Отто Кифер - Сексуальная жизнь в Древнем Риме
Так или иначе, столь суровые меры Сената и консула против развратных и преступных вакханалий оставили на них несмываемое клеймо. Есть сведения, что Цезарь восстановил почитание Вакха, но достоверность их сомнительна. Однако из письменных источников, оставшихся от вакхических сообществ, мы знаем наверняка, что в более поздние времена этот культ возродился в сочетании с другими заимствованными культами – Исиды, Митры и Великой Матери.
5. Кибела
В этой связи пора обратиться к Бахофену, хотя, как мы говорили, ученые в целом игнорируют его труды. Ему принадлежит замечание: «Восток пытался возложить новое ярмо на Запад посредством религий». Но Рим, оказав столь сильное противодействие первой попытке внедрения пришедшего из Азии культа, доказал, что осознает ход всемирной истории. Бахофен в этом отношении говорит: Рим представляет и воплощает идеал высшей морали, противостоящей азиатской чувственности; и в этом смысле, полагает он, Рим выполнил свою истинную задачу. На такую концепцию истории сильное влияние оказал Гегель. Мы не можем всецело согласиться с ней, но полагаем, что подобные далеко идущие идеи должны стимулировать нас на углубленное изучение римской жизни и истории. Вероятно, к Бахофену мы должны относиться так же, как к Ницше, который в целом, разумеется, ошибался, но, безусловно, был прав во многих частностях и в таком качестве является постоянным стимулом для мыслителей. Однако вернемся к нашей теме. Закроем ее еще одной цитатой из Бахофена. Он пишет в своей книге «Легенда о Танакиль»: «Чтобы излечить Италию от язвы в лице Ганнибала, с фригийской родины римлян был доставлен бесформенный метеорит. Рим, город Афродиты, ужаснулся тому, что столь надолго забыл о своей матери, признавая исключительно отцовскую власть как политический принцип».
Что имеет в виду Бахофен? Заимствование из Малой Азии культа Кибелы, богини, которую римляне называли Magna Mater («Великая Мать»). Ее культ, разумеется, обладал некоторыми сексуальными чертами, и, хотя конкретные детали нам неизвестны, мы должны его упомянуть. Ливий дает нам наивное описание расцвета этого культа в Риме. Это произошло в 204 году до н. э., незадолго до последнего кризиса войны с Ганнибалом, то есть в эпоху, когда страна была надломлена длительными тяжелыми войнами и сопутствовавшими им бедствиями. В этой ситуации римляне легко поддавались распространению новых культов со множеством мистических обрядов. Децемвиры нашли в книгах Сивиллы пророчество на этот счет: «Когда бы какой чужеземец-враг ни вступил на италийскую землю, его изгонят и победят, если привезут из Пессинунта в Рим Идейскую Матерь» (Ливий, xxix, 10). Имелся в виду священный метеорит, фетиш Кибелы, который был привезен царем Атталом из Пессинунта в Пергам и установлен в святилище под названием Мегалесион (Варрон. О латинском языке, vi, 15). Соответственно символ богини был торжественно перевезен в Италию.
Ливий рассказывает (xxix, 14): «Публию Корнелию было приказано идти вместе со всеми матронами навстречу богине, принять ее, снести на землю и передать матронам. Когда корабль подошел к устью Тибра, Корнелий, как было приказано, вышел на другом корабле в море, принял от жрецов богиню и вынес ее на сушу. Ее приняли первые матроны города, среди них была знаменитая Клавдия Квинта. До того о ней говорили разное, но такое служение богине прославило в потомстве ее целомудрие. Богиню несли на руках посменно; весь город высыпал ей навстречу; перед дверями домов, мимо которых ее несли, стояли кадильницы с ладаном; молились, чтобы она вошла в Рим охотно и была милостива к нему. Ее поместили в храме Победы на Палатине»[53]. Другие свидетельства утверждают, что, как только богиня достигла Тибра, начались чудеса. Например, по молитве Клавдии корабль с образом богини, севший на мель в Тибре, снялся с мели и так далее.
Наконец, в 191 году до н. э. богине построили особый храм на Палатине; вскоре после этого ее начали прославлять во время театральных зрелищ, которые регулярно проводились в Риме под названием Ludi Megalenses. В аристократических римских домах в ее честь часто устраивались роскошные пиры. Но культ этой чужеземной богини, согласно указу, мог отправляться только так называемыми галлами, жрецами, которые прибыли в Рим вместе с ней. Следовательно, на Кибелу сперва смотрели с большим подозрением, помня о вакханалиях, запятнанных оргиями.
