Михаил Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России
Все эти факты ясно показывают, что во второй половине XVIII века бюрократия оказалась несостоятельной. Но кем же тогда должна была управляться Россия, если не чинами бесчисленных высших и низших коллегий, терпеливо подымающимися от чина к чину сообразно знаменитой табели о рангах, скопированной Петром с немецкого образца? Единственный другой класс людей, который мог взять на себя тяжелую задачу чинить суд и обеспечить порядок, был прикован к пожизненной службе в армии и флоте. Естественно, что первым шагом к самоуправлению было освобождение этого класса от обязательной службы, освобождение сперва частичное, затем полное. Первый шаг был сделан еще в царствование Анны; с этого царствования 25-летняя служба стала рассматриваться как достаточно продолжительная, а семьям, в которых было по несколько сыновей, разрешалось оставлять дома, по крайней мере, одного, который сам бы управлял имениями. Следующий шаг сделан был при Петре III, который в 1762 году освободил дворян вообще от обязательной военной или гражданской службы. Таким образом, был создан материал, при помощи которого Екатерина II могла построить новое, глубоко аристократическое здание местного самоуправления, которое, по крайней мере, имело то преимущество, что обеспечивало русскому самодержавию поддержку класса, призванного разделять с ним и тягость, и выгоды власти. Этот факт повлек за собой целый ряд последствий. Чтобы отдаться вполне своим административным функциям, русское дворянство пожелало обеспечить свои экономические интересы распространением системы рабства и созданием для себя монопольного права владеть и приобретать населенную собственность, т. е. земли, занятые крестьянами. Но всецело принося в жертву интересы сельского населения интересам высшего сословия, правительство помешало дворянам сделаться тем, чем они были в других странах и особенно в Англии, т. е. пионерами движения за политическое освобождение. В большой степени обеспечивая свое экономическое богатство во вред народу, русское дворянство потеряло возможность быть поддержанным народом, когда оно потребовало личной свободы и контроля над государственными делами.
Глава V
Реформы Екатерины II
Царствование Екатерины II может быть рассматриваемо, по крайней мере, как начало новой эры в развитии политических учреждений России. До освобождения крестьян в царствование Александра II, за которым вскоре последовало введение местного самоуправления, призвавшего все классы общества к дружной работе, Россия жила в большей или меньшей степени идеалами, намеченными и отчасти осуществленными Екатериной Великой. Конечно, ее идеалы, как и идеалы Петра, были одинаково малым результатом самостоятельных изысканий; те и другие были иностранного происхождения. Но на этот раз источником, из которого Екатерина почерпнула великие принципы своей реформы, были не столько существовавшие в Швеции, Франции и Германии учреждения, сколько политические теории, выработанные в Англии и популяризованные потом французскими писателями, особенно Монтескье. Она открыто признала в своих письмах к Гримму, что она в большой степени заимствовала из «Духа законов» главные пункты для Наказа, который она приготовила для представительного собрания, призванного помочь ей в коренном пересмотре всего законодательства империи.
