смерти» (Liad. chas. 1,10, 1, f. 40,1). Абарбанель же уточняет: «Кто не признаёт хотя бы одного изречения веры евреев, тот есть минаенин (отступник) и эпикуриеец, которого ты должен ненавидеть и истреблять» (Abarb. Zosch. am., f. 9,1). Здесь Абарбанель различия между гоями и минаенинами из евреев не делает, ибо сказано: «Праведно убивать минаенина своими руками» (Тr. Aboda, f. 4,2, Tos.). И тут ясно имеются в виду минаенины из евреев.
Тот, низринутый на хоральном помосте Большой синагоги Амстердама, минаенинин как будто из евреев, но его пощадили, дали возможность раскаяться, потому что из Португалии, вроде земляк Абарбанеля и бывший ДА Коста, ЕГО МИЛОСТЬ ГИДАЛЬГО. Абарбанель завещал сафардимов (испано-португальских евреев), хотя бы и минаенинов, смертью не карать. Абарбанель знал, что завещать, ибо он такой же великий, как Менахем, а оба они образами своими приближаются к образу Орла синагоги Маймонида.
Но дружно подбадривавший служков своими «х-га-ах!» зал Большой синагоги Амстердама бурно вознегодовал. Под ударами хорошо намокших в рассоле сыромятных ремней малкусуемый, закусив нижнюю губу, не издавал ни звука и даже не вздрагивал, хотя было видно: служки работали правильно и старались, после «протяжки» кровь из трещин на спине низринутого начинала сочиться. Но пока его готовили к прочтению покаянной речи, у всех в зале было достаточно времени, чтобы при множестве почти не коптящих толстых восковых свечей рассмотреть его внешность. Костлявый, невысокого роста. Понятно, без ермолки, простоволосый, ибо минаенин, пока не раскаялся и не прошёл через обряд малкуса. Лохмы чёрные, как шерсть на овце, ибо волнами, глаза выпуклые, карие, нос с горбинкой, как у сефарда, но рот слишком большой, губы, словно вздутые, слишком алые и зубы слишком белые. Кожа тоже слишком смуглая. Рот типичного мавра либо фалаша (эфиопского еврея). Последние, фалаши, если и воспитываются в иудействе, все равно остаются акумами и, собственно, теми же неграми. Рабби же Елизаафом сказано: «Так как негр отличается между всеми тварями...» (Pirke ер., 53), но не сказано «между людьми». Однако, когда фалаш подвергается малкусу, он вопит и трясётся, а этот – нет. Его отец, Педро да Коста, – известный многим евреям Европы португальский маран, принявший для виду католичество, чтобы заслужить у короля гоев титул его милости гидальго, а дядя, пронырливый Бальтасар, стал даже приором иезуитского ордена на Балабаре. Но Педро определённо преступил закон Наики, бросив семя в утробу мавританской нохримки и взяв потом её порождение себе в сыновья. Не внял словам Орла синагоги Маймонида, который говорит: «Можно женщину во время её неверия посрамить через соединение» (Lod. Chos. 2,2, num. 2,3). Сказано, конечно, деликатно, но рабби Абарбанель пояснил, что имел в виду Орёл синагоги Маймонид: «Женщина, не принадлежащая к дочерям Израиля, суть скотина» (Malk. h. p. tawo). Она не может родить человека хотя бы и от семени человека, ибо «суть скотина». Следовательно, этот на хоральном помосте молчит под ударами хорошо намокших в рассоле сыромятных ремней и даже не вздрагивает потому, что он гой, а гои боли не чувствуют, ибо «суть скоты», если же и визжат под ударами плети, то лишь для того, чтобы показать, будто у них тоже есть ка- кие-то качества человека. А этот меньше сообразительный, нежели вол. Но, будучи гоем, он не только читал Наику, а посмел даже осуждать раввинов. В Наике же прямо сказано: «Если иноверец (акум или гой) читает Талмуд, он достоин смерти» (Tr. Sanh. f. 39,1). С этим же цацкаются, над говорящей скотиной, которая ничего не чувствует, устроили обряд малкуса. Срам! Убить его надо, четвертовать по-гойски здесь же, на хоральном помосте, а лучше всего медленно выпустить из него кровь, чтобы впиталась в доски помоста: гойская кровь – единственное у них, что сравнимо с благодатной росой. Как бы там ни было, но не может же гой выйти из синагоги, коль сюда его ввели!
