Эдуард Буйновский - Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов
Вот уже прошел год, как я мотаюсь между Москвой и Тюра-Тамом. Если я на полигоне, то это уже отработанный цикл — доработки нашей наземной аппаратуры, извечное «перетягивание каната» с местными военными в части отработки эксплуатационной документации или устранения отказов и неисправностей предыдущих пусков. Если я в институте, то это работа над более сложной и интересной модификацией нашей ракеты и, естественно, ее системы управления. У меня хорошие, взаимно уважительные отношения с разработчиками, меня ценит мое начальство (как мне помнится, к этому времени я уже получил повышение по должности). Дома, слава богу, тоже все стабильно и вроде бы нормально. Если удавалось, продолжал упорно ходить к Борису Алексеевичу в ЦСКА на тренировки. Правда, в это время мы все на работе увлекались футболом. В свое время наш министр маршал Жуков ввел в Советской Армии обязательный для всех офицеров час утренней физической подготовки. Это хорошее начинание легендарного маршала надолго укоренилось в офицерской среде. Мы упросили свое начальство и три часа в неделю соединяли в один день, гоняя до одурения футбольный мяч на стадионе «Авангард», что на шоссе Энтузиастов. Мне даже доверяли защищать спортивную честь нашего военного представительства на первенстве института. Помню, в одной из жарких футбольных баталий мне сломали нос, что меня, парня «на выданье», страшно огорчило. Я даже нашел специальный институт по пластическим операциям, куда обратился за помощью. Толком они мне ничего не сделали, успокоив лишь заявлением, что ты и так, мол, хорош. С этих пор у меня вместо красивого греческого нос стал не менее красивым, но уже римским, с горбинкой. Не забывали мы с Батюней и наш любимый ЦДСА, но с этими командировками и вечными авралами на работе посещаемость катастрофически падала, а отсюда и минимальный выходной эффект. При первой же возможности мы с другом вдвоем или небольшой компанией отправлялись позагорать в полюбившуюся нам Хосту, где главной проблемой было с самого раннего утра занять место на пляже, ибо часам к девяти утра там не то что лечь, но и стать было негде. Но и это нас не смущало! Много солнца, ласковое море, красивый контингент — чего еще надо двум молодым холостякам? В один из заездов в эту нашу всесоюзную здравницу, а это было лето 1962 года, я на пляже как-то незаметно влился в одну из многочисленных молодежных компаний — картишки (самая популярная пляжная игра — в «дурака»), шутки, анекдоты, коллективное кувыркание в воде, в общем, обычное явление в условиях перенасыщенного пляжа. Насколько мне помнится, вечерних контактов с этой компанией или отдельными ее представителями у меня не было. Из всей этой группки мне запомнилась одна девчушка — небольшого росточка, с хорошенькой фигуркой, светлыми волосами и, что самое примечательное, большими выразительными карими глазами, что меня и заинтриговало: я как-то всегда думал, что светлые волосы должны сочетаться с голубыми, а не с карими глазами. Звали это юное очарование Галя, и при знакомстве она представилась как московская студентка. Ну студентка так студентка. Когда я собрался уже домой, то как-то не решился подойти к моим пляжным знакомым попрощаться. Да и зачем? Встретимся ли еще? И вот здесь моя интуиция меня подвела. Встретились. Да еще как встретились!
Московский период моей службы в нашей доблестной армии вошел, мне кажется, в нормальное, спокойное русло. Все вроде бы стабилизировалось, работа отличная, почти любимая, мама балует своего любимчика, на личном фронте — затянувшиеся, вяловатые бои местного значения, без громких побед, но и без особых поражений. Все хорошо, все прекрасно! На ближайшие 5–10 лет я не предвидел и не планировал что-либо менять в своей жизни, даже включая сюда ставшую уже злободневной проблему женитьбы.
Но вот в один из рабочих дней июня 1962 года моя спокойная военпредовская жизнь вдруг резко закончилась.
Звездный городок
«Не хотите стать космонавтом?» С таким вопросом в конце обычного субботнего рабочего дня 9 июня 1962 года обратился ко мне мой начальник, не очень-то расположенный к панибратским отношениям со своими подчиненными. Я уж приготовился как-то достойно отреагировать на эту шутку. Но потом понял, что вопрос-то на полном серьезе! И тут я мгновенно перешел в шоковое состояние. И было от чего!
