Борис Греков - Грозная Киевская Русь
Надо думать, что этими указанными двумя случаями не исчерпываются все возможные виды ряда при поступлении на службу или на работу, потому что оба эти случая приводятся «Правдой Русской» только в связи с происхождением обельного холопства и отнюдь самостоятельного сюжета не составляют. Кажется, мы имеем еще одно довольно важное подтверждение высказанного положения. Статья Карамзинского списка озаглавлена: «О сиротьем вырядке», а под этим заголовком значится: «А жонка с дочерью, тем страды на 12 лет, по гривне на лето, 20 гривен и 4 гривны кунами»[228]. Если отбросить расчет на 12 лет, примерно взятый каким-то современным «Правде» «бухгалтером» вообще для всех его вычислений («а от 20 овец и от двою приплода на 12 лет… а от 20 коз и двою приплода на 12 лет… а от трех свиней приплода на 12 лет…» и т. д.), и отбросить итоговые цифры, всюду сопровождающие его примерные вычисления, то получим в этой статье очень краткое и вразумительное содержание: жонка с дочерью вырабатывает по гривне на год, и работают они в целях «вырядка», т. е. для того, чтобы получить право ухода от своего хозяина, с которым муж этих оставшихся после его смерти «сирот» заключил ряд. Это — семья рядовича. Аналогичное положение мы имеем в «Псковской Судной грамоте»: «А у которого человека, у государя, изорник помрет в записи в покрути, а жена у него останется и дети не в записи, а та им покрута платить по той записи»[229]. В «Правде Русской» имеется в виду случай, когда рядович умирает и жена его отрабатывает какие-то предусмотренные рядом обязательства. «Выряд» — это аннулирование «ряда», выход из зависимого положения, созданного рядом. Итак, рядович ни в коем случае не раб. Это, по московской терминологии, один из видов серебреничества. В хорошо всем известной грамоте середины XV в. кн. Михаила Андреевича Кириллову монастырю мы имеем довольно полный перечень поступающих на работу в монастырь людей: это — серебреники, половники, рядовые люди и юрьевские[230]. В грамоте разъясняется, что они могут уходить от своих господ только при условии выплаты серебра. Стало быть, это все, строго говоря, серебреники. Рядовые люди в этом перечне, по-видимому, те же рядовичи.
Если рядович не раб, то он также и не наемный рабочий капиталистического общества. Его зависимость чисто феодальная, так как рядович через договор вступает в зависимость крепостнического характера и становится принадлежностью зависимого населения вотчины рядом с холопом, т. е. входит в состав челяди.
Но это, по сравнению с рабством, несомненно, явление нового порядка, результат разложения патриархальной общины. Открепленные от средств производства недавние общинники вынуждены идти в эту кабалу. Положение рядовичей, как это видно из «Правды» Ярославичей, очень приниженное. «А в рядовницы княже 5 гривен, а в смерде и в холопе 5 гривен» читаем мы там. Эти 5 гривен не что иное, как возмещение убытка, причиненного хозяину-господину убийством челядина, в данном случае рядовича.
Мы не знаем всех условий существования рядовичей, но летописи, однако, дают нам основание думать, что их приниженное и тяжелое положение в момент обострения классовых отношений в связи с усилением наступления землевладельцев на общину определило их позиции в народных движениях, имевших место в XI–XII вв., и особенно ярко проявившихся в 1113 г., после чего в Киев и призван был господствующими классами Владимир Мономах.
Он должен был обратить внимание и на рядовичей.
«Устав» Владимира Мономаха говорит не о рядовичах вообще, а только об их разновидности — закупах, в которых нетрудно видеть все элементы социальной природы тех же рядовичей.
ЗакупыПересматривать литературу о закупах в целом я не собираюсь. Не могу лишь оставить без рассмотрений мнение Чичерина, заостренное Сергеевичем, о закупе как о наемном рабочем. Действительно, в некоторых редакциях «Правды» закуп называется «наймитом»[231], но понимать этот термин необходимо так, как его понимали современники «Правды», а не так, как понимаем его мы. Термины часто переживают свое первичное содержание, и их приспособляют к условиям, совершенно не похожим на обстановку, их породившую. Поэтому совершенно необходимо в изучении подлинных явлений жизни идти не от терминов к выяснению фактов, а самую терминологию объяснять условиями, ее создавшими. В памятнике XII в. несколько раз встречается термин «найм» в смысле «лихвы», т. е. процентов наряду с наймом в нашем смысле. Это сближение двух понятий в одном термине само по себе знаменательно.
В «Вопрошании Кириковом» мы имеем следующее место: «А найм деля, рекше лихвы, тако веляше учить: аже попа, то рци ему: не достоить ти служити, аще того не останеши. А еще простьця (мирянин в противоположность попу), то рци ему: не достоить ти имати найм… Дажь не могут ся хабить (воздержаться), то рци им: будите милосерди, возьмите легко: аще по 5 кун дал еси, а 3 куны возьми или 4»[232]. В «Поучении» новгородского епископа Илии читаем: «А и еще слышно и другие попы найм емлюще, еже священническому чину отинудь отречено». Совершенно ясно, что «найм» здесь, как весьма возможно и в «Правде Русской», нужно переводить термином «проценты», безуспешно запрещаемым церковными правилами в Средние века и на Западе, и у нас.
Закуп, названный наймитом, — это человек, не просто продавший свою рабочую силу, но при помощи «долга», через особого рода «ряд», т. е. договор, попавший в особого вида личную зависимость[233]. Не следует, однако, на мой взгляд, делать большое ударение и на понятии долга, так как мы и здесь рискуем модернизировать явление и впасть в ошибку. Договор займа совершенно ясно обрисован в «Правде Русской», но задолжавший человек еще не есть закуп. Закуп — несвободный человек, находящийся в тяжелых условиях зависимости. Это одна из обычных категорий феодальной зависимости населения, в какой находились непосредственные производители в Средние века вообще. Этот «долг» в данном случае играл ту же роль, что и при заключении договора о деревенской служилой кабале в Московском государстве, был условием покупки рабочей силы в форме феодальной кабалы и, может быть, и здесь, как безусловно в Москве, часто шел не кабальному человеку, а его господину, от которого он переходил под такую же власть к другому. Это та самая кабала, о которой писал в свое время В. И. Ленин: «И „свободный“ русский крестьянин в XX веке все еще вынужден идти в кабалу к соседнему помещику — совершенно так же, как в XI веке шли в кабалу „смерды“ (так называет крестьян „Русская Правда“) и „записывались“ за помещиками!»[234]
Такой же старый оттенок в понимании термина «наймит» мы, кажется, имеем и в самом начале XIV в. в Москве. В. князь Иван Данилович Калита в своей жалованной грамоте печерским сокольникам освобождает от платежа дани, между прочим, и «наймитов, кто стражет на готовых конех, а в кунах»[235]. Не будет большой экзегетической вольностью, если мы признаем в «готовых конех» аналогию с конем, на котором пашет хозяйскую пашню закуп, а в «кунах» — те самые деньги, при посредстве коих закуп становился в особую зависимость от своего господина.
В недавно воскрешенном из забвения очень интересном памятнике, в состав которого входит частично и «Правда Русская», этот предмет трактуется также весьма вразумительно. Имею в виду «Правосудие Митрополичье»[236]. Статья 27 звучит в несколько исковерканном старым переписчиком виде так (знаки препинания и некоторые исправления мои. — Б. Г.): «А се стоит на суде челядин-наймит, не похочет быти у осподаря[237]: несть ему вины, но дати ему вдвое задаток. А побежит от осподаря, выдати его осподарю в польницу». И ст. 28 и 29: «Аще ли убиет осподарь челядина полного, несть ему душегубства… А закупного ли наймита, то есть душегубство». Из этого текста видно, что закуп входит в состав челяди.
Здесь совершенно отчетливо различаются два вида челяди: челядин полный, т. е. холоп обельный, и челядин-наймит, или «закупный», несомненно, не кто иной, как хорошо известный нам закуп.
Напрашивается естественно сравнение со ст. 56 «Правды Русской» (Троицк. IV сп.) «Оже закупный бежит от господина, то обель; идет ли искать кун, а явлено ходить к князю, или к судьям бежит обиды деля своего господина, то про то не роботят его, но дати ему правду». И того же списка ст. 89: «А в холопа и в робе виры нету, но оже будет без вины убиен, то за холопа и за роба платити урок». Аналогию имеем в «Уставной Двинской грамоте»: «А кто осподарь огрешится ударить своего холопа или робу, и случится смерть, в том наместници не судят, ни вины не емлют»[238], тогда как закупа господин имеет право бить только «про дело»[239].
