Роджер Мэнвелл - Июльский заговор. История неудавшегося покушения на жизнь Гитлера
Затем Геббельс начал действовать, проявив себя неплохим психологом. Прежде всего, он сделал срочный звонок Гитлеру, когда же фюрер подошел к телефону, передал трубку майору Ремеру. Майор уже встречался с Гитлером лично — фюрер вручал ему награду. В любом случае отрывистый, резкий голос Гитлера невозможно было спутать с другим. И все же собеседник поинтересовался у Ремера, узнает ли он голос. После этого он сообщил, что не пострадал при взрыве и что в Берлине разворачивается преступный заговор. Гитлер сказал, что до прибытия в Берлин рейхсфюрера СС Гиммлера, который теперь стал командующим армией резерва, Ремер будет подчиняться непосредственно ему. А пока безопасность Берлина находится в надежных руках Ремера, которого фюрер производит в полковники.
С этого момента Ремер поддерживал тесную связь с Геббельсом, к которому присоединился Шпеер — молодой, но подающий большие надежды министр вооружений и боеприпасов Гитлера. Новоявленный полковник поспешил навести порядок в своем рассредоточенном войске. Он приказал людям оставить свои позиции и собраться в саду резиденции Геббельса. Было уже около восьми часов вечера. Автомобиль, увозящий Гизевиуса к Гелльдорфу, проехал мимо одного из взводов Ремера, который как раз снимался с места.
Блюментрит приехал в Лa Рош-Гийон, чтобы обсудить с Клюге создавшуюся ситуацию. Примерно в это же время, то есть около семи часов вечера, Штюльпнагель и офицеры его штаба выехали на двух машинах из Парижа в штаб фельдмаршала. Закончив разговор с Беком и Фалькенхаузеном, Клюге принял Блюментрита и передал ему текст радиообращения Геббельса.
Клюге сохранял сдержанность в высказываниях до тех пор, пока копия детального приказа по соединению, в шесть часов вечера отправленного Вицлебеном с Бендлерштрассе в главный штаб Клюге в Сен-Жермен-ан-Ле, не оказалась у него на столе в Ла Рош-Гийон. Клюге прочитал его с искренним удивлением. «Банда безответственных партийных лидеров, людей, никогда не бывших на фронте, попыталась использовать создавшуюся ситуацию, чтобы нанести испытывающей немалые трудности армии удар в спину и захватить власть в свои руки. В этот час смертельной опасности правительство рейха, в целях поддержания законности и порядка, объявило чрезвычайное положение…»
Читая дальше, Клюге обнаружил, что ему предлагается взять на себя командование всеми силами СС, прочими должностными лицами Германии и полицией на западе и принять меры к оказанию сопротивления.
Значит, Гитлер должен быть мертв, а государственный переворот стал свершившимся фактом. Вицлебен не мог ему солгать — не такой это был человек. Это меняло все. Клюге оживился. Теперь совершенно безнадежное положение немцев во Франции могло измениться благодаря немедленному заключению перемирия. Огонь Фау-ракет по Британии следует немедленно прекратить.
Зазвонил телефон. На связи был дежурный офицер из Сен-Жермен-ан-Ле. Оказалось, что поступил еще один приказ, на этот раз от Кейтеля из Растенбурга. В нем сообщалось, что Гитлер жив и при покушении даже не пострадал, что новым командующим армией резерва назначен Гиммлер, а приказы, подписанные Фроммом, Вицлебеном или Гепнером, недействительны. Следует подчиняться только приказам, на которых стоят подписи Гиммлера или Кейтеля[46].
Клюге был ошеломлен. Его желание присоединиться к заговорщикам моментально улетучилось. К нему вернулась обычная привычка тщательно рассматривать все имеющиеся факты, прежде чем принять решение. Он приказал Блюментриту раздобыть больше информации и отказался принимать окончательное решение до полного прояснения обстановки. Но получить достоверные факты оказалось не так-то просто. Блюментрит без особого труда дозвонился до Растенбурга, но не смог поговорить ни с одним облеченным властью лицом. Кейтель? Йодль? Варлимонт? Они все на совещании. После четверти часа бесплодного ожидания он положил трубку и сообщил Клюге о неудаче. Затем Блюментрит связался с командиром частей СС в Париже генералом Обергом, но тот знал не больше, чем другие. Его источником информации было тоже радиообращение Геббельса. Тогда у Блюментрита появилась очень, на его взгляд, продуктивная идея. Как насчет генерала Штиффа, его бывшего коллеги по Восточному фронту? Ему удалось связаться со Штиффом довольно легко, при этом он даже не подозревал, насколько оказался близок к сердцу заговора. Но после того, как бомба не выполнила свою работу и фюрер остался жив, Штифф отмежевался от заговора. Он всячески старался обезопасить себя, утверждая, что Гитлер, безусловно, жив, а сообщение по радио — чистая правда.
