Михаил Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России
Кроме указанных уже оснований, было еще одно, помешавшее императрице обратить все внимание, какого оно заслуживало, на зло, причиняемое государству крепостным правом. Мы указывали уже, что в предшествующие царствования были очень часты отдельные бунты крепостных. Было бы поэтому неосторожным сделать вопрос об уничтожении крепостного права предметом публичного обсуждения. В своей переписке с Гриммом Екатерина признавалась, что она принуждена была выпустить большую часть написанных ею для делегатов инструкций и как раз ту, в которой разбирался вопрос об юридических ограничениях помещичьей власти. И по той же причине она позже не обратила никакого внимания на предложение освободить крестьян, сделанное ей Дидро. А в последний период ее царствования, ознаменованный пугачевским бунтом, она дошла в своем преследовании всякого обсуждения этого опасного вопроса до того, что приговорила к смертной казни писателя Радищева за то, что в своем описании путешествия из Петербурга в Москву он дал довольно верную картину невыносимых условий существования крепостных. Впрочем, приговор не был приведен в исполнение, и вместо этого Радищев был сослан в Сибирь, откуда он возвратился в Петербург только в царствование Александра I.
Законодательная комиссия, созванная Екатериной, может рассматриваться как отправной пункт реформы губернского управления России. Благодаря тому, что дворяне имели в ней большинство, они, конечно, воспользовались этим, чтобы подробно изложить свои взгляды относительно тех экономических и политических привилегий, которые, по их мнению, следовало даровать дворянству. Взгляды эти далеко не были наивны: они нисколько не являлись предъявлением старых политических претензий бояр, претензий на управление страной в качестве членов думы или царского совета. Дворяне эпохи Екатерины II не настаивали на том, чтобы снова был введен издавна существовавший обычай, по которому государственные дела должны были решаться «по приказу царя и по постановлению бояр». Князь Щербатов, главный оратор дворянского сословия в комиссии, добивался не столько власти для дворянства, сколько почестей и охраны его интересов. Действуя таким образом, он следовал только общим взглядам политических писателей XVII и XVIII вв. на отношения, какие должны существовать между троном и земельной аристократией. Но он восставал против низведения высшего сословия до роли служилых по преимуществу людей, являвшейся со времени Петра характерной для русского дворянства. Поэтому Щербатов не хотел допустить, чтобы ряды дворян могли пополняться во всякое время представителями других классов, достигшими известной ступени в иерархической лестнице. Но эти идеи Щербатова совершенно противоречили всему прошлому русского высшего сословия, которое, как в московскую эпоху, так и в эпоху реформированной империи Петра, было и оставалось сословием, открытым для всех отличившихся на службе государству. Нет ничего удивительного поэтому, что и в рядах своих товарищей Щербатов встретил серьезное критическое отношение. Один депутат Малороссии, некто Мотонис, противопоставил его идеям, столь похожим на идеи Мирабостаршего во Франции, чисто русский взгляд на дворянство, как на вид отличия, даруемого главным носителем политической власти за заслуги государству. И опять-таки в противоположность Щербатову, желавшему, чтобы дворяне в России, по крайней мере, были прямыми потомками основателей государства и его героев, Мотонис утверждал, что дворяне по происхождению были простыми рабочими или ремесленниками и что потому и нынче, так же, как и века тому назад, все граждане могут одинаково добиться своей службой права принадлежать к высшему сословию.
Но дебаты этого собрания имели не только чисто теоретический интерес, ибо тут-то и зародилось различие между личным дворянством и потомственным, введенное затем Екатериной в знаменитую жалованную грамоту 1785 года, урегулировавшую вопрос о правах и обязанностях высшего сословия в России. Это различие существует и поныне и поэтому на нем следует остановиться дольше. По грамоте 1785 года один только факт занятия общественной должности — военной или гражданской выше определенного ранга или чина не давал еще права занимавшему ее передать звание дворянина своим потомкам. Позже чин, который мог дать право на потомственное дворянство, становился все более и более крупным и теперь право на передачу своим потомкам дворянского звания, приобретенного данным лицом, дается только чином генерала на военной службе или действительного статского советника в гражданской. Такие же преимущества дает орден св. Владимира, но в том только случае, если получивший его будет записан дворянством той или иной губернии в дворянские списки. Это условие для приема вовсе не является теоретическим только; со времени распространения в России антисемитизма провинциальное дворянство не раз отказывалось принять в свою среду лиц еврейского происхождения и не раз правительству приходилось вмешиваться, чтобы добиться приема своего кандидата от местного дворянского собрания.
