Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика - Анна Наумовна Ардашникова
В целом литература XV–XVI вв. демонстрирует все внешние признаки подъема: большое число поэтов, огромный объем литературной продукции, равномерное развитие практически всех традиционных жанров, широкий творческий диапазон большинства литераторов. Одновременно литературный процесс делает явный крен в сторону повышенного интереса к виртуозности стиля и всякого рода формалистическим изыскам. «Охранительной» тенденции, ориентированной на соблюдение классической гармонии смысла и его словесного воплощения, противостоит завоевывающая все большее число адептов новая литературная мода на утонченный артистизм, необычность и даже эпатаж.
Отличительной чертой литературы Тимуридского периода следует признать резкий количественный рост «ответов» (джаваб – «ответ», татаббу‘ – «следование», мукабила – «выход навстречу»; в современной терминологии преобладает наименование назира) на произведения предшественников и современников. Практика ответных стихов, в течение долгого времени развивавшаяся во всех жанрах персидской литературы, не имела специального теоретического осмысления в трактатах по поэтике, однако отличалась дробной терминологией, свидетельствующей о том, что типы ответов тонко различались носителями традиции. Возможно, составление ответов на образцовые произведения воспринималось как специфическое распространение теории поэтических заимствований на иную область применения. По сути, ответные стихи представляли собой «выведение» теории поэтических заимствований с уровня бейта, заключавшего отдельно взятый «малый мотив» (ма‘ни), на уровень целостного поэтического произведения определенной формы (касыды, газели, маснави).
Традиция назира-нависи наиболее последовательно выражена в эпической поэзии. В период XV–XVI вв. появляется особенно большое количество следований поэмам цикла хамса. Темы и сюжеты «Пятерицы» Низами, благодаря активному процессу формирования «молодых» литератур на огромной территории от Босфора до Гималаев, выходят за рамки персоязычной поэзии и становятся органической частью тюркоязычных литератур, литератур на языке пушту, урду, грузинском и т. д. Внутри традиции эпической поэзии наблюдается рост региональных черт, появляются сюжеты локального происхождения, что объективно подтачивает изнутри связь «ответа» с прототипом. В рамках этой тенденции можно интерпретировать многочисленные замены традиционных пятеричных сюжетов другими, имеющими четкую местную привязку. Так, крупный персоязычный поэт Индии XVI в. Абу-л-Файз Файзи (1547–1595) замещает сюжеты любовных поэм Низами романами о Сулаймане и Билкис и Нале и Даман. Герои последнего сюжета – раджа Нал и его возлюбленная Дамаянти канонизированы многовековой индийской эпической традицией, восходящей к «Махабхарате». О связи поэмы «Нал и Даман» с поэмами «Лайли и Маджнун» и «Хусрав и Ширин» из хамса Низами говорит ряд сюжетных и композиционных ходов, а также признание автора, что индийскую мелодию ему приходится играть на персидском сазе. В «Пятерицу» Файзи входила также поэма Акбар – нама, по своему месту в цикле соответствовавшая Искандар-нама Низами и посвященная знаменитому могольскому правителю Акбару (1556–1606).
Стремление «осовременить» традицию «Александрий» наблюдается не только у индийского автора, но и у представителя гератского поэтического круга, племянника Джами ‘Абдаллаха Хатифи (ум. 1521), заменившего сюжет об Александре повествованием о завоевательных походах Тимура и назвавшего поэму Тимур-нама.
