Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн

мало имело успеха по той причине, что стены, состоявшие из дерева, хотя и пробивались в некоторых местах, но почти не разрушались, то Бекеш начал  [59]  бросать каленые ядра. Этот способ возбуждать пожар изобретен был еще ранее самим королем во время междуусобных войн венгерских; он еще тогда заметил, что все разнообразные средства, выдуманные другими для возбуждения пламени, более были рассчитаны на внушение ужаса призраком пожара, вовсе не имея действительной к тому силы. Ядра держатся на огне до тех пор, пока совершенно им не накалятся, и в таком виде опускаются в пушки — однако так, что между ними и пушечным порохом надлежащее пространство наполняется сперва песком или золою, потом свежею и влажною травой для того чтобы порох не мог загореться от раскаленного ядра, и в таком виде выбрасываются на предстоящие стены. Такие ядра, проникнув в дерево, дольше остаются незамеченными, и по этой причине не могут так легко, как огонь, быть потушены, а в силу того весьма действительны для возбуждения пожара. Таким именно способом король сжег маяк в Гданске. Однако в настоящем случае даже и этот способ мало оказывал пользы — по той причине, что, когда ядра бросались несколько выше, то они только проходили через стены; если же направлялись в нижнее место к основаниям стен, где могли бы засесть, то попадали в холм, на котором стояла крепость, и который так выставлялся, что противуположное место, где находились королевские пушки, хотя само по себе было не низко, всетаки было ниже того, и потому ядра попадали в землю. При этом вследствие дувшего впродолжении многих дней южного ветра и ливших весьма продолжительных дождей, река Полота поднялась так, что там, где прежде можно было удобно перейти ее в брод, теперь нельзя было безопасно переправиться и на коне. Река разрушила мосты между двумя лагерями; устоял только один, устроенный в начале, тотчас после прибытия к Полоцку Иваном Борнемиссою, который нашел под водою, подле какой то сожженной мельницы,  [60]  несколько свай и набросав сверх них перекладины на скорую руку, открыл переправу между окопами и обстреливаемою башнею.

Так как казалось, что не вполне удобно будет идти солдатам на приступ по одному мосту, то Бекеш, потопив несколько рыбачьих лодок, сделал там новый мост. Но когда и этот потом в короткое время был разрушен от постоянных пушечных выстрелов, направляемых сюда неприятелем, то оставался только один вышесказанный мост, так как его защищала от неприятельских пушек некоторая часть мельницы, уцелевшая от пожара. Заметив, что ни пушки, ни ядра не достигают цели, для которой их бросают, Бекеш стал уговаривать всех храбрецов, из стоявших по близости, поджечь факелами стены, обещая им большие награды, и отправил их через мост на противуположный холм прямо к крепости; за ними в след тотчас пошли другие из польских и литовских окопов. Но удивительная храбрость наших воинов встретила отпор во всех местах в весьма усердном старании неприятелей защитить крепость. Особенно большой урон причиняли нашим огромной величины бревна, находившияся на верху стены, где площадь была шире, нежели внизу, и заранее приготовленные на случай приступа неприятелями: при легком толчке они падали на наших и, катясь по холму, всех, кого только захватывали, увлекали с собой, неся с собою гибель. У всех осажденных так велико было старание потушить пожар, что ни дряхлые старики, ни женщины, ни даже дети не уклонялись от работ или опасности, приносили своим в большом количестве воду и другие средства для тушения пламени, обливали наших, когда те подходили близко. Когда за тем со всех сторон против крепости и ее башен направлены были выстрелы наших орудий, то произошло нечто, достойное удивления: многие решались  [61]  спускаться на канатах за стены и лили воду, подаваемую им другими, свешиваясь с более высокого места, для того, чтобы потушить огонь, приближавшийся извне; после того как эти погибли под хорошо направленными выстрелами наших пушек, то, не смотря и на это, впродолжение всего времени пока велась осада, всегда находились люди, подражавшие доблести предшественников в презрении смерти и заступали место убитых [81] . При всем этом дожди и непогода, о коих выше было сказано, до такой степени благоприятствовали осажденным, что простые солдаты считали это следствием волшебства, которому, впрочем, этот народ при своем злом суеверии действительно предан. Дожди с одной стороны мешали пожару, а с другой наполнили все рвы и залили водой землю, так что нигде почти не было места, на котором можно было бы солдатам расположиться. При этом приступе погибло несколько храбрых человек и в числе их Михаил Вадаш (Vadasius), принимавший деятельное участие во многих сражениях и за доблесть выбранный в предводители венгерского войска; он был пронзен ядром в то самое время, как совещался у орудий на позициях польских со Станиславом Пенкославским и другими польскими начальниками. Николай Христофор Радзивил, маршалк, также подвергся немаловажной опасности; он был тяжко ранен в глаз и лоб обломком дерева, отбитого от неприятельской стены ударом одного нашего большого орудия и занесенного в самый лагерь. Однако почти не меньший урон несли и неприятели: всякий раз, как они сбегались в одно место для тушения пожара, они были осыпаемы частыми выстрелами из пушек, как было сказано, направленных против того места, и они во множестве погибали не только от ядер, но также от осколков бревен и балок, приносимых ядрами; это  [62]  производило еще большее опустошение, нежели сами ядра. К трудностям осады присоединились недостаток в провианте и затруднительность подвоза, так как можно было доставлять запасы по одной только почти Дисне и по нижнему течению реки (Двины). Все пространство по направлению к Вильне, отстоящей от того места на расстоянии более 225 миль, вплоть до Постава, находящегося между Вильною и Полоцком, на равном расстоянии от той и другого, было опустошено неприятелем; затем неудобно было оттуда подвозить по той еще причине, что до сих пор в руках неприятеля находилась Суша: засевшие там гарнизоном люди ночью напали на литовских казаков, захвативших, как мы сказали, Красный, когда те ничего такого не ожидали, разбили их и сожгли лагерь, сравняв его с землей, а потом они стали нападать по дорогам на наши подвозы, приходившие из Вильны. По верхнему течению реки, вследствие присутствия там туровльского гарнизона, ни в которую сторону не было безопасных мест для фуража или пастбища. Франциск Жук делал набеги к Туровле; имея несколько легких орудий и надеясь овладеть ею скорее страхом, нежели силою, но всякий раз отступал без