— Откуда вы взяли эту ерунду о смерти фюрера? — поинтересовался он.
— Получили сообщение по телетайпу, — ответил, взяв трубку, Клюге.
— Нет, нет, — убежденно заверил Штифф. — Гитлер жив и здоров.
Клюге больше не сомневался. Все было кончено.
— Чертова игрушка сработала вхолостую, — сказал он и пожал плечами. Он сам неоднократно уверял Герделера, что переворот не может быть успешным, если Гитлер останется в живых. Было бы величайшей глупостью теперь пытаться заниматься полумерами. Пока ждали приезда Штюльпнагеля и командующего 3-м воздушным флотом люфтваффе фельдмаршала Шперле, который также был приглашен на совещание, Клюге поделился своими тяжелыми думами с коллегой и старым другом Блюментритом. В то время как Шпейдель был занят текущими делами, Клюге признался Блюментриту в том, что давно его угнетало. Правда, он умолчал о встрече с Беком и Герделером в Берлине.
— Вы знали или, по крайней мере, подозревали, что я был связан с этими людьми. Это были дни, когда надежда еще не умерла. А вот сегодня надеяться уже не на что. Нет смысла. Летом 1943 года, когда я еще был в Смоленске, ко мне дважды приезжали посланцы Бека и Вицлебена. Они пытались убедить меня согласиться с их политическими планами. В первый раз мы беседовали довольно долго, но уже во второй раз у меня появились большие сомнения. И я сказал, что они не должны рассчитывать на меня. Тогда они отправились к Гудериану, который только что был уволен, но он тоже не захотел с ними связываться.
Наступил вечер. Часы показывали половину девятого. Люди Ремера собрались у дома Геббельса. Они ждали выступления первого оратора рейха. Он кратко обрисовал ситуацию, после чего в своей обычной манере обрушился на преступников, замысливших покушение на жизнь фюрера. Теперь батальону охраны предстояло выполнить историческую задачу — исправить тот вред, который уже нанесен, и избавить Берлин от угрожающих ему опасностей. Затем вперед выступил Ремер и сообщил, что фюрер лично поручил ему это великое дело. Выступления произвели большое впечатление. После этого Ремер приступил к повторному развертыванию своего войска, одновременно предупреждая всех офицеров, с которыми вступал в контакт, о необходимости сообщить правду своим командирам.
А Гизевиус столкнулся с некоторыми трудностями. Ему не удалось проехать в штаб Гелльдорфа. Пришлось оставить машину и пробираться в здание с задней двери. Когда ему наконец удалось встретиться с Гелльдорфом и Нёбе, они уже знали об отступничестве батальона охраны, о том, что Ремеру приказано арестовать заговорщиков, а Гиммлер находится на пути в Берлин, чтобы подавить бунт. Гизевиус пришел в отчаяние и предложил перехватить Гиммлера и убить его.
Гелльдорф и Нёбе не стали слушать подобную чепуху. Их главной задачей теперь стало спасение собственных жизней. В какой-то мере им повезло. Из-за неумелых действий генералов они, собственно говоря, ничего не сделали. Все было кончено, и Гизевиусу было предложено идти на все четыре стороны. Никого больше не волновало, что Гизевиус в это время должен был заниматься своими консульскими проблемами в Швейцарии. Это уже было его личное дело.
— Исчезните, — просто сказали ему.
А Гелльдорф даже сделал широкий жест и предложил ему машину, но не надолго, чтобы только выбраться из центра Берлина.
— Я поеду на Бендлерштрассе, — заявил Гизевиус.
Гелльдорф уставился на него в немом изумлении.
— Вы сошли с ума? — поинтересовался он.
— А разве вы, Гелльдорф, являясь человеком чести, не почувствуете ко мне отвращение, если я не вернусь к Беку?
— Ни в коем случае! — ответствовал Гелльдорф. — Эти генералы годами плевали на нас. Они пообещали нам все, а что получилось? Дерьмо! Дерьмо!
Гизевиус все же направился на Бендлерштрассе, но дорога оказалась перекрытой. К этому времени он уже понял, что возвращение в военное министерство является никому не нужным и довольно глупым актом самопожертвования. Водитель попробовал проехать другой дорогой, но оцепление, судя по всему, было сплошным. Тогда Гизевиус попросил ехать в противоположную сторону — от центра Берлина — и отвезти его в Шарлоттенбург, расположенный в двух милях к западу за Тиргартеном. Дальше водитель все равно не поехал бы. Выйдя из машины, Гизевиус разорвал свой внушительный пропуск с подписью Штауффенберга — безмолвный свидетель короткого взлета и падения полковника — и решил найти убежище в подвальных комнатах дома Штрюнков. Ему было что рассказать, в обмен на предоставленную крышу над головой.
