Василий Васильевский - Печенеги
…В XI веке мы видим, что печенеги распадаются на тринадцать колен. Имена их менялись с переменой предводительствовавших ими князей. Это же деление мы находим и у половцев. Это видно из известий нашей летописи. Так, рассказывая о плене северских князей, она указывает что Игоря взяли Тарголовы, Святослава — Вобурчевичи, Владимира — Улашевичи. Иногда эти отдельные колена она называет чадью: Бостеева чадь, Чаргова чадь. Это подтверждается и позднейшим известием араба Новайри. Он знает одиннадцать половецких колен. Названия эти постоянно менялись вместе с князем. Колено носило название по имени князя, но наша летопись не знает перемены этих названий. Она знает княжеские тюркские роды, которые оставались, понятно, с теми же именами. Вобурчевичи, Чарговичи, собственно, значит: князья из рода такого-то…
Но вот что рассказывает нам Константин Багрянородный: «После смерти князей власть получают их двоюродные братья, потому что у них [печенегов] издревле имеет силу такой закон и обычай — не передавать достоинство сыновьям или братьям, чтобы князья довольствовались властью при жизни, а избирать детей их дядей или двоюродных братьев, чтобы власть не навсегда оставлялась в одном роде, но почесть передавать и боковым линиям; из чужого же рода никто [в это] не входит и не делается князем». Таким образом, выходит, что над коленом не могла властвовать одна семья; княжеское значение передавалось в семьи дядей или двоюродных братьев, но вместе с тем никто из чужого рода не мог быть выбран в князья. Следовательно, над каждым известным коленом власть оставалась всегда в одном роде, но переходила к членам разных его семей. Как будто у кочевников господствовали родовые порядки, но из этого же известия мы видим, что князем делался не всегда старший в роде, а власть переходит и к двоюродным племянникам, что при господстве родового быта невозможно, ибо тогда княжеское достоинство должно было переходить к старшему в роде.
Дело, выходит, происходило так. Когда умирал князь, то колено, над которым он правил, избирало себе нового по своему желанию из какой угодно семьи этого рода, лишь бы избранный приходился умершему двоюродным братом или двоюродным племянником. Чем больше семей было в данном роде, тем больше было лиц, стоявших к князю в требуемой степени родства, тем многочисленнее были претенденты на власть после его смерти. При таком порядке замещения князей их власть была очень невелика. Она сосредоточивалась в руках народного собрания, носившего название комента. Все важные дела решались на нем, как во время войны, так и во время мира. На этих собраниях власть князей являлась весьма незначительной[136].
Но не всегда народ избирал вождей из княжеских родов. Бывали случаи, когда власть отдавалась людям незнатного происхождения, выдвинувшимся своими дарованиями, энергией. Таков, например, был Кеген… Он привлек на свою сторону несколько колен и открыто боролся против Тираха, бывшего родовым князем печенегов. Частая смена князей, их многочисленность, должны были производить постоянные волнения кочевников, вечную мелкую междоусобную войну[137].
Постоянная война с соседями, борьба дома делали кочевников с малолетства лихими воинами. Быстрота движений их была изумительна… Кочевник как бы родился на лошади. Лошадь возит тюрка на войну и кормит его. Она приучена к разным неожиданным быстрым движениям.
С криком и воем бросались тюрки в атаку. Регулярная неприятельская конница двигается на них. Тюрки тотчас поворачивают коней, несутся назад, осыпая неприятеля стрелами. Неприятель, расстроивший погоней свои ряды, продолжает их преследовать. Вдруг с боков и с тыла бросаются свежие отряды тюрков, и сабли, и арканы свистят над шеями неприятелей. Засада приготовлялась заранее. Иногда она состояла из двух отрядов, расположенных по обеим сторонам дороги, по которой и заманивали кочевники своих неприятелей. Все приходило в смятение, все сбивалось «в мяч», как выражается наша летопись[138].
Кочевники имели особый строй. Наученные не из книг, а по обычаю своих отцов, как выражается Анна Комнина, они сзади первого строя ставили резервы. Первый строй состоял из отдельных отрядов, построенных клиньями. Между ними ставились телеги, занятые женами и детьми. Когда сражение не удавалось или пред тюрками были большие неприятельские силы, которых они не надеялись одолеть, они устраивали подвижные укрепления. Они ставили вкруг свои телеги, покрывали их бычачьими шкурами, сажали на них жен и детей и отбивали приступы. Трудно было разбить эти преграды; страшных потерь стоило разбить телеги и проникнуть в средину этого оригинального укрепления. Когда неприятель решался их осаждать, они видоизменяли несколько способ защиты: раздвигали немного телеги и делали между ними извилистые проходы. Часть тюрков занимала телеги. Из проходов выносились неожиданно их отряды, нападали на неприятеля и снова скрывались внутри круга.
Но мы видим, что они иногда делали и окопы, за которыми и отбивались от осаждавших их врагов. Этому искусству они, вероятно, научились у греков.
