Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936

21. Трояновский был удивлен и возмущен. Неблагосклонность Литвинова была ему очевидна. Подтверждением этому может служить также факт, который в то время был неизвестен Трояновскому. Моссовет выделил участок для постройки американского посольства на Воробьевых горах. Сначала Буллит согласился, но затем попросил предоставить ему другой участок, рядом с предложенным. Моссовет отказал ему, пообещав дать землю в другом месте. Трояновский в письме Буллиту, не разобравшись в деталях, сообщил о готовности московских властей удовлетворить его просьбу. Поэтому по прибытии в столицу посол в решительной форме начал требовать тот участок, который просил. Разразился скандал. Литвинов был возмущен и 26 марта 1934 г. отправил письмо Сталину. Оно заканчивалось словами: «Так как это не первый случай недисциплинированности Трояновского и игнорирования директив НКИД (достаточно вспомнить историю, стоившую нам многих десятков тысяч рублей и неприятностей с японским театром)22, я должен предупредить, что если Трояновскому вовремя не будет сделано соответствующее внушение и предостережение против "самостийности", то мы не ограждены от дальнейших крупных неприятностей с Америкой»23. Эти суровые слова доказывали неоправданную предвзятость и холодное отношение Литвинова к Трояновскому. Он не любил его и при всяком удобном случае подчеркивал это. В сложившейся ситуации Трояновский, который понимал и осознал серьезность необоснованных подозрений и обвинений, решился на крайний шаг. 24 июля он обратился с личным письмом к Сталину. К таким неординарным действиям побуждало его и то обстоятельство, что именно ему было поручено вести переговоры в Вашингтоне с госдепартаментом по поводу долгов и претензий. В письме Трояновский указывал, что его предложения значительно отличались от проекта Буллита и основаны на учете положения в США, которое менялось не в пользу интересов Советского Союза. Полпред констатировал, что никаких разговоров по существу вопроса он с американцами не вел, за исключением бесед с Муром и Келли, которые прошли в феврале. Однако Литвинов сделал необоснованное предположение, будто Трояновский подсказывал американцам предложения. Далее мы приводим письмо, полное глубоких переживаний и размышлений.

"Это очень серьезное обвинение. Если бы я подсказывал без согласия своего правительства какие-то предложения, которые идут вразрез с предложениями, сделанными с нашей стороны, я был бы повинен в большом преступлении. Я повторяю, что ни с кем вообще по существу переговоров не вел и, следовательно, ничего не мог подсказывать. Если бы говорил что-нибудь, то, конечно, только в духе наших предложений. Обвинение, выдвинутое по моему адресу Литвиновым, я не могу оставить без внимания. Я знаю, что этот человек зол на меня до последней крайности за то, что ЦК не согласился с его позицией по вопросу о кандидатурах для полпредства и консульств в Америке. Свою злобу он вымещает теперь вместо ЦК на мне. У него достаточно мелочности, чтобы доходить до обвинений, подобных приведенному выше. Но вся беда в том, что при таком положении, когда этот человек пышет злобой и так относится ко мне, что может бросать обвинения вроде указанного, моя работа здесь плодотворной быть не может. Я не говорю только о моем самочувствии, на котором такие заявления Литвинова не могут не отражаться, хотя я еще в состоянии владеть собой. Я вижу и чувствую, что каждое мое слово и каждый мой шаг рассматриваются под углом зрения возможности повернуть их против меня и осветить мою деятельность в неприглядном свете. Не высказывать своих мнений я не могу, ибо это было бы преступно, высказывать, значит немедленно быть в чем-нибудь обвиненным — Литвинов ухитряется выискивать поводы для обвинения, как показывает предыдущее замечание, даже тогда, когда для этого нет никаких оснований. В сущности его обвинение даже не обвинение, а инсинуация. У меня могут быть упущения и ошибки, но в нечестности меня еще никогда никто не