Николай Смирнов - Рапава, Багиров и другие. Антисталинские процессы 1950-х гг.
Суд исследовал обстоятельства убийства двух советских граждан, совершенного по указанию Берии в июле 1939 г.
Тогда в судебном заседании не назывались их фамилии, должности, которые они занимали, место их работы. Однако, можно было сделать вывод, что это были супруги. Муж являлся служащим высокого ранга — полномочным представителем нашей страны в Китае. Лишь в годы перестройки и раскрытием архивов стали известны их фамилии — Иван Трофимович Бовкун-Луганец (Орельский) и Нина Валентиновна Орельская. Непосредственными исполнителями убийства были Церетели и осуждённый в 1953 г. вместе с Берией его ближайший сподвижник Влодзимирский.
Как показал в суде Церетели, его вызвал Кобулов. Это было в Москве, когда Берия являлся наркомом внутренних дел СССР. Кобулов сказал, что из Китая приезжает человек, которого необходимо ликвидировать вместе с женой. Мужчину должен был убить он, Церетели, а женщину — Влодзимирский. Установлено, что для Берии эти лица представляли опасность, а расправиться с ними обычным способом было почему-то невозможно. (Кстати, в последние годы появились версии, что отозванный из Китая Бовкун-Луганец дал показания о чекистском заговоре в НКВД, и некоторые его коллеги были расстреляны по этому делу в январе 1940 г. Но я излагаю только то, что было известно в 1955 г.).
Церетели и Влодзимирский поместили супругов Бовкун-Логанец в заранее приготовленный особый вагон, следовавший в Цхалтубо, в котором и убили их. Удары наносили деревянными молотками по голове. Такая «технология» была применена для того, чтобы потом сымитировать получение нанесённых им телесных повреждений якобы в результате автомобильной катастрофы. Трупы убитых привезли на маленький полустанок вблизи Цхалтубо. Туда же приехал и Рапава. Затем трупы положили в легковой автомобиль, завели двигатель и машину направили под откос горной дороги.
Рапава показал, что в этой инсценировке автомобильной катастрофы участвовал не только он, но и первый секретарь ЦК КП/б/ Грузии Чарквиани.
Как и было условлено с Берией, Рапава подписал подложное донесение в Москву о результатах расследования «несчастного случая». Рапава же организовал пышные похороны убитых. Что может быть гнуснее оплакивание убийцами своих жертв? Но в нашей истории были и такие факты. К сожалению, не единичные.
Сколько цинизма было в словах Рапавы, когда он в суде показывал, что это он считал осуществлённым на законных основаниях, поскольку это было сделано «в интересах государства». Даже в 1955 г. слушать это было дико.
Церетели рассказал и о том, что он в Москве выполнил задание о тайном, как он заявил, изъятии одной женщины, дальнейшая судьба которой ему не известна. Её фамилия тогда не была оглашена, а в 1980-егг. стало известно, что речь шла о второй жене Маршала Советского Союза Г.И. Кулика — Кире Ивановне Симонич.
Меньше всего времени заняло у суда исследование доказательств виновности Надараи, что объяснялось сравнительно небольшим (по сравнению с другими обвиняемыми) количеством предъявленных ему обвинений.
Надарая подтвердил, что в бытность его начальником тюрьмы всех арестованных избивали. Рассказал и о некоторых видах применявшихся истязаний. Так, к арестованному привязывали стол с грузом, и в течение длительного времени заставляли стоять с ним, либо же в руки арестованному давали два тяжёлых чемодана и тоже заставляли стоять с ними. Он, Надарая, ничего не мог сделать, чтобы изменить положение арестованных, содержавшихся в тюрьме, начальником которой он являлся.
Надарая отрицал обвинение в том, что доставлял Берии женщин. Однако, в 1953 г. допрошенный по своему делу Берия показал, что использовал Надараю как сводника.
Исследованными судом доказательствами было установлено, что Надарая, будучи заместителем, а затем начальником внутренней тюрьмы НКВД Грузинской ССР, способствовал Берии, Гоглидзе, Кобулову и осуждённым вместе с ним лицам в совершении кровавых расправ над советскими гражданами. Принимая меры к сокрытию актов массовых избиений, а иногда и убийств арестованных, совершавшихся сотрудниками НКВД Грузии, в том числе и подсудимыми по рассматривавшемуся делу, Надарая запрещал врачам в актах указывать истинные причины смерти убитых арестованных.
