Юрий Фельштинский - Архив Троцкого (Том 3, часть 2)

Поскольку середнячество было выдвинуто как верховный критерий против стратегической пролетарской линии, постольку правые вполне основательно из самостоятельного принципа середняцкой политики сделали кулацкие выводы. Никаких других путей для середняка, поскольку он противопоставляет себя пролетариату, кроме кулацких, нет и быть не может. Центристы в течение нескольких лет прятали от этих выводов свою голову в статистический мусор, специально для них заготовлявшийся Яковлевыми и Ко[524]. Но кулак вылез из-под мусора в хлебозаготовках. Ныне центристы качаются между 107-й статьей и повышением хлебных цен. Наряду с этим они по-прежнему выдвигают голую идею середнячества как основной принцип, который противопоставляет их оппозиции. Этим они только показывают, что у них нет ни социальной опоры, ни самостоятельной классовой политики. Линия центризма есть линия зигзагов бюрократии между пролетариатом и буржуазией при неизбежно возрастающем недовольстве обоих классов. Межеумочная политика центризма медленно, но верно подготовляет его ликвидацию, которая возможна в двух направлениях, т. е. с выходом на пролетарский или на буржуазный путь.

С правым крылом дело обстоит проще и яснее.

Термидорианское течение в стране в широком смысле есть собственническое течение в противовес пролетарскому социализму. Это самое его общее и вместе с тем основное определение. Движущей силой его является мелкая буржуазия, но какая? Ее наиболее эксплуататорская часть, та, которая прет вверх, которая переходит или стремится перейти в среднюю, которая союзника своего видит в крупной буржуазии, в мировом капитале. Центральной фигурой этой термидорианской армии является кулак как «прирожденный» носитель настроений и тенденций бонапартистской контрреволюции.

Внутри правящего аппарата и внутри правящей партии союзником и полусоюзником бонапартистски настроенного собственника является «дозревший» чиновник, желающий жить в мире со всеми классами. У него для этого есть социальные причины: он кровно или духовно породнился с новым собственником, да и сам «оброс»; он не хочет потрясений; он с бешеной ненавистью относится к перспективе «перманентной» революции; для него сверх головы достаточно той революции, которая, слава богу, осталась позади и позволяет ему пожинать плоды. Национал-социализм — это его доктрина. Такой устоявшийся чиновник есть, как сказано, союзник бонапартистского кулака. Но между ними существует и различие, для данного этапа очень серьезное. Кулак весьма не прочь бы тряхнуть всей ненавидимой им системой, через посредство армии или путем вооруженных восстаний. Бюрократ, растущее благополучие которого связано с советской механикой, против открыто-бонапартистского, за «эволюционный», замаскировано термидорианский путь. Из истории мы знаем, что термидор был только ступенью к бонапартистскому перевороту. Но ведь этого тогда не понимали. Активные термидорианцы искренне назвали бы гнусной клеветой всякий намек на то, что они только прокладывают путь военно-буржуазному узурпаторству.

В этом переходном взаимоотношении двух частей термидорианства — причина слабости правого крыла партии. Чтобы принять бой, ему нужно было бы открыто мобилизовать все собственнические элементы и инстинкты страны. В борьбе с оппозицией это делалось сплошь, но там это прикрывалось блоком центристов с правыми и фирмой партии. Могучий собственнический хвост, поощряемый руководством, напирал за последние годы со всех сторон на партию, помогая терроризировать ее рабочее ядро и громить ее левый фланг. Политическая обстановка, однако, круто меняется с момента открытой, хотя бы и половинчатой, борьбы между центристами и правыми. От имени партии говорит ее центристский аппарат. Этого прикрытия в борьбе с центристами правые лишены. Продолжать анонимно опираться на собственников они уже не могут. Теперь нужно открыто и гласно пересесть на нового коня.

В нижних звеньях правой фракции различие между партийцем-аппаратчиком и кулаком не представляет почти никаких затруднений для объединенного действия. Но чем выше, чем ближе к промышленным районам, политическим центрам, тем больше у правых препятствий — и живых, в виде недовольства рабочих, и отмирающих, в виде традиций. Для того, чтоб пересесть открыто на собственнического коня против официальной партии, нынешние правые вожди еще не «созрели». Загнанные аппаратным натиском в тупик, правые аппаратчики подают прошения об отставке или, как Угланов, трогательно просят, чтоб их не «калечили».