обвинял. При создавшейся обстановке все, что я буду предлагать, будет встречаться Литвиновым не только критически, что неплохо, но непременно враждебно. Обдумав все это, я вынужден ставить вопрос о моем отзыве отсюда. Я никогда не горел желанием работать за границей и очень хочу работать в Москве. Моя кратковременная работа в Госплане меня больше удовлетворяла, чем работа здесь. И, кажется, я работал там неплохо. Я хочу этим сказать, что я способен к другой работе, кроме дипломатической. Я думаю, что меня отозвать необходимо, ибо я отдаю себе отчет, что Литвинова снять невозможно. Мне кажется, что можно найти формы для моего отзыва, которые не дадут повода для кривотолков здесь. Если Вы мне дадите какую-нибудь большую работу в Москве, это будет удовлетворительным объяснением моего ухода. Вы, я полагаю, согласитесь, что это правильный и единственный выход при существующем положении. Я очень прошу по получении этого моего письма принять просимое мной решение и уведомить меня шифровкой. Между прочим основная беда в наших переговорах с Соединенными Штатами о долгах состоит в том, что Литвинов не хотел договориться о них, когда был здесь. Тогда президент был всесилен, тогда был медовый месяц в наших отношениях, тогда еще не бросались миллиарды долларов и наши 200 миллионов казались значительной суммой. Может быть, Литвинов понимает, что это было его ошибкой, а потому сугубо сердится"

24. Письмо написано с чувством большого достоинства. Автор защищал свою честь, право на независимость суждений и самостоятельность действий. Оно раскрывает переживания Александра Антоновича, показывает его как личность и отношение к высокому поручению. Письмо было прочитано Сталиным. Многие фразы отмечены и сделана пометка: "Т. Кагановичу. Надо отклонить просьбу т. Трояновского (Письмо не следует показывать Литвинову). И. Сталин"25. С письмом ознакомились Молотов и Каганович, выразив свое согласие с мнением Сталина. Литвинов не знал о письме Трояновского, и именно в это время, 21 июля, в докладной записке Сталину (копия Молотову) он выражал недовольство телеграммой полпреда. Речь шла о кредитах без финансирования принятых советским правительством обязательств. Он усомнился в таком предложении, ибо до этого американская администрация не очень желала предоставлять кредиты даже при финансировании наших обязательств. "Я вторично запрашиваю тов. Трояновского и предлагаю ему продолжать переговоры с госдепартаментом в пределах прежних директив"26. Записка заканчивалась словами: "Трояновский имеет какие-то путаные новые предложения. Шлю в порядке информации по запросу Поскребышева"27. Литвинову не нравилась проявляемая Трояновским независимость и самостоятельность. А Александр Антонович иначе не мог. Он поступал в жизни так, как подсказывали ему убеждения, совесть и конкретная ситуация. Он не любил формализм, категорических и безапелляционных указаний и директив, неукоснительного выполнения которых требовал нарком. В связи с предстоящими переговорами, которые ему было поручено вести в Вашингтоне, он понимал огромные трудности, обусловленные негативной позицией госдепартамента, а также и перепиской с Москвой, согласованием с ней своих шагов. Оценивая ситуацию, Трояновский в телеграмме 24 июля обращал внимание на то, что в отношениях с Соединенными Штатами наблюдается холодок. В прессе ведется кампания против СССР. Стачки рабочих в Сан-Франциско и Миннеаполисе вызывают недовольство в деловых и политических кругах страны. Рузвельт оправдывался, жаловался на недостойное поведение Литвинова, обещавшего урегулировать вопрос о долгах, увеличить торговлю. Но, увы! Для успокоения общественности Хэлл публично заявил о переносе переговоров из Москвы в Вашингтон. Трояновский отмечал, что без налаживания торговли с США и урегулирования вопроса о долгах невозможны хорошие отношения с США. Он предлагал "торопиться и отыскать для нас компромисс". По его мнению, надо было подписать соглашение о взаимном отказе от претензий, получить от США кредит в 200 млн долл. сроком на 20 — 25 лет, договориться об условиях. Он полагал, что такое соглашение возможно, если с обеих сторон будет проявлена гибкость. Но этого не произошло. Более того, накануне переговоров президент Экспортно-импортного банка Пик опубликовал без ведома госдепартамента коммюнике о предоставлении льгот для торговли со всеми странами, за исключением СССР. Хэлл информировал об этом Трояновского. 