Иса Гусейнов - Судный день
И если он признается им в своих мыслях, то не отвернутся ли от него мюриды, живущие единой мечтой и надеждой завоевать себе свободу оружием?
Пометавшись и не сыскав себе пристаиища, Насими пошел на тайную, квартиру. Огромный мир стеснился в клетку. Среди тысяч друзей и единомышленников ни единой души, кому можно открыться, кроме собственной, переполненной грузом горьких истин. Даже Яри-Пунхан предоставил его самому себе, оставил в одиночестве.
В доме не горел свет, и, охваченный своими мыслями, Насими прошел мимо гасидов, стоящих молча, и молча сидевшего на тахте Юсифа. Не замечая их, нашел ощупью висевший на стене уд, прижал его к груди, и вместо слез полились строки газели:
Если ты душа души, о душе иной не жаждай!
Стань душой моей души, не ищи другой, не жаждай!
Постоянства не ищи, это мир непостоянства.
В этом лживом мире лжи - истины одной не жаждай!
Гёвхаршах, помнивший пленительное пение Насими еще со времен празднества в Гюлистанском дворце, лет семь тому назад, а затем на музыкально-поэтических меджлисах в честь Амина Махрама в бакинской резиденции Фазла, впервые слышал в его голосе такую безысходность: голосом Насими пел отторгнутый; от земных надежд и радостей суфий, ищущий и не находящий верности нигде, кроме как в собственной душе.
Бремя тяжкое - любовь - в этом самом бренном мире.
Ты в толпе ее рабов не влачись, с алчбой не жаждай!
Мира розовый шербет подслащен всегда отравой,
Но отведать тот шербет, даже жаждая, не жаждай!
Низкие басы уда, оттенявшие глубокую тоску в голосе поэта, так больно врезались в душу, что Гёвхаршах застыл на пороге, и гасид, открыв дверь и выжидающе оглянувшись на него через плечо, с такой досадой отвернулся, что принц живо вспомнил, с какой резкостью мюриды давеча у Главных ворот бросили оземь свои факелы. Он вошел в открытую дверь. Звуки музыки перебил, удар кремня о железо, вспыхнули желто-красные искры, загорелся фитиль, и гасид, засветив свечу и высоко подняв ее над головой, снова оглянулся на Гевхаршаха. Тот невольно шагнул вперед и увидел наконец Насими, Юсифа и гасидов.
Нету ближе Насими никого, кто был бы ближе,
Тайну в тайне сохрани, тайны явленной не жаждай!
Насими пропел этот бейт, глядя в глаза Гёвхаршаху, и принц, не в силах вынести этого взгляда, отвернулся. Он увидел близко перед лицом длинную мозолистую руку Юсифа и не сразу сообразил, что тот требует вернуть ключ-алиф. Только сейчас поняв, чем он расплачивается за свою искренность, оскорбленный, принц не стал оправдываться и объясняться. Он не напомнил Юсифу и мюридам, что был единственной опорой Фазла в Гюлистанском дворце и в свое время спас беженцев из-за Аракса, а позже неоднократно спасал Фазла, своевременно предупреждая о грозящей ему опасности, и что, отправленный на поиски Фазла и его халифов, он не только не искал его, чтобы предать в руки врага, а, напротив, тянул время, дабы помочь ему скрыться, и, наконец, взявшись проводить его послов во дворец, помог им освободиться из железных клеток, куда их упрятал шейх Азам, и договориться с шахом-отцом о союзе с Фазлом. Своею смелой и разумной речью Насими пленил отца, но и он, Амин Махрам, немало способствовал тому, чтобы склонить шаха к союзу с Фазлом. Теперь же, когда шах, понуждаемый эмиром Тимуром, изменил Фазлу, а Гёвхаршах, мучаясь раздвоенностью, пришел к своим единомышленникам за советом и поддержкой, с ним обходятся как с предателем. Юсиф в своей бездушной и бездумной жестокости зачеркнул семь лет его служения учению Фазла, и, судя по всему, перечеркнуты не только дела Амина Махрама, но и высокое служение поэта.
Принц запустил руку за пазуху, где вместе с ключом-алифом хранил, чтобы не обижать мать-шахиню и старого наставника, кази Баязида, суру из Корана, достал ключ, отдал Юсифу и вышел, сопровождаемый тем же дежурным гасидом, поднялся по каменной лестнице, которая вывела его на улицу.
Отодрав от железной двери кусок белого войлока, служившего опознавательным знаком, мюриды покинули тайную квартиру в глухом тупике и разошлись.
РАЗНОГЛАСИЕ
13
По решению тайного меджлиса, принятому волей Хакка, Всадник вечности - это было одно из множества имен Фазла - в сопровождении группы халифов и мюридов покинул Ширван. Мюриды, сменив одежду и отпустив бороды, рассеялись среди населения. Были отменены проповеди, преподавание, музыкально-поэтические меджлисы, а также обычные прежде сборища в мастерских, лавках и на базарных площадях. Хотя Устад давно уже был в подполье и преподавание, равно как и меджлисы, проходили тайно, мюриды тем не менее черпали в них уверенность и поддерживали свой дух. Теперь, лишившись привычного и необходимого им общения, они чувствовали себя одиноко и угнетенно. Томительное напряжение и тревога за жизнь Устада благополучно разрешились вестью, что он достиг наконец безопасного пристанища, но и это утешение оказалось недолгим.