Ритуал Кибелы был достаточно странным. Дионисий Галикарнасский («Римские древности», ii, 19) говорит: «Согласно римскому закону, преторы ежегодно устраивают в ее честь жертвоприношения и игры. Ей прислуживают фригиец и фригийка, которые, по обычаю, проносят ее по городу, прося для нее подаяние; у себя на груди они носят маленькие образки и возносят богине гимны под аккомпанемент флейт или барабанный бой. Но ни один урожденный римлянин не может ходить по городу, прося милостыню или, одевшись в яркие цветные одежды, играть на флейте, а также совершать в честь богини оргиастические фригийские ритуалы – это запрещено законом и сенатским указом».
Из других источников мы знаем, что эти жрецы были евнухами, следуя в этом отношении мифу об Аттисе – юном возлюбленном богини, в честь которой он в экстазе оскопил себя, умер и возродился снова. Этот миф не вполне ясным для нас образом довольно скоро стал связываться с культом Великой Матери.
Миф об Аттисе пересказывается в «Фастах» Овидия (iv, 223 и далее):
Отрок фригийский в лесах, обаятельный обликом Аттис,Чистой любовью увлек там башненосицу встарь.Чтобы оставить его при себе, чтобы блюл он святыни,Просит богиня его: «Отроком будь навсегда!»Повиновался он ей и дал ей слово, поклявшись:«Если солгу я в любви – больше не знать мне любви!»Скоро солгал он в любви; и с Сагаритидою, нимфой,Быть тем, кем был, перестал. Грозен богини был гнев:Нимфа упала, когда ствол дерева рухнул, подрублен,С ним умерла и она – рок ее в дереве был.Аттис сходит с ума, ему мнится, что рушится крыша;Выскочил вон и бежать бросился к Диндиму он.То он кричит: «Уберите огонь!», то: «Не бейте, не бейте!»,То он вопит, что за ним фурии мчатся толпой.Острый он камень схватил и тело терзает и мучит,Длинные пряди волос в грязной влачатся пыли.Он голосит: «Поделом! Искупаю вину мою кровью!Пусть погибают мои члены: они мне враги!Пусть погибают!» Вскричал и от бремени пах облегчает,И не осталося вдруг знаков мужских у него.Это безумство вошло в обычай, и дряблые слуги,Пряди волос растрепав, тело калечат себе[54].
Такова версия мифа в изложении Овидия. Катулл излагает ее по-другому:
Чрез моря промчался Аттис на бегущем быстро челнеИ едва фригийский берег торопливой тронул стопой,Лишь вошел он в дебрь богини, в глубь лесной святыни проник,Он, во власти темной страсти здравый разум свой потеряв,Сам свои мужские грузы напрочь острым срезал кремнем.И тотчас узрев, что тело без мужских осталось приметИ что рядом твердь земная свежей кровью окроплена,Белоснежными руками Аттис вмиг схватила тимпан,Твой тимпан, о мать Кибела, посвящений тайных глагол,И девичьим пятиперстьем в бычью кожу стала греметь,И ко спутникам взывая, так запела, вострепетав:«Вверх неситесь, мчитесь, галлы, в лес Кибелы, в горную высь,О, владычной Диндимены разблуждавшиеся стада!Вы, что новых мест взыскуя, вдаль изгнанницами ушли,И за мной пустились следом, и меня признали вождем,Хищность моря испытали и свирепость бурных пучин,Вы, что пол свой изменили, столь Венера мерзостна вам,Бегом быстрым и плутаньем взвеселите дух госпожи!Нам теперь коснеть не время, все за мной, за мною скорей —Во фригийский дом богини, под ее фригийскую сень,Где звенит кимвалов голос, где ревут тимпаны в ответ,Где игрец фригийский громко дует в загнутую дуду,Где плющом увиты станы изгибающихся менад,Где о таинствах священных вдаль гласит неистовый вой,Где вослед богине рыщет без пути блуждающий сонм!Нет иной для нас дороги. В путь скорее! Ног не жалеть!»Так едва пропела Аттис, новоявленная жена, —Обуянный отвечает хор трепещущим языком,Уж тимпан грохочет легкий, уж бряцает полый кимвал.И на верх зеленой Иды мчится хор поспешной стопой.Их в безумьи, без оглядки, задыхаясь, Аттис ведет,Ввысь и ввысь, гремя тимпаном, их ведет сквозь темную дебрь.Так без удержу телица буйно мчится прочь от ярма.За вождем, себя не помня, девы-галлы следом спешат.
Этих цитат достаточно, чтобы передать суть мифа. Мы воздержимся от каких-либо попыток интерпретировать его, хотя для психоаналитиков поле деятельности здесь широкое. Сексуальная подоплека культа несомненна. Можно понять, что римляне ранних эпох относились к подобным предметам презрительно. У Овидия речь идет о бичах (в этой связи упоминающихся Апулеем и изображенных на рельефе), к которым прикреплены костяшки, превращающие их в истинное орудие пытки. Здесь просматривается известное сходство со средневековыми флагеллантами. Кровопролитное бичевание, видимо, появилось позже, взамен кастрации. Оно устраивалось в День крови (обычно 24 марта), на следующий же день проходило празднество воскрешения мертвого Аттиса.