20 июля переговоры о долгах вступили во вторую фазу. С американской стороны приняли участие государственный секретарь Корделл Хэлл, его заместитель Уолтон Мур и руководитель восточноевропейского отдела госдепартамента Роберт Келли. Советскую сторону представлял полпред АА. Трояновский. Продолжались они недолго. Представители госдепартамента выразили пожелание, чтобы полпред выслушал не только их, но и мнение представителей Экспортно-импортного банка. Трояновский согласился, но попросил, чтобы госдепартамент и банк изложили свои предложения в письменной форме в виде отдельных меморандумов. Американская сторона приняла это предложение, и вскоре полпреду были вручены два меморандума, которые по содержанию мало отличались друг от друга. В меморандуме банка выражалась готовность предоставлять кредиты, но не Амторгу, а фирмам, при этом банк сохранял за собой право отказать отдельным фирмам в кредитах. Обязательства Амторга по сделкам должны были быть гарантированы советским правительством. Общий размер кредита, порядок и срок погашения - предмет особого соглашения банка с Амторгом. Желательно заранее обсуждать потребности товаров обеих сторон на ближайшие 4 — 5 лет. Банк сохраняет за собой право определять, какая часть кредита может быть расходована на промышленные и сельскохозяйственные товары. Амторг свободен в выборе фирм, но банк предоставляет кредит только тем компаниям, которые выполняют требования Национального бюро по оздоровлению промышленности. Покупаемые в США товары могут быть использованы только в Советском Союзе. В меморандуме госдепартамента обращалось внимание на погашение долга в установленный срок, на все предоставляемые кредиты устанавливается повышенный дополнительный процент для погашения долга. Экспортно-импортный банк учитывает все обязательства Амторга по сделкам, которые должны быть одобрены банком. Часть риска — около 30% — берут на себя фирмы. Сроки обязательств не превышают пяти лет. Эти два меморандума были внимательно изучены аналитиками в наркоматах иностранных дел и внешней торговли СССР. Они свидетельствовали о полном отсутствии каких бы то ни было положительных сдвигов в позиции США. В отличие от меморандума госдепартамента от 20 февраля авторы последнего, вероятно, преднамеренно воздержались от прямого упоминания о сумме в 150 млн долл. и добавочных 10%. Между тем представители госдепартамента и американского посольства в Москве не заявили о готовности администрации США уменьшить общую сумму долгов и размер добавочных претензий. Экспортно-импортный банк претендовал полностью взять под свой контроль регулирование торговли между США и СССР. Об этом раньше не было и речи. Банк намерен был оказывать воздействие на выбор Амторгом фирм, сохранять право не санкционировать отдельные сделки и побуждать покупать в США не только промышленное оборудование, но и потребительские, в том числе сельскохозяйственные товары30. Из содержания меморандумов становилось очевидным, что американское правительство, отступив от своего обещания предоставить СССР заём, отказалось и от финансового кредита. Оно предлагало коммерческий кредит, который можно было получить во всех странах и без всякого соглашения о долгах31. 