Большое шоу в Бололенде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод
Я сказал, что ситуация не только требовала быстрых действий, но и что мы, американцы, привыкли действовать быстро.
К. (сначала улыбаясь, а затем искренне) сказал: «Да, мы слышали это, и теперь мы знаем это из личного наблюдения» — и сказал, что он и его коллеги были впечатлены тем, что АРА сделала за то короткое время, что ее представительство существовало в России, и они были удовлетворены этим...
К. затем сказал, что, по его мнению, Америка помогает России тремя способами, проводя работу по оказанию помощи:
1) путем материальной помощи продовольствием голодающему населению;
2) благодаря моральной помощи, которую окажет эта материальная помощь, страдающие люди обретут мужество держаться на основе новой надежды;
3) на примере эффективности американских методов — которые научили бы россиян более эффективно помогать самим себе.
Калинин сказал, что свидетельства третьего влияния уже были слышны в правительственных учреждениях, особенно в Министерстве иностранных дел, где «американцы», что означает «русские американцы», использовали фразы типа «жми на газ» и «не люблю, когда он лезет не в свое дело». На самом деле источником таких фраз, должно быть, были вернувшиеся эмигранты из Америки — другой вид «русских американцев», — так что американское влияние действовало еще до прибытия АРА.
K. сказал, что не только Центральное правительство и правительства округов с интересом и признательностью наблюдают за нашими методами и эффективностью, но и люди — и продолжил, сказав, что то, чего Европа, ее политики и армии не смогли сделать, а именно победить Россию, Америка, вероятно, сделает со своей работой по оказанию помощи — и, следовательно (улыбается), он и правительство Москвы должны смотреть на Америку одновременно как на величайшего друга, но и как на величайшего (самого опасного) врага, поскольку, спасая жизни их детей, мы завоевали их народ. — намек на то, что методы российского правительства будут сравниваться с американскими по энергии и эффективности.
К. затем продолжил, сказав, что во всех этих вещах нельзя упускать из виду идеалистические элементы — такие элементы там были, и они были столь же ценны, как и материальные достижения.
Замечания Калинина, которые звучат так, как будто они должны были быть сказаны в конце миссии, прозвучали до перехода на питание взрослых особей, массовой кампании по выращиванию кукурузы, возрождения железных дорог и различных восстановительных работ. Калинин создает впечатление, что он и его товарищи-большевики рассматривали американское влияние как желанную заразу, что они были бы его добровольными жертвами.
После встречи Дюранти взял интервью у Келлога, а затем в репортаже в Times резюмировал и отшлифовал сообщение Калинина:
В течение последних трех лет остальной мир тщетно пытался завоевать нас. Возможно, именно вы, американцы, приехавшие сюда с поручением милосердия, действительно одержите эту победу. Там, где вы показываете нам и русскому народу, что ваши методы лучше наших, мы не можем не пытаться перенять их. До такой степени Россия будет в некотором смысле американизирована.
Редакторы Times сочли непреодолимым прокомментировать иронию этой перспективы:
Если это произойдет, то это будет всего лишь повторением морали древней басни о соревновании Ветра и Солнца в снятии плаща путешественника. Чем сильнее дул ветер, чем яростнее были его порывы, тем плотнее закутывался в плащ дрожащий путешественник. Когда солнце заняло свой черед, «рассеяло пар и холод» и излило свое долгожданное тепло на путешественника, охваченного его милосердным зноем, он бросил свой плащ на землю. В депеше намекается, что пояс из красной ленты, которым была обмотана советская туника крестьянина, был ослаблен солнечным светом действенного милосердия, которое, говоря языком Эзопа, «скорее раскроет сердце бедняка, чем все угрозы и сила буйствующей власти».
Изображения многое говорят о том, как американцам нравилось изображать помощь своей страны голодающей России, но аналогия разрушается из-за истинных личностей путешественника и его плаща, которые станут очевидны только в конце двухлетней истории помощи.
Вряд ли было бы удивительно обнаружить, что советское руководство испытывало большое любопытство к человеку, который был движущей силой АРА, то есть любопытство, выходящее за рамки устойчивых подозрений относительно его мотивов в России. И на короткий момент осенью 1922 года, похоже, что некоторые из кремлевских лидеров во главе с Лениным обдумали перспективу привлечения Гувера в Москву.
В России не было культа Гувера, сопоставимого с популярностью АРА. Конечно, он не пользовался ничем подобным высокому статусу, который Генри Форд начал приобретать как раз в тот момент, когда американские работники гуманитарной помощи покидали Советский Союз и фордизм вот-вот должен был войти в моду. Причины этого очевидны. С одной стороны, линия серийной сборки Ford с ее акцентом на узкую специализацию и дисциплину казалась квинтэссенцией тейлористского промышленного менеджмента. Более того, конечным продуктом, сошедшим с конвейера Ford, был священный автомобиль.
Более общая причина заключалась в том, что, помимо своих пацифистских устремлений во время войны, Форд был чистым капиталистическим предпринимателем, что лучше всего соответствовало менталитету большевиков «лучше знай врага»; в то время как Гувер замутил воду, став государственным деятелем и так называемым гуманистом, и обе роли были созданы для того, чтобы служить его знаменитому антибольшевизму.
Но правительство Ленина отчаянно нуждалось в кредитах и торговле и понимало, что для того, чтобы получить эти вещи, ему придется преодолеть барьер признания. Единственным человеком, который мог бы в одиночку осуществить это, был тот, чьи собственные агенты сейчас были разбросаны по всей Советской России, кормя ее граждан и помогая возродить ее экономику. Возможно, прямой контакт с самим Гувером привел бы к прорыву.
Именно Хаскелл первым выдвинул идею привезти Гувера в Москву. Очевидно, без предварительного ведома Гувера, он предложил Ленину во время частной встречи в ноябре 1922 года, что в интересах советского правительства было бы пригласить самого Мастера эффективности в Россию для консультирования по экономическим вопросам. К этому времени Хаскелл стал, к некоторому замешательству Шефа, довольно откровенным сторонником идеи о том, что правительству Соединенных Штатов следует наладить отношения с Советской Россией, по крайней мере, в части установления торговых отношений, если не предоставления официального дипломатического признания.
Из идеи Хаскелла ничего не вышло, и трудно представить, что что-либо могло получиться. С момента отправки АРА в Россию Гувер не смягчил свою позицию против признания. Он согласился со своими наблюдателями АРА в том, что большевики отказались от своей радикальной экономической программы, но он чувствовал, что им все еще есть куда отступить, чтобы установить жизнеспособную систему. То, что он прочитал в подробных экономических