Распространился вдруг слух, что в группе, которая отправилась вслед Устаду для того, чтобы организовать переправу через Куру и обеспечить ему безопасность, произошло чрезвычайное событие, возник спор. Ночью, когда они стояли на берегу в ожидании лодки, мовлана Махмуд обвинил всех находившихся там семерых халифов в чем-то очень серьезном, порвал в клочья и выбросил на ветер какую-то бумагу, якобы ими подписанную. Затем он заявил, что немедленно отправляется к Фазлу, который отдыхал в это время в келье своего поверенного в сельской мечети неподалеку, чтобы уведомить его о результатах спора. Тогда халифы, не дождавшись переправы, покинули группы сопровождения и уехали.
Гасиды рассказывали, каким потрясенным и одиноким сидел мовлана Махмуд на берегу реки. Они сообщили о том Фазлу, но, возвращаясь от него, нигде уже не нашли халифа.
О чем был спор? Что это была за бумага и чем она так разгневала мовлану Махмуда? Что вынудило его порвать в клочья бумагу, на которой стояло семь подписей, равных подписи самого Фазла? Почему халифы, не дождавшись переправы, покинули Всадника вечности и уехали? Почему мовлана Махмуд остался сидеть в ночи на берегу, вместо того чтобы идти, как заявил, к Устаду? И куда он исчез? Сколько гасиды ни искали его, разыскать не смогли.
Вопросы, на которые не было ответов, порождали страх и предчувствие беды.
В прошлом году, в то самое время, когда Див возвращался из Багдадского похода, из Рума в Ширван к Фазлу прибыли послы гаджи Байрама Вели - главы легальной суфийской секты в Анкаре, сообщили ему, что Ильдрым Баязид озабоченный и встревоженный поражением правителей-сюзеренов, включая султана Ахмеда Джелаири и багдадского султана Фараджа, тайно увеличивает свою армию для войны с Дивом, и от имени гаджи Байрама предложили Фазлу способствовать объединению сил своих союзников с румской армией. Фазл спросил послов, каким образом гаджи Байрам Вели проведал о союзниках, опирающихся на его учение, на что послы отвечали, что о том они ничего не знают. На просьбу гаджи Байрама Фазл ответил решительным отказом, объяснив это тем, что не видит разницы между Дивом и Ильдрымом Баязидом.
В начале нынешней весны прошел слух, что в Ширван вновь прибыли послы гаджи Байрама Вели, но встретились не с Фазлом, а с его халифами - тайно, чем Устад, узнав об этом, остался недоволен. И когда гасиды сообщили мюридам, что видели халифов, покинувших группу сопровождения, с послами анкарского суфия, волнения усилились и сосредоточились вокруг таинственного исчезновения мовланы Махмуда. Мюриды наказали гасидам срочно разыскать халифа. И когда гасиды, переодевшись чарвадарами, вдоль и поперек обскакали Ширван и вернулись с сообщением, что мовлана Махмуд исчез бесследно, мюриды, собираясь группами, стали сами разыскивать его повсюду, где была малейшая надежда найти его.
Ширванским мюридам было ведомо, что мовлана Махмуд, как все первое поколение учеников Фазла, был уроженцем его, Фазла, родного славного ремесленного города Астарбада; занимаясь в юности шапочным делом, он вместе с другими шапочниками учился в медресе, открытом Фазлом, где изучали философию, естественные, науки и каллиграфию, и, окончив его, служил при известном в то время под именем шейха Хорасана главе астарбадских суфиев дабиром - ученым писцом. Он записывал мысли шейха о вселенной и человеке, о религии и государстве, размножал списки и рассылал их в святые места, дабы паломники ознакомились с воззрениями шейха Хорасана и ждали встречи с ним. После того же, как Фазл, простившись с родным ' Астарбадом, объездил святые места, зажег девять очагов Хакка в девяти городах и обосновался в тайной резиденции Ахи Гассаба в Тебризе, его мюриды узнали, что шейх Хорасан - это одно из многих имен Яри-Пунхана, Тайного проводника, и что мовлана Махмуд служит ему с юности.
В год, когда султан Ахмед Джелаири, ограбив своих подданных, бежал в Исфаган и тебризская знать призвала эмира Тимура в столицу, а Фазл вынужден был переселиться в Ширван, мовлана Махмуд оставался в Тебризе вместе с женою и шурьями Фазла, в ведении которых были цеха войлочников и шапочников. Когда же Тимур, взяв Тебриз, согнал ремесленников и погнал их пешком под стражей конников в Самарканд, среди них вместе с другими мюридами Фазла оказался и мовлана Махмуд. Но судьба к нему была милостива, и в тот же год он обрел свободу. Ширванские мюриды, живо интересуясь поучительной жизнью этого человека, знали, что мовлане Махмуду удалось завоевать расположение тирана редкими по красоте меховыми шапками, сшитыми для его внучат, а потом, когда он стал вхож во дворец повелителя, мовлана Махмуд пленил его своей умной речью и доскональным знанием всех легальных и нелегальных, приемлемых и неприемлемых исламом суфийских течений. Раб с клеймом на спине, он получил халат ученого из рук самого повелителя и обещал ему стать проповедником, дабы способствовать оздоровлению религии и укреплению ее единства, разъясняя народу вред различных течений и сект, сеющих вражду и разлад и ослабляющих ислам.
