Двор халифов - Хью Кеннеди
Документ, подписанный Мамуном, был много короче. Он обещал признавать своего брата халифом, не помогать врагам брата и посылать войска ему в помощь, если на Амина нападут. А в конце была приписка: он обязуется принять, что Амин может назначить любого, кого захочет, наследником Мамуна.
Документы были подписаны и засвидетельствованы присутствовавшими судьями. Тексты зачитали перед ведущими представителями государства и всеми паломниками, а затем положили в храме в Мекке на безопасное хранение.
Существовал еще и третий документ, изложенный таким же формальным и высокопарным языком, который разослали во все провинции, чтобы объяснить проделанное. В нем подчеркивалось, что назначение Амина и Мамуна наследниками — это воля Аллаха и часть его милости к мусульманам: «Господь пожелал, и никто не может отвергнуть это. Он сделал дело, и никто из Его слуг не может ни уменьшить, ни отменить, ни отвернуться от того, что Он желает или что произошло до того по Его осведомленности… Повеление Бога нельзя изменить, Его указ не может быть отвергнут, и Его решение не может быть отложено в сторону»{178}.
Гарун постоянно подчеркивал, что так решил бог, и его сыновья составили свое соглашение по взаимному желанию и добровольно. Наконец он приказал, чтобы правители зачитали условия соглашения всем мусульманам в своих областях.
Вероятно, Гарун надеялся, что решил тяжелую проблему прав наследования. Казалось, документы предусмотрели все возможные случаи разногласий. Для поддержки соглашения привлекли авторитет самого Аллаха, его халифа и вес всего мусульманского общественного мнения. Была использована пышность высокопарной арабской риторики, чтобы сделать аргументы действенными и отвечающими всем возможным требованиям. Еще ни один халиф не предпринимал таких публичных и всеобъемлющих попыток отрегулировать процедуру наследования.
Но многие сомневались в эффективности содеянного. «Некоторые люди из простых, — замечает хроникер, — говорили, что «он очень хорошо устроил дела империи», в то время как другие отвечали «нет, он вызовет разлад между своими сыновьями, и последствий его поступка должны бояться сами сыновья»{179}. У нас также есть анонимное стихотворение (критические стихи обычно были анонимными по совершенно очевидным причинам), где поэт выражает свою тревогу по поводу сделанного халифом:
Он пытался ссоры предотвратить,
Сделать так, чтоб любили друг друга
Сыновья его, когда подрастут…
Но смог лишь вражду глухую взрастить,
Ненависть злую — круг против круга,
Вспышки насилия — люди не врут…
Горе посеял Гарун меж детьми —
Заварил он, хлебать будут они.
Без сомнения, в дошедшем до нас виде эта поэма была написана много позднее и представляет собой взгляд в прошлое; но не нужно быть гениальным предсказателем, чтобы понять — неприятности назревали, невзирая на все усилия Гаруна.
Халиф со своим двором вернулся в Ирак в начале 803 года. Именно в этот период он совершил поступок, который в то время удивил почти всех и с тех пор остается постоянным предметом домыслов. Он приказал уничтожить Бармакидов: Яхью и его сына Фадла посадили под арест, а любимец халифа Джафар был срочно казнен посередине ночи, тело его разрезали на куски и раскидали по мостам Багдада, чтобы видел каждый проходящий. Их имущество было конфисковано, а их слуги арестованы.
Ряд участников драмы оставили документы — свидетельства из первых рук. Евнух Мансур, которого Гарун использовал для многих конфиденциальных миссий, рассказывает, как его послали посередине ночи найти Джафара и привезти халифу его голову{180}. Он нашел Джафара сидящим с Джибрилом ибн Бухтишу, главным придворным врачом, и слепым певцом по имени Абу Заккар. Согласно рассказу Мансура, поэт только что закончил петь песню, в которой говорилось:
Никто не властен спастись от того, что будет:
Смерть и днем придет, и ночью охотно разбудит.
Мансур резко сообщил Джафару, что тот сейчас же обязан ответить халифу. Похоже, Джафар не сомневался, что это значит, и попросил разрешения сделать завещание и освободить рабов. Мансур, который хорошо знал Джафара и, вероятно, провел с ним много веселых вечеров, не мог отказать ему. Но посланцы от халифа все приходили, требуя поторопиться. Тем временем Джафар пытался уговорить Мансура или хотя бы потянуть время; «Он приказал тебе такое, потому что был пьян. Ничего не делай до утра или хотя бы обсуди дело с ним снова». Тогда Мансур вернулся к халифу, который уже был в постели, но последовал грубый и прямой ответ Гаруна: «Неси мне голову Джафара, сукин сын». Мансур вернулся к своей жертве, и опять Джафар уговорил его пойти с последней мольбой. На этот раз халиф был в ярости и накричал на Мансура, заявив, что найдет кого-нибудь другого, кто принесет ему сначала голову Мансура, а потом Джафара. Тогда Мансур пошел и выполнил ужасный приказ.
Еще более зловещий рассказ дает один придворный слуга-тюрк. Согласно его свидетельству, Гарун отправился вдвоем с Джафаром на охоту и выказывал ему всяческие знаки любви, даже положил его руку себе на плечи, чего раньше никогда не делал. Когда они доехали до места, где должны были остановиться, Гарун сказал, что если Джафар не собирается провести ночь со своей женщиной, то пусть не уходит от него. Пусть идет в его резиденцию, пьет, веселится и слушает музыку, чтобы они делали одно и то же. Джафар настаивал, что все это приятно ему, только если он будет веселиться вместе с халифом, но Гарун был настойчив. Даже после того, как они пожелали друг другу спокойной ночи, и каждый отправился в свой дворец, Гарун посылал несколько раз слуг с деликатесами, фимиамом и сладко пахнущими травами, пока наконец не отправил Мансура за его головой{181}.
Тем временем Гарун отдавал приказы, подтверждающие целенаправленность его действий. Ни одна из намеченных жертв не должна была спастись. Синди ибн Шахик, военный из окружения Гаруна, происходивший из освобожденных
