Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 1. В соболином краю
Хорошо рассказывает Юра Ребров. И вспомнил старый мастер парнишку: куцая шинель, потертые буквы «РУ» на пряжке.
— Конструктором желаю… — сказал паренек восемь лет назад.
— А учение-то как? — спросил тогда мастер, подставляя под ноги ящик, чтобы будущий конструктор мог дотянуться до рукоятей станка.
— Семь классов имею.
— Ну что ж, можно и конструкторы! У нас все можно.
Прошло десять лет. Мастер почти не переменился, разве усы чуть больше заиндевели.
А Юрка стал конструктором. Большим конструктором. На Брюссельской выставке награду «Гран-при» получил за станок, рожденный на «Красном пролетарии».
— У нас все можно! — тихо, в усы, повторяет старый мастер, прислушиваясь к разговору молодых.
А какие новости привезли с целины Володя Королев и Толя Цветков?
— Хлеба, братцы, горы! Как работали? Смотрите сами: вот мозоли, вот медали, вот грамоты, благодарственные письма. Но не в них дело, о будущем годе думать надо. Работали на элеваторе, опять туда двинем. Станок там, братцы, в мастерской производства тысяча девятьсот капиталистического года. Развалина. Пообещали им в подарок новый послать. От всех наших комсомольцев обещали. Не будете ведь обижаться? Сделаем? К съезду партии как раз и пошлем…
Молодые краснопролетарцы слесарь Анатолий Цветков, токарь Владимир Королев, слесарь Владимир Митюшин, конструктор Юрий Ребров.
Вдумаемся в слова этих рабочих парней. По¬ехали за тридевять земель убирать хлеб. Убрали! Увидели: на каком-то элеваторе позарез нужен станок. «Сделаем, пришлем обязательно, нужен ведь». Это ли не хозяева земли! Это ли не забота о Родине! Недоспят, пожертвуют отдыхом, будут по килограмму экономить дорогую сталь, но раз обещали — сделают. Обещали к сорокалетию комсомола сделать сверх плана двадцать станков — сделали. К съезду партии завод обязался около трехсот сверхплановых станков дать. И еще один, этот вот, что так нужен на целине…
— Мы все можем! — говорят парни с «Красного пролетария».
— Мы все можем! — говорят 18 миллионов молодых, давая клятву партии держать, творить, мечтать и побеждать!
Фото автора. 31 октября 1958 г.
Пловцы уходят под землю
Ноябрь. Стынет вода в озерах и речках. Там, где летом пловцы бороздили воду, не сегодня-завтра можно будет пронестись на коньках. Но есть одно озеро…Впрочем, все по порядку.
С конным отрядом пограничников я ехал в предгорьях Копет-Дага. Слева поднимались скалы, справа тянулась вылизанная ветрами и солнцем пустынная степь. Немилосердная жара. Устали люди, устали лошади. Хоть бы глоток воды! И вдруг передний оборачивается:
— Купаться будем?
«Веселый народ пограничники, — подумал я, — понимают, что сейчас лучше всего подбодришь людей шуткой». Но что это? Мои попутчики спешились, и кое-кто уже снимает гимнастерки…
Морщинистая, похожая на лицо древней старухи скала. Беззубым ртом на этом сером лице зияет темное отверстие… Один за другим спускаемся в каменное подземелье. Десять метров вниз по шаткой лестнице, потом спуск пологий, по камням.
Подземная пещера. Наши голоса глухо звучат под сводами. Кажется, не привычное эхо, а кто-то таинственный на совиных крыльях разносит по пещере призрачные звуки.
Вход в пещеру.
Этот снимок удалось сделать при свете ракеты.
Душно. Рубашка прилипла к телу.
— Испарения от серного озера, к нему двигаемся, — поясняет идущий сзади.
С каждым шагом жарче и темнее. Потухает факел. Пока отыскиваются спички, успеваю зарядить кассету фотопленкой — темнота идеальная. Еще сотня шагов с факелом, и мы у подземного озера. Ширина его — метров тридцать, глубина большая, но вода необыкновенно чистая, и на дне видны отшлифованные временем камни.
Бултыхнулись в озеро. Вода теплая, почти горячая, приятная на ощупь и очень неприятная на вкус. Далеко не заплываем, держимся кучкой у каменного полуострова. Кто-то из смельчаков скрывается за темным поворотом скалы, но тотчас же возвращается — жутковато быть одному в непривычно горячей воде, среди полного мрака…
Пока отдыхаем на камнях, слушаю пограничников, уже не раз бывавших в пещере. Вода тут целебная — царапины заживают после первого купания. Озеро, видимо, проточное — сколоченный кем-то плот неизменно приплывает в маленький заливчик. Но откуда течет и куда уходит подземная вода, не могли сказать и ашхабадские географы, изучавшие пещеру.