Вооружение степняка состояло из лука, колчана стрел, висящего на плече, сабли, аркана. Некоторые употребляли и копья. Луком они владели превосходно, убивая любую птицу налету. Как заимствование у них являются и шлемы. Меткости их стрельбы способствовала их дальнозоркость. Путешественник XII века, раввин Петахия[139], утверждает, что половцы могли различать предметы, если дозволяла местность, на день пути. Никакое движение, стало быть, не могло укрыться от степняков. В своих движениях они не останавливались ни пред какими преградами. Для европейских войск нужен был мост или плоты. Европейская конница не всегда решалась броситься в реку. Тюрки переправлялись очень легко. Они брали десяток лошадиных или других шкур, сшивали ремнями их края. Этот мешок набивался сеном. Его привязывали к хвосту лошади. Тюрк садился на мешок, гнал лошадь в реку и благополучно являлся на другой ее стороне[140]… Но по большей части кочевники для своих набегов выбирали зимнее время, когда реки покрывались льдом, и тогда являлись целыми массами.
Главное богатство степняка — стада. Они доставляли ему пищу, питье, кожи для палатки, для одежды, составляли главный его товар. При передвижениях своих они гнали за собой и стада. Припомним, как черные клобуки[141] явились с ними под Киевом. Летопись при каждом удачном походе русских извещает, что они «взяша тогда скоты и овце и кони и вельблуды». Мы видим тут те роды животных, которых разводили половцы: рогатый скот, овец, коней; находим и верблюдов из степей Средней Азии.
Большие перекочевки совершались с переменою времен года. «Земля кипчаков, — рассказывает Ибн аль-Атир, — богата пастбищами зимою и летом; в ней есть места, прохладные летом, богатые пастбищами; есть места, теплые зимою, также изобилующие пастбищами, — это степи на берегу моря». Когда наступал летний зной, степь была выжжена солнцем, и кочевники со своими стадами подвигались к северу; на зиму толпились по берегам моря. Тяжко приходилось степнякам в суровые зимы. Много скота гибло; трудно было существовать в переносных палатках. Глубокие снега мешали движению. «И бысть же тогда (в 1204 году) зима люта, — отмечает Воскресенская летопись, — и бысть половцем тягота велика».
Скот был главным товаром у кочевника. Лошади, например, отправлялись в Индию; в одном караване их бывало до шести тысяч; иногда более, иногда менее. Если кочевнику нужно было выкупиться из плена, он пригонял скот. Но вот хан половецкий Бельдюзь предлагал (в 1103 году) за свое освобождение «злато и сребро, и коне и скот». Откуда же у степняка золото и серебро? Он доставал его в своих набегах грабежом; он брал иногда большие выкупы за пленных; наконец, он вел торговлю. Еще о печенегах арабы рассказывают, что они богаты; что у них есть вьючный скот, стада, утварь из золота и серебра, оружие, пояса, богато украшенные и знамена. Богатая добыча доставалась русским князьям, когда они грабили половецкие кочевья. Доставались им золото, паволоки, оксамиты[142]; серебряные древки знамен; орьтмами, и япончами, одеждами и узорочьями половецкими русские иногда мосты мостили и топкие места заваливали[143]. В числе добычи бывали и рабы.
Еще в X веке печенеги были посредниками в торговле греков с Русью, Хазарией и Зихией[144]. Они заключали условия с херсонитами и служили им проводниками в торговых поездках и сами привозили им товары. Но дорого стоили эти их услуги. Когда посланник греческий желал проникнуть в землю печенегов, то прежде всего он посылал к ним и требовал в Херсон заложников и проводников. Сейчас же начиналось требование подарков. Заложники, оставляемые в Херсоне, просили подарков для себя и своих жен за то, что оставались сидеть; проводники требовали их за труды свои и своих лошадей. Отделавшись тут, посол двигался к кочевникам. Но лишь только он являлся в их стране, входил с ними в переговоры, они прежде всего требовали императорских подарков. Дары требовались не только для воинов, но для их жен и даже родителей. Наконец посол удовлетворил всех, сделал дело, за которым приехал и возвращается назад. Но в Херсоне он снова должен был заплатить своим провожатым за труды их и их лошадей. Этим интересным сообщением мы обязаны императору Константину Багрянородному. Очевидно, такого рода отношения сохранились и в то время, когда степи занимали половцы. Невольно припоминаются при этом требования, делавшиеся московским князьям со стороны крымских ханов. «Карачей своих я написал с братьею и детьми, — пишет Саип-Гирей[145] Иоанну IV, — а кроме этих наших уланов и князей написал еще по человеку от каждого рода, сто двадцать четыре человека, которые при нас, да Калгиных пятьдесят человек: пятьдесят человек немного, вели дать им поминки — и земля твоя в покое будет, и самому тебе не кручинно будет»[146].
