Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922 - Александр Геннадьевич Зорихин
Видимо, исходя из тех же предположений о назревавшем в России политическом кризисе японское руководство заменило в январе 1917 г. военного атташе Одагири тесно связанным с русскими армейскими кругами генерал-майором Исидзака Дзэндзиро, рассчитывая через него не только черпать информацию из Ставки и Военного министерства, но и влиять на развитие внутриполитической обстановки в выгодном для империи направлении.
Донесения Исидзака в Токио зимой 1917 г. не внушали повода для оптимизма. В них военный атташе отмечал нараставший политический кризис в России и высказывал предположения о неизбежной смене режима. 23 февраля 1917 г. Исидзака телеграфировал: «Ходят упорные слухи, что во время запланированного на 27 февраля открытия сессии российского парламента произойдет восстание рабочих. Симптомы этого очевидны». Спустя сутки он уточнял: «Положение Кабинета министров сейчас таково, что по мере приближения даты открытия парламентской сессии оно становится все более неустойчивым. А если принять во внимание объявленный уход в отставку министров внутренних дел, земледелия и главного представителя по делам церкви, то пребывание правительства у власти становится проблематичным»323.
Февральская революция 1917 г. потребовала от японской военной разведки мобилизации всех ресурсов на получение достоверных сведений о политической ситуации в России и перспективах российско-японского военного сотрудничества. В середине апреля Токио поставил задачи военному атташе в Петрограде генерал-майору Исидзака Дзэндзиро выяснить перспективы выхода России из войны и заключения сепаратного мира с Германией, будущую форму ее государственного устройства, оценить распределение сфер влияния между Временным правительством и Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов, влияние революционных партий на армию, ее отношение к происходившим событиям, а также возможность сохранения существовавшей линии фронта и наличие у русского командования планов совместного наступления с войсками Антанты на западном и восточном направлениях324.
Для решения этих задач Исидзака задействовал японских военных представителей в действующей армии, которые подготовили аналитические справки о состоянии русских вооруженных сил. Кроме того, 22 апреля Исидзака обратился к генерал-квартирмейстеру ГУГШ генерал-майору М.И. Занкевичу с просьбой выдать удостоверение капитану Юса Кохэй и переводчику лейтенанту Кимуре Сигэкити для поездки с 25 апреля по 25 мая под предлогом «ознакомления с коннозаводством» по маршруту Москва – Воронеж – Хреновая – Харьков – Полтава – Ростов – Великокняжеская (Пролетарск) – Царицын (Волгоград) – Саратов – Козлов, против чего российский Генштаб не возражал325. Спустя три месяца – 9 июля – Исидзака вновь запросил у ГУГШ разрешение на трехмесячную поездку «по личным делам» для майора Хиросэ Дзюсукэ, который планировал посетить Кемь, Архангельск, Москву, Киев, Одессу, Севастополь, Владикавказ, Тифлис (Тбилиси), Баку, Астрахань и Самару326.
Не ограничиваясь усилением разведывательной деятельности в европейской части России, военное министерство весной 1917 г. отправило в Северную Маньчжурию опытного офицера разведки подполковника Куросава Хитоси, способного на месте правильно оценить обстановку и в случае ее резкого обострения возглавить региональный разведывательный центр. В апреле 1917 г. Куросава, прикомандированный к Квантунскому генерал-губернаторству, выехал в Харбин официально для руководства языковой практикой находившихся на Дальнем Востоке японских офицеров; фактически же он возглавил всю разведку Генштаба на Дальнем Востоке, в Забайкалье и Северной Маньчжурии. В помощь ему на годичную языковую стажировку в Хабаровск в июне 1917 г. был направлен сотрудник русского отделения РУ ГШ капитан Окабэ Наосабуро327.
Органы контрразведки дальневосточных военных округов не смогли своевременно вскрыть усиление деятельности японских спецслужб на подведомственной территории. Объектами их разработок по-прежнему оставались заподозренные в шпионаже японские колонисты и установленные офицеры разведки под легальным прикрытием. Все внимание контрразведывательного отделения штаба Иркутского военного округа зимой – летом 1917 г. сосредоточилось на наблюдении за братом хозяина прачечной из Иркутска Сираиси Кэйтаро, который, в отличие от реального резидента Югами Дзисабуро, к разведке никакого отношения не имел328.
Также вне поля зрения иркутских контрразведчиков остался подполковник Куросава Хитоси, хотя харбинский контрразведывательный пункт систематически освещал положение дел в местной японской колонии. Приоритетными объектами его наблюдения являлись подозреваемые в шпионаже резиденты в Цицикаре капитан Накаяма Сигэру, в Хайларе Ямадзаки Тораити и в Таонане капитан Хаяси Дайхати, хотя последний еще в декабре 1916 г. был награжден царским правительством орденом Святой Анны третьей степени за совместную разведывательную деятельность против немцев. Кроме того, штаб округа усиленно искал японских шпионов среди служащих торговой компании «Кёсинся» во Владивостоке, докладывая в Петроград 6 сентября 1917 г. о наличии в ее штатах четырех офицеров разведки Генштаба Японии, тогда как 2-е управление своей резидентуры там не имело и получало сведения от агентуры Корейской гарнизонной армии и сотрудников генерального консульства329.
К лету 1917 г. кабинет министров Японии составил достаточно полное представление об обстановке в нашей стране благодаря докладам военного министерства и МИД. В числе прочих 15 мая Генштаб представил правительству подготовленный по донесениям Исидзака обзор «Общее развитие революции в России и истинное положение дел в армии». В нем отмечалась поляризация сил российского общества, на одном крае которого находились радикальные социалистические партии и группировка В.Н. Ленина, спекулировавшие на лозунге прекращения разорительной для государства войны, на другом – Временное правительство с умеренными социалистами, обладавшие большим авторитетом у населения и выступавшие единым фронтом за продолжение войны ради защиты Отечества. Исидзака, а вместе с ним и ГШ полагали, что последнюю точку зрения разделяют интеллигенция и подавляющая часть армии, поэтому считали невозможным заключение сепаратного мира России с Германией.
Касаясь состояния вооруженных сил, военный атташе оценивал как незначительное влияние Петросовета на действовавшую армию, которая в своем большинстве поддерживала Временное правительство и благодаря радикальным мерам командования сохраняла боеспособность. Однако из всей совокупности информации вытекало, что провести в ближайшее время запланированное на май совместное с Великобританией и Францией наступление Россия не сможет: по сообщениям японских наблюдателей с передовой, русская армия была обескровлена агитацией большевиков, призывами немцев к братанию, неясными перспективами для офицерского корпуса и дезертирством нижних чинов, в то время как состояние промышленности позволяло ей накопить достаточные запасы вооружения и боеприпасов не раньше чем к июлю – августу 1917 г.330
Суммировав всю информацию, японское руководство пришло к выводу о том, что революция является внутренним делом его союзника, и решило не вмешиваться в происходившие в России события, поскольку Временное правительство сохраняло верность союзническим обязательствам и, что было принципиальнее для Токио, не отказывалось от погашения долговых обязательств по японским поставкам оружия. Поэтому, несмотря на предложение военного представителя на румынском фронте подполковника Араки Садао направить на Дальний Восток две дивизии «для укрепления обороноспособности региона перед лицом возможной германской агрессии», этот проект не был рассмотрен331.
Победа большевиков в ноябре 1917 г. вынудила Японию существенно скорректировать политический