21 июля Трояновский посетил госдепартамент и заявил о готовности обсуждать вопрос о долгах, претензиях и кредитах. Через четыре дня, 25 июля, Хэлл имел продолжительную беседу с Трояновским. В центре внимания собеседников были вопросы об условиях получения кредитов. Полпред спрашивал, как можно оформить и использовать кредит, каковы его сумма, сроки и годовые проценты, а также роль и функции Экспортно-импортного банка, его взаимоотношения с Амторгом, насколько возможно получить заём или кредит, не подлежащий контролю со стороны банка. Госсекретарь разъяснил позицию правительства и после беседы вручил Трояновскому памятную записку, в которой было сказано, что советское правительство обязано уплатить определенную сумму долга с процентами годовых. Американская администрация готова предоставить кредит через Экспортно-импортный банк для финансирования закупок в США. Президент указал, что он никогда не имел в виду мысль о непосредственном займе советскому правительству или агентству советского правительства, а только заём в форме кредитов, что не имеется ни малейшей возможности предоставления непосредственного займа и что он никогда не думал о том, чтобы обещать бесконтрольные кредиты32. Трояновский понял, что разногласия очевидны и переговоры будут трудными. Удастся ли их преодолеть, должно показать время. 24 июля Трояновский проинформировал Литвинова о том, что в американской, прессе развернута широкая кампания против Нового курса, его сравнивают и отождествляют с советским экспериментом, под влиянием которого возникают стачки рабочих в Сан-Франциско и Миннеаполисе. Подъем рабочего движения пресса использует для усиления ненависти к коммунизму. "Во всяком случае легко может наступить момент, когда вражда к коммунизму может оказаться доминирующей и оказать свое влияние на внешнюю политику разных стран, в том числе и Соединенных Штатов. К этому надо прибавить недовольство недостаточностью торговли с Советским Союзом"33. Администрация Рузвельта защищалась от противников Нового курса и признания СССР. В частных беседах со своими оппонентами президент говорил, что Литвинов обещал в скором времени уплатить долги Керенского, а также увеличить объем торговли с США, но он не сдержал своего слова, обязательства не были выполнены Москвой. Рузвельт умалчивал о своем согласии, а затем решительном отказе предоставить заём советскому правительству. Трояновский изложил и свое мнение по вопросу торговли: "Все же с внутриполитической точки зрения сейчас вопрос о торговле для Рузвельта играет огромную роль. Что Рузвельт хочет сделать все возможное, для меня совершенно ясно, правда, он сам говорил мне, что в этом деле придется торговаться, но ясно чувствует растущую неудовлетворенность слабым развитием торговли с нами, затяжкой решения вопроса о долгах, а поэтому будет добиваться какого-либо компромисса с нами. Тот шум, который внес госдепартамент Хэлла своим сообщением о переносе переговоров из Москвы в Вашингтон, показывает, что правительство хочет убедить всех, что дело движется и что не надо по этому поводу еще волноваться"34. 26 июля 1934 г. Трояновский вновь встретился с Хэллом, Муром и Келли и имел с ними долгую беседу. Он следовал, как и прежде, строго полученному наказу, ссылался на "джентльменское соглашение", настаивал на предоставлении обещанного займа, констатировал неприемлемость условий кредита. В ответ Хэлл объяснил, уже в который раз, что Рузвельт не думал о предоставлении займа, что произошло недоразумение. Если бы он дал такое обещание, то "теперешняя администрация была бы в несколько месяцев прогнана"35. Заём невозможен, подчеркивал государственный секретарь. Он посоветовал полпреду встретиться с президентом Экспортно-импортного банка и обсудить конкретно возможности и условия заключения сделок, банк будет рекомендовать фирмы, а сумма кредитов подлежит его одобрению. Собеседники не называли сумму долга. По вопросу о процентах с кредитов было вскользь сказано, что Литвинов предлагал 7%, а Моргентаумладший 10%. При этом было заявлено, что заём или бесконтрольный кредит совершенно неприемлем. В этот же день Трояновский телеграфировал в Москву: "Имейте в виду, что я себя ничем не связал, кроме выраженного мною желания достичь соглашения"36. Получив депешу, Литвинов рекомендовал Трояновскому быть осторожным, не делать никаких уступок, не вовлекать частных торговцев в переговоры и воздерживаться от сообщений для печати.