В бытность Надараи начальником внутренней тюрьмы НКВД Грузинской ССР были убиты в ходе следствия упоминавшиеся выше комдив Ф.М. Буачидзе, заместитель постоянного представителя Грузинской ССР при Правительстве СССР Л.А. Вермишев, бывший нарком социального обеспечения республики В. Вашакидзе, профессор Г.А. Нанейшвили, директор Боржомского курорта Немсицверидзе, начальник табачного управления наркомата земледелия республики Микелов, секретарь Каспского райкома КП/б/ Грузии Варвара Кевлишвили, секретарь бывшего председателя ГПУ Грузии Д.С. Киладзе Г. Арутюнов.
После завершения судебного следствия суд приступил к судебным прениям.
Первым в них выступил государственный обвинитель. Генеральный прокурор СССР Р.А. Руденко обосновал доказанность вины подсудимых в совершении вменённых им преступлений. Остановился и на вопросах, связанных с квалификацией содеянного подсудимыми по ст. ст. 58–1 «б» (измена Родине, совершенная военнослужащим), 58–8 (совершение террористических актов) и 56–11 (участие в антисоветской организации) УК РСФСР.
Квалификация по нормам УК РСФСР обосновывалась тем, что заговорщицкая группа Берии, начавшая свою деятельность в Грузии, закончила её в бытность его в Москве. Подсудимые же, как считал государственный обвинитель, являлись пособниками Берии.
Далее в обвинительной речи обосновывалась квалификация содеянного по ст. 58–8 УК РСФСР. При этом отмечалось, что значительная часть преступных деяний подсудимых представляли собой террористические расправы с неугодными Берии и его ближайшим сообщникам или опасными для них людьми, мешавшими осуществлению изменнических планов заговорщиков или могущих разоблачить преступное прошлое Берии.
Действительно, Берия с помощью своих приспешников уничтожал неугодных ему людей, которые действительно могли помешать его карьере. Но какую же опасность для Берии, Гоглидзе, Кобулова, Рапавы, Рухадзе и других могли представлять рабочие, крестьяне, представители советской интеллигенции? Дело здесь было не в этом.
К тому времени, когда рассматривалось дело Рапавы, Рухадзе и других, мировоззрение абсолютного большинства советских людей всё ещё определялось сталинской концепцией об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Складывалась парадоксальная ситуация: органы НКВД-МВД-МГБ, грубо нарушая действовавшее законодательство, боролись с «врагами народа». Будучи же арестованными, те же Ягода, Ежов, Берия и другие также пополняли ряды этих «врагов». В то время мало кто пытался разобраться, почему вдруг «врагами народа» оказывались люди, всю свою жизнь посвятившие борьбе за интересы народа.
Сейчас, разумеется, легко рассуждать на эту тему. Стало очевидным, что под флагом защиты и укрепления власти народа фактически укреплялась диктаторская власть одного человека -Сталина и непосредственно подчинённых ему структур. Для него репрессии были одним из компонентов — может быть, важнейшим — его руководства государством. Он считал массовые репрессии эффективным средством обеспечения слепого послушания всех членов общества. Для обоснования физического уничтожения людей, высказывавших своё собственное, отличное от сталинского, мнение по тем или иным проблемам жизни советского общества, и было введено понятие «враг народа», которое стало распространяться на всех, кого арестовывали «органы». Непосредственными исполнителями были сотрудники этих органов, в том числе и осужденные на процессе 1955 г.
Да, они убийцы, они преступники, но вряд ли были основания считать их участниками заговора, ставившего своей целью свержение Советской власти, то есть власти, во имя укрепления которой они совершали преступления. Искусственное создание различных антисоветских организаций, которые затем «выявлялись» сотрудниками органов, было составной частью функционирования созданного Сталиным механизма, обеспечивавшего его фактическую единоличную власть.
С учётом сказанного доводы государственного обвинителя в обоснование квалификации действий подсудимых как действий, совершенных участниками заговорщицкой группы, вряд ли можно признать убедительными. В его речи в качестве основания для такой квалификации считалось то, что подсудимые отдавали себе отчёт в направленности деятельности преступного сообщества и тех преступных целях, которые ставит перед собой организованная группа. Для того, чтобы констатировать наличие преступного заговора, утверждал государственный обвинитель, вовсе не требуется, чтобы участники заговорщической группы собирались на какие-то заседания, составляли письменные программы, выдавали участникам этой группы особые удостоверения или членские билеты. Государственный обвинитель считал, что «самый акт осведомлённости каждого отдельного участника заговорщической группы о направленности преступной деятельности этой группы указывает на наличке преступного сообщества».