Но вернемся к трудам комиссии 1767 года. Члены ее не выразили никакого желания установить какие-либо различия между самими дворянами, например между титулованными и нетитулованными. И этот принцип равенства вошел также в дарованную императрицею дворянам грамоту, по крайней мере, в том смысле, что все лица, принадлежащие к высшему сословию, пользуются равными правами и без всяких различий призываются к занятию должностей на государственной службе или на службе по местному дворянскому самоуправлению. Мы рассмотрим теперь те учреждения, в которых дворяне занимали первенствующее, а иногда и исключительное положение. Одновременно с созывом комиссии Екатерина создала уездные дворянские собрания и собрания предводителей дворянства. И те и другие должны были выбрать делегатов в комиссию. Жалованная грамота 1785 года создала еще губернские дворянские собрания и во главе их поставила выборного чиновника, губернского предводителя дворянства. Действуя таким образом, Екатерина, конечно, руководилась просьбами, обращенными к ней депутатами комиссии 1767 года. Некоторые из них действительно заявили, что дворяне каждого уезда должны представлять из себя организованную группу и должны каждые два года собираться для обсуждения своих дел. Московское дворянство пошло дальше и просило разрешения для дворян каждого уезда выбирать своих комиссаров, которые решали бы все тяжбы, возникающие среди дворян. Делегаты некоторых других уездов настаивали даже на создании выборных судов, составляемых преимущественно из дворян, для разбора всех гражданских и уголовных дел, касающихся не только дворян, но и лиц крестьянского сословия. Московские, костромские и некоторые другие дворяне просили, чтобы дворянская опека также была поручена выборной коллегии под руководством уездного предводителя. Делегаты ярославского дворянства ходатайствовали о периодических съездах всех дворян губернии. Этим собраниям должно было быть даровано право входить в сношения с сенатом через посредство специально назначенного члена, на обязанности которого лежало сообщать обо всех нарушениях закона, совершенных в пределах губернии. Некоторые делегаты думали даже, что было бы хорошо дать губернским дворянским собраниям право выбирать высшего чиновника губернии. Нечего говорить, что это последнее требование не было удовлетворено; императрица предпочла сохранить в своих руках право назначать губернских наместников, известных позже под именем губернаторов. Но почти только за этим, правда, весьма важным исключением, нельзя отыскать разницы между просьбами дворян и ближайшими по времени предписаниями закона, который дал право уездным и губернским дворянским собраниям не только назначать своих предводителей, но также членов местных судов и полицейских чиновников.
Не вдаваясь в детали, можно сказать, что в наиболее характерных чертах губернское и уездное самоуправление времен Екатерины II являлось аристократическим, чем оно и отличается от самоуправления царствований Александра I и Николая I. Только в кратковременное правление Павла I можно найти попятное движение, внушенное боязнью встретить в лице губернских предводителей и собраний опасную для самодержавия силу. Вследствие этого закон 1799 года запретил дворянам собираться иначе, как по уездам.
Губернские предводители должны были избираться из числа уездных. Но как только Александр I вступил на престол, дворянам снова была дарована грамота, явившаяся точным воспроизведением жалованной грамоты 1785 года. После этого законодательство, касающееся аристократического местного самоуправления, было разработано в манифесте или указе Николая I в 1831 году.
По этому указу дворянские собрания должны были состоять только из потомственных дворян, и только те из них имели право голоса, которые достигли 21 года и имели, по крайней мере, первый чин; право же избирать чиновников принадлежало исключительно тем, которые не только удовлетворяли всем вышеупомянутым условиям, но, кроме того, владели 100 крепостными мужского пола или 3000 десятинами земли. И только полковники и гражданские чиновники с титулом «превосходительства» имели право голосовать и принимать участие в выборах даже в том случае, если они имели только 5 крепостных мужского пола и 100 десятин. Что касается до остальных потомственных дворян, которые не имели более 5 крепостных и 150 десятин, то они могли только выбирать делегатов, которым они поручали голосовать и избирать от их имени. Поэтому им приходилось соединяться в довольно значительные группы, чтобы удовлетворить требования закона о minimum^ крепостных и десятин земли, необходимом для права пользования голосом во всем объеме.