Середина 1962 года. У всего мира на устах только два имени: Юрий Гагарин, Герман Титов — два советских человека, впервые слетавшие в космос. Они — символ эпохи, пример для подражания юношей и объекты тайной любви девушек. Это — суперпопулярные личности, за каждым шагом которых с любовью, умилением и огромным, а зачастую и нескромным интересом следят во всех уголках Земли. В нашей стране съезд не съезд, «Голубой огонек» не огонек, если среди участников нет Юрия или Германа. А если на приеме в каком-либо иностранном посольстве в Москве нет одного из них, то это могло привести и к натянутым отношениям между странами. Короче, в те времена герои космоса — это уже не «простые советские труженики», а обожествленные личности, о которых обычными житейскими мерками и категориями и думать как-то неудобно. Через год-два после полета Юрий Алексеевич: депутат Верховного Совета СССР, член ЦК ВЛКСМ, делегат партийных съездов, гость руководителей 28 стран мира, президент Общества советско-кубинской дружбы и даже… почетный вождь старинного племени Кпелле (Либерия). Ну разве можно с таким человеком говорить просто о погоде или о житейских проблемах, о работе, получке, футболе? Не меньше общественных нагрузок было и у Германа Степановича Титова. Возглавлял он Общество советско-вьетнамской дружбы. Ходил в больших друзьях у Хо Ши Мина — вождя вьетнамского народа. Помнится, летом 1962 года в Москве гастролировал какой-то популярный бразильский эстрадный певец. Выступал он в саду «Эрмитаж». В середине второго отделения объявление по залу: следующая песня посвящается присутствующему в зале космонавту Герману Титову и его супруге. Все! Для публики певец перестал существовать. Весь зал искрутился и издергался в поисках своего любимца. А что было по окончании концерта! Огромная толпа бросилась к выходу, чтобы посмотреть на космонавта. В первых рядах этих фанатов (это так они сейчас называются) с горящими глазами и с огромным желанием обнять и прижать к своей груди комонавта-2 выступал молодой парень, который и с Королевым пускал ракеты, и участвовал в пуске Гагарина, и сам уже готовился стать космонавтом! Это был я. Милиция еле успела пропустить звездное семейство через ворота сада и закрыть их перед самым нашим носом. Удивляюсь, как это мы в порыве любви и энтузиазма не снесли ворота вместе с решеткой сада! В обожествлении наших героев (а русский народ любит и умеет это делать!) дело иногда доходило до анекдотов. Вспоминает испытатель куйбышевского завода «Прогресс» Г. П. Сошин: «…На полигоне при подготовке очередного пуска часто устраивались волейбольные баталии между „промышленниками“ и космонавтами; однажды во время игры я довольно-таки прилично залепил в глаз Юрию Гагарину. В результате имел беседу с представителем соответствующих органов: как я это посмел? Случайно получилось, игра есть игра — отвечаю. Не верит, настаивает: наверное, я специально целил, хотел вывести из строя. Выручил сам Гагарин: что вы пристаете к человеку, это же волейбол! В конце концов от меня отстали, но я дал себе зарок в такие ситуации не попадать и в компании с Гагариным в волейбол больше не играть. Правда, на следующий день обе команды в прежнем составе опять яростно бились на волейбольной площадке…» Вот так представители этих самых «соответствующих органов» рьяно отделяли героев — народных любимцев от простых житейских будней-и радостей, ожесточая при этом как простой народ, так и самих космонавтов. Что ж, такие были времена, такие нравы!
И вот 26-летнему старшему лейтенанту со скромными артиллерийскими эмблемками на погонах, на груди у которого нет даже юбилейной медальки, предлагают стать третьим (не меньше!) в шеренге Героев планеты! Поневоле впадешь в шоковое состояние! И если честно, то я как-то и не бредил космическими полетами. Меня вполне устраивали мои ракеты, командировки на полигон, мои коллеги — разработчики и испытатели, моя семья, мои друзья и подруги. И я трезво оценивал реальную действительность: ракетчик должен пускает ракеты, а стихия летчика — заоблачные выси, а теперь вот и космос.
Я уж и не помню, гаркнул ли во всю молодую глотку «Да!!!» или прошептал пропавшим от волнения голосом «Согласен». Получив нужный ответ, с чувством выполненного долга начальник покинул нашу комнату.
Мне думается, что для летчиков, и не просто летчиков, а летчиков истребительной авиации, вопрос: хотите ли вы стать космонавтом? — звучал бы более естественно и логически обоснованно. Современная авиация постоянно находилась и находится в своем развитии, совершенствовании. Растут скорости, увеличивается радиус действия, потолок высоты измеряется уже несколькими десятками километров, более сложным становится бортовое оборудование. Но на борту любого самолета, каким бы он современным ни был, всегда находится пилот, человек, который должен управлять машиной. Совершенствуется техника — совершенствуется и человек, управляющий этой техникой. И любой летчик всегда ждет вопроса: не хотите ли вы перейти на более совершенную машину? Или: не хотите ли вы стать летчиком-испытателем?