Два часа барахтаемся в горной ванне, пора и честь знать, но уставшие от солнца пограничники не спешат. Прилаживаю аппарат, чтобы сфотографировать подземелье. Один из купальщиков укрепляет за мыском ракету. Приготовив аппарат, жду его сигнала.
Голубой, как при электросварке, свет заливает пещеру. Больно глазам. В считанные секунды успеваем рассмотреть высокий закопченный потолок, нагроможденные друг на друга глыбы известняка. Рассказывают, что в двадцать девятом году группу туристов застало возле озера землетрясение. Артиллерийский гул стоял в пещере, сыпались мелкие камни, но выстоял «подземный дворец». Выдержал он и сильное землетрясение сорок восьмого года…
Два с половиной часа мы не видели солнца. Оно обрушило на нас свой запас жары. Было решено дождаться прохлады в тени, у гор.
— Считайте, что вам повезло, — сказал старшина, — увидите самое интересное…
Часа через четыре солнце раскаленным блюдом прокатилось по гребню гор и, опалив полосу неба, скрылось. Тут и началось самое интересное.
Пискнула и исчезла в косом полете первая мышь. За ней из темного чрева пещеры вылетела другая, третья. Вот уже десятками, сотнями уносятся в степь крылатые обитатели подземелья. Гора похожа на гигантский улей с роем потревоженных пчел. Сплошным потоком летят мыши. Шум крыльев напоминает шорох частого летнего дождя. Проходит полчаса — поток все нарастает и нарастает. Мыши ловко обходят препятствия и исчезают над потемневшей степью.
Больше часа длится этот вылет на ночную охоту за бабочками, за жуками.
Зоологи подсчитали, что в этой пещере живет около сорока тысяч мышей. Нигде в Европе и Азии нет такой массовой колонии животных.
…Идет по полям мороз, строит мосты над речками и озерами. Доберется он и до подножий Копет-Дага. Соленые озера в степи замерзнут, а из пещеры всю зиму будет идти пар. Серная вода и зимой останется горячей.
Фото автора. 6 ноября 1958 г.
Если люди доверили…
Это портрет Люды Дорофеевой, работницы фабрики «Шуйский пролетарий». О ней и ее подругах из бригады коммунистического труда можно рассказать много интересного. В цехе они борются за высокое качество пряжи, за чистоту и культуру производства, восьмичасовую программу решили выполнять за семь часов.
Кончилась смена, но девушки не спешат с фабрики — у многих есть какая-нибудь общественная обязанность. Не сразу пойдет домой и Люда Дорофеева. Два года назад девушку избрали в городской Совет, два года назад Люда в первый раз поняла глубокий смысл короткой фразы: депутат — слуга народа. Она и не подозревала, как много у людей разных забот и как много обязан людям депутат.
Теперь Люда уже не та робкая девушка, которая даже к простым делам не знала, как подступиться. Устроила на работу вчерашних десятиклассников, помогла старикам оформить пенсию, наладила работу детского уголка на окраинной улице… Разве перечтешь все дела отзывчивого депутата, у которого «приемная» в цехе, на улице, в клубе…
Иной человек горячится: «До Москвы дойду!». А, оказывается, дело-то в силах решить Люда Дорофеева. Правда, иногда, чтобы помочь человеку, надо и поругаться с кем-то, и на сессии горсовета выступить.
— Она у нас кое-кому в горкомхозе немало крови попортила, — говорят на фабрике. И это лучшая похвала депутату, который умеет постоять за права людей, за законы нашей Конституции.
Я провел в «приемной» депутата Люды Дорофеевой два дня. Вот короткие записи того, что я увидел.
…Фабричные детские ясли. Заведующая, видно, часто видит эту беспокойную гостью:
— Люда, ни одного места…
— Только одно. Одного мальчика надо поместить. Понимаете, — Люда присаживается на скамейку рядом с заведующей, — мать у него заболела вчера…
Через двадцать минут Люда вместе с заведующей яслями измеряет комнату. Тесновато, но место еще для одной детской кроватки найдется…
…Долго ищем дом под шиферной крышей. Он без номера, на новой улице, у которой нет еще названия. Тут живет подруга Люды по цеху Надя Варакина.