В рассматриваемый период создаются многочисленные любовно-мистические поэмы, не являющиеся «ответами» на поэмы хамса. Поэт Катиби Туршизи (или Нишапури) (ум.1436) оставил множество любовно-мистических поэм, сюжеты которых оригинальны: «Влюбленный и Возлюбленная» (Мухибб о махбуб), иначе называемая «Тридцать посланий» (Си нама) (второе название – по количеству писем, которыми обменивались герои поэмы), «Красота и любовь» (Хусн ва ‘ишк), «Похититель(ница) сердец» (Дилруба) и др. Значительные изменения вносит Катиби и в поэмы пятеричного цикла, из которых он сумел завершить только три – философско-дидактическую «Цветник праведников» (Гулшан-и абрар) и две любовных. Разработав канонический сюжет о Маджнуне и Лайли, поэт, тем не менее, замещает поэму о Хусраве и Ширин повествованием о Бахраме и Гуландам. Для Катиби Туршизи характерно увлечение сложным поэтическим стилем и применением различных формальных приемов. Так, его известная мистическая поэма «Созерцающий и Созерцаемый» (Назир ва манзур) носила второе название «Слияние двух поэтических метров» и действительно могла читаться двумя размерами. Его же поэма «Десять глав» (Дах баб) иначе именовалась «Омонимы» (Таджнисат) и была целиком построена на демонстрации разновидностей фигуры таджнис («сроднение», то есть употребление схожих друг с другом отрезков речи).
Превзойти мастерство Катиби, продемонстрированное в маснави «Назир и Манзур», стремился его младший современник Ахли Ширази (1455–1535/36), написавший с этой целью поэму «Дозволенная магия» (Сихр-и халал), интересную не только своей формалистической изысканностью, но и индийским происхождением сюжета, в котором ставится проблема долга жены перед умершим мужем и исполнения индуистского обряда самосожжения вдовы (сати).
В лирических жанрах поэзии XV–XVI вв. можно отметить проявление той же тенденции распространения практики назира-нависи, что и в области эпической поэзии. При этом выбор объектов для творческого подражания выявляет две основных закономерности литературного развития рассматриваемого периода. С одной стороны, ориентация на лучшие образцы философско-дидактической касыды XII–XIII вв. порождает такие последние шедевры в этом жанре, как «Море тайн» (Луджат ал-асрар) Джами и «Подарок размышлений» (Тухфат ал-афкар) Наваи, являющиеся «ответом» на касыду Амира Хусрава Дихлави «Море праведников» (Дарйа-йи абрар). С другой стороны, в области панегирической касыды наблюдается стремление следовать формально изощренному стилю и поэтической технике Салмана Саваджи (XIV в.): его «искусственным» касыдам виртуозно подражает Ахли Ширази, стихотворения которого читаются различными размерами, а при определенном чтении из них выделяется меньшая форма, которая в свою очередь с равной возможностью понимается и по-персидски, и по-арабски, – естественно, с изменением смысла. Входят в большую моду касыды с различными «трудными» смысловыми радифами, содержащими, к примеру, названия цветов. Так, Катиби Туршизи прославился составлением двух таких касыд с радифами «нарцисс» и «роза», причем одна из них принесла ему огромное по тем временам состояние в десять тысяч динаров. Обилие сведений о подобных литературных фактах можно найти в сочинении гератского автора XVI в. Зайн ад-Дина Васифи «Удивительные события» (Бада‘и ал-вака‘и), который, например, приводит пять двухчастных «цветочных» касыд-ответов на соответствующие произведения Катиби.
В XV в. традиция «творческого подражания» все шире захватывает и область газели. Эта тенденция закрепляется в специфических сборниках, получивших название «ряды стихов» (радаиф ал-аш‘ар). Так, в одном из подобных сборников, составленном знатоком литературы и поэтом Фахри Харави (ок. 1497–1566), приводится 1399 газелей-назира 276 поэтов. Гератский автор включает в свой труд целые «цепочки» газелей от первоисточника до самых свежих вариантов ответа, причем солидное место в этом сочинении отведено «ответным» газелям Джами (185 стихотворений). Они, в свою очередь, высоко ценились современниками в качестве объекта подражания. Вероятно, Фахри Харави был присущ подобный «антологический» взгляд на поэтическое творчество, поскольку известно, что в 1521/22 г. он переводит на персидский язык тюркоязычную антологию ‘Алишира Наваи «Собрания утонченных» (Маджалис ан-нафаис),