Действительно, рассматривая различные главы этого необыкновенного произведения, более похожего на юридическую энциклопедию, чем на практический свод законов, изумляешься огромному количеству заимствований из знаменитой книги, судьба которой во всей Европе и Америке была так своеобразна. Но, конечно, Екатерина обложила данью не одного только Монтескье. Известный итальянец Беккария был также, по выражению самой императрицы, «ограблен» ею. Нельзя сказать, впрочем, что Екатерина следовала за своим учителем Монтескье в области всех развиваемых им теорий. Ее книгу можно даже рассматривать, как верх искусства толковать автора и его убеждения в смысле прямо противоположном тому, в каком он их высказывал. Хорошо известно, что Монтескье писал свою книгу под впечатлением осознания большого зла, причиненного народам недавним усилением абсолютизма на континенте, и что ею он пытался помешать процессу перехода политических прав, которыми в течение целых веков пользовались различные сословия во Франции, в руки короля и его чиновников. С этой целью он ставил в пример учреждения Англии, единственной страны, где благодаря разделению властей, как он полагал, дворянство и народ сохранили еще некоторое право контроля над общественными делами. Понятно, незачем прибавлять, что Екатерина не имела никакого желания предоставить хоть часть своей царской власти ни целым сословиям, ни отдельным лицам. Хотя она очень настаивала на преимуществах разделения властей, но понимала это исключительно в том смысле, что судьи не могут быть в то же самое время законодателями или служить по администрации. Обо всей теории представительного режима императрица не обмолвилась ни словом. Она вовсе выбрасывает этот вопрос, но тут же из той же книги Монтескье она берет другой принцип, другую мысль о том, что в обширном государстве самодержавие является естественной формой правления. Таким образом, в ее наказе ясна тенденция заимствовать иностранные идеи и учреждения лишь постольку, поскольку они не противоречат существующей форме правления; мы уже встречались с этой тенденцией в различных проектах реформ, предлагавшихся Петру и рекомендовавших введение того или иного иностранного обычая или закона в том только случае, если этим не ограничивалось самодержавие.
Другим доказательством большой ловкости императрицы является вполне откровенно выраженное ею желание отложить всякую законодательную работу до того момента, когда реальные нужды народа будут ей заявлены от его имени депутатами разных классов населения. Позже, беседуя о результатах созыва этих депутатов, императрица обыкновенно говорила, что до этого момента она была в полном неведении относительно истинного положения дел и средств для его улучшения. Неоспоримо, конечно, что сведения, полученные ею таким путем, могли быть полными только в том случае, если бы она обратилась и к тем классам, которые считались уже несвободными. На самом же деле, в юридической комиссии 1767 года было очень немного представителей крестьян, притом исключительно из северных губерний, где крепостное право было почти неизвестно.
Другой чертой Екатерины, которую нужно иметь в виду, изучая созванное ею собрание, была религиозная индифферентность, почерпнутая ею из произведений Вольтера. Она проявилась в открытой войне, объявленной Екатериной претензиям духовного сословия быть земельным собственником. Она объясняет также тот факт, что в числе созванных депутатов был только один представитель духовенства в лице депутата от синода. Таким образом, дворянство и в меньшей степени купцы и ремесленники пользовались преимущественным влиянием в этом собрании, которое должно было быть верным представительством всех сословий империи. Большинство в нем все-таки принадлежало дворянству, потому что высшие административные учреждения, такие как сенат, также должны были послать своих депутатов. Они и посылали своих членов, бывших, как известно, исключительно дворянами. Поэтому нет ничего удивительного в том, что интересы дворянства в комиссии 1767 года были представлены лучше, чем интересы всех других классов русского общества. И поэтому жгучий вопрос о крепостном праве, разбиравшийся уже в экономическом обществе, основанном Екатериною в Петербурге, едва был затронут депутатами, между тем как новые права и преимущества для дворянства обсуждались гораздо дольше и в смысле благоприятном для высшего сословия в государстве. На Екатерину, кажется, произвело большое впечатление известное положение Монтескье: «дворянство — естественная опора монархии», ибо она особенно настаивала на этом пункте в своих частных наставлениях делегатам; весьма возможно, что те же принципы руководили ею и позже, когда в 1777 и в 1785 годах она положила начало аристократическому самоуправлению губерний и уездов.
Кроме указанных уже оснований, было еще одно, помешавшее императрице обратить все внимание, какого оно заслуживало, на зло, причиняемое государству крепостным правом. Мы указывали уже, что в предшествующие царствования были очень часты отдельные бунты крепостных. Было бы поэтому неосторожным сделать вопрос об уничтожении крепостного права предметом публичного обсуждения. В своей переписке с Гриммом Екатерина признавалась, что она принуждена была выпустить большую часть написанных ею для делегатов инструкций и как раз ту, в которой разбирался вопрос об юридических ограничениях помещичьей власти. И по той же причине она позже не обратила никакого внимания на предложение освободить крестьян, сделанное ей Дидро. А в последний период ее царствования, ознаменованный пугачевским бