Гагарин - Берг Василий
Интересный случай, о котором любят упоминать все биографы, произошел во время встречи советской делегации в Гаване. Для поездки на Кубу Гагарину и сопровождавшему его генералу Каманину подготовили «тропический» вариант военной формы белого цвета. «Друзья по экипажу, критически оглядев нас, признали, что выглядим мы очень импозантно», вспоминал Юрий Алексеевич. Оно бы и славно, но стоило только советскому самолету «Ил-18» приземлиться, как разразился тропический ливень. Встречающие, во главе с премьер-министром Фиделем Кастро и президентом Освальдо Дортикосом стояли под дождем и ждали выхода гостей из самолета. Что поделать – пришлось выходить под дождь. Неизвестно, были ли в самолете зонты или дождевики. Наверное – были, но воспользоваться ими в то время, как встречающие мокнут под дождем, было бы несообразно и, в определенной мере, неэтично.
Евгений Рымко, бывший в 1964 году пресс-атташе советского посольства в Швеции, вспоминал, что на пресс-конференциях и в общении с людьми Юрий Алексеевич держался раскованно, непринужденно и не лез за словом в карман. Вот несколько вопросов и ответов из воспоминаний Рымко:
«– Как вы думаете, господин Гагарин, есть ли в Швеции демократия?
– А вы как думаете?
– Я думаю, что есть.
– Ну, и думайте, – сказал Гагарин.
– У вас шрам на лбу, что был несчастный случай?
– Нет, просто случай! – парировал космонавт.
– Ваш любимый композитор?
– Чайковский.
– Кто из современных западных писателей вам больше всего нравится?
– Хемингуэй.
– Как вам понравился шведский король?
– У нас состоялся очень интересный разговор, и я вынес впечатление, что король хорошо осведомлен о космических исследованиях, проводимых в Советском Союзе. Вообще я нахожу, что шведский народ проявляет весьма больной интерес ко всему, что происходит в космосе.
– До поездки сюда вы имели какое-либо определенное мнение о Швеции?
– Во всяком случае я теперь не верю в холодность шведов.
– Много в Советском Союзе желающих стать космонавтами?
– Интерес огромен.
– И женщины тоже?
– Конечно! Я бы сказал, что появляется в своем роде “космическая болезнь”.
– Верите ли вы в бога?
– Не верил ни до полета, ни во время полета, и не вижу оснований верить в него после завершения полета. Я верю в человека.
– Нравится ли вам твист?
– К сожалению, не располагал временем, чтобы научиться.
– Что бы вы почувствовали, если бы вас поцеловала София Лорен?
– То же самое, что и вы, если она, конечно, вас поцелует, – (громкий хохот)».
Широко известна история с лимоном, якобы произошедшая на завтраке с британской королевой Елизаветой II – выпив поданный чай, Гагарин извлек ложечкой из чашки дольку лимона, которую съел в нарушение этикета, а королева, чтобы не смущать гостя, сделала тоже самое. Подобные истории, в которых британские короли намеренно повторяют оплошность, допущенную в их присутствии, в каком-то смысле каноничны, они не раз повторяются на все лады. Также рассказывают историю, как Гагарин положил себе салат не той ложкой, которой следовало это делать, и королева сделала то же самое, а после призналась, что и сама не знает предназначения всех столовых приборов – «Мне лакеи подают то, что нужно». Что можно сказать по поводу подобных «откровений». Во-первых, столовый этикет не так уж и сложен, чтобы у мало-мальски соображающего человека возникали бы с ним проблемы. Кто в курсе – тот поймет, а те, кто не в курсе могут попробовать освоить эту нехитрую, в общем-то, науку, и убедиться в том, что сказанное верно. Во-вторых, в Московском государственном институте международных отношений с момента его основания студентам преподавали специальный курс по теории и практике применения делового этикета и протокола, и тот же курс, в несколько сжатом виде, изучали все лица, которым предстояло участвовать в дипломатических мероприятиях. Рассказать и написать можно все, что угодно – язык, как известно, без костей, а бумага все стерпит. Но невозможно предположить, чтобы человек, освоивший управление реактивным самолетом и космическим кораблем, мог испытывать затруднения по части столовых приборов и прочих тонкостей застольного этикета. Ну и, в-третьих, любая попытка добраться до истоков инцидентов с лимоном и не той ложкой заканчивается неудачей – нет ни одного достоверного свидетельства очевидцев. И если уж молчание членов советской делегации можно хоть как-то объяснить, то уж с британской стороны сведения о подобных «сенсациях» непременно должны были бы просочиться. Но их нет.