«Незрелостью» термидорианского крыла партии, отсутствием политической связи между ним и его собственническими резервами и объясняется легкость нынешней победы центристов над правыми. Вместо военных действий получается аппаратный парад — и только.

Есть и другая причина этой «легкости». Но она коренится уже во взаимоотношениях между центристским аппаратом и пролетарским ядром партии. Против левого крыла партию натаскивали свыше пяти лет, терроризируя ее давлением буржуазных классов. В результате к исходу шестого года борьбы приходится снова призывать к усиленному наступлению на так называемые «осколки». В противоположность этому, против правых пролетарское ядро готово бороться не за страх, а за совесть. И хотя нынешняя кампания имеет насквозь бюрократический характер, при полном подавлении инициативы масс; хотя заранее выставлены «линейные» с красными флажками, указывающими, в каких границах должен развертываться центристский парад; хотя масса не подготовлена, дезориентирована и ошарашена, особенно в провинции — тем не менее пролетарское ядро партии в этой борьбе несомненно поддерживает центристский аппарат, если не активно, то пассивно, и уж во всяком случае не помогает правым.

Таковы основные причины легкости победы центристов над правыми — внутри партии. Но эти же причины объясняют всю ограниченность и поверхностность этой победы. Чтоб лучше это понять, посмотрим ближе, о чем идет спор.

Пролетарский революционер не может быть эмпириком, т. е. руководствоваться только тем, что у него сегодня под носом. Поэтому борьба с правыми имеет для нас значение не только и не столько под углом зрения непосредственных вопросов бюджета, ассигнований на коллективизацию в 1929 г. и пр., вокруг которых как будто она вращается (хотя и здесь дело ограничивается намеками и общими фразами), но прежде всего с точки зрения тех новых идей, которые она вносит в сознание партии.

А. Опасность термидора

Прежде всего мы остановимся на вопросе о том, в чем же суть правой опасности. В качестве руководства в этом, как и в других вопросах, возьмем основой — увы, крайне худосочный — документ всей кампании: речь Сталина на пленуме МК и МКК 19 октября. Перечислив разногласия с правыми — об этом речь ниже — Сталин заключает:

«Несомненно, что победа правого уклона в нашей партии развязала бы силу капитализма, подорвала бы революционные позиции пролетариата и подняла бы шансы на восстановление капитализма в нашей стране».

В этом случае, как и во всех других, когда он поворачивается против правых, Сталин пороха не выдумывает, а пользуется готовым оружием оппозиционного арсенала, обламывая только, по возможности, его марксистское острие. В самом деле, если принять сталинскую характеристику правых всерьез, то они окажутся внутрипартийным узлом термидорианской реакции. Опасность контрреволюции есть не что иное, как опасность «восстановления капитализма в нашей стране». Термидорианская опасность означает замаскированную форму контрреволюции, совершающуюся на первом своем этапе через посредство правого фланга правящей партии: в 18 веке — якобинцев, ныне — большевиков. Поскольку Сталин заявляет, перелагая сказанное оппозицией, что «победа правого уклона... подняла бы шансы на восстановление капитализма», постольку Сталин не говорит ничего иного, кроме того, что правое крыло является выражением термидорианской опасности внутри нашей партии.

Но послушаем, что он, на расстоянии нескольких строк, говорит о левом крыле, об оппозиции. Опасность с ее стороны состоит, видите ли, в том, что она «не видит возможности построения социализма силами нашей страны, впадает в отчаяние и вынуждена утешать себя болтовней о термидорианстве в нашей партии».

Этот пример центристской конфузии можно бы назвать классическим, если бы конфузил могла иметь своих классиков. В самом деле: если речи о термидорианстве в нашей партии являются болтовней, то чего же стоит сталинское заявление, что победа правого крыла ВКП пролагала бы дорогу восстановлению капитализма? В чем же, если не в этом, может состоять термидорианство в социалистической революции? И до какой же степени нужно запутаться, чтобы обвинять правое крыло партии в содействии реставрации капитализма и тут же называть «болтовней» речи о термидорианстве в партии. Вот где подлинная болтовня, притом специфически центристская. Ибо коренная черта центризма состоит в механическом сочетании противоречий вместо их диалектического преодоления. Центризм всегда объединяет в своей нищенской суме «разумные», «приемлемые» элементы правого и левого крыла, т. е. оппортунизма и марксизма, нейтрализуя их друг другом и тем сводя свое собственное идейное содержание к нулю. Мы знаем от Маркса, что мещанское мышление, даже самое радикальное, всегда состоит из «с одной стороны» и «с другой стороны».