Мало стать первыми, нужно еще и закрепить свой приоритет! 6 августа 1961 года, когда Гагарин был в Канаде, на космическом корабле «Восток-2» в космос полетел Герман Титов. Его полет, длившийся двадцать пять часов, стал первым в истории продолжительным космическим полетом, в ходе которого было получено много ценных научных сведений. Советская делегация срочно вернулась из Канады на родину для встречи Титова.
В воспоминаниях Гагарина есть одна весьма показательная фраза: «Хотя я и твердо верил в безотказность нашей первоклассной космической техники, верил в силы и возможности своего друга, все-таки чувство беспокойства все время жило в душе». Пожалуй, Юрий Алексеевич не мог написать больше того, что написал, но глубину своего беспокойства за товарища он передать сумел. Космос продолжал оставаться опасным и полным неожиданностей.
В истории отечественной космонавтики, наряду с многочисленными достижениями, есть и две трагедии. 24 апреля 1967 года вследствие сбоя в работе парашютной системы при спуске корабля «Союз-1» погиб инженер-полковник Владимир Михайлович Комаров, совершавший свой второй полет в космос. Дублером Комарова был Юрий Гагарин. 29 июня 1971 года из-за преждевременной разгерметизации спускаемого аппарата корабля «Союз-11» погибли космонавты Георгий Тимофеевич Добровольский, Владислав Николаевич Волков и Виктор Иванович Пацаев. Командир экипажа подполковник Добровольский и астроном Пацаев совершали свой первый полет в космос, а бортинженер Волков – второй.
Конструкция корабля «Союз-11» не предусматривала скафандров для экипажа. О том, почему прекратилось использование скафандров, рассказал психолог и журналист Валерий Шаров, который в 1990 году был отобран для подготовки к космическому полету на пилотируемой научно-исследовательской орбитальной станции «Мир». «Гибель трех космонавтов летом 1971 года из-за разгерметизации спускаемого аппарата только на первый взгляд представляется чисто технической проблемой, – пишет Шаров в своей книге “Приглашение в космос”. – На самом деле эта трагедия имеет начало в далеком 1964 году, в разгар “холодной войны”. Тогда, еще на самой заре космической эры, и русские и американцы посылали в космос не более двух человек на корабле – такие были ограниченные технические возможности. Шло сумасшедшее соперничество двух великих держав за приоритеты в космических программах. И вот в СССР узнали, что американцы готовят полет на орбиту экипажа из трех человек. Тогдашний советский лидер Никита Хрущев немедленно вызвал к себе Главного космического конструктора Сергея Королева и потребовал опередить американцев в этом начинании – послать в космос к предстоящей годовщине Октябрьской социалистической революции (до нее оставалось несколько месяцев) трех советских космонавтов. Далее произошли примерно следующие разговоры.
– Это невозможно, – начал убеждать политика Сергей Павлович, – потому что для такого полета требуется иной корабль, нежели у нас пока есть. Мы над таким работаем, но в столь короткие сроки он готов не будет.
– Ничего не хочу знать, – взорвался Хрущев. – Вы Главный конструктор, вы и решайте, как это сделать, но мы должны опередить американцев. Чтобы к празднику полетели три наших космонавта!
Удрученный Королев вернулся в свое конструкторское бюро и тут же вызвал ведущих специалистов, которым рассказал о состоявшемся разговоре с лидером страны. И добавил:
– Я понимаю, что это безумие: пытаться на старом корабле послать в космос трех человек, но такая задача поставлена и ее надо решать. Если у кого-то будут какие-то идеи, пусть самые невероятные – немедленно ко мне с докладом в любое время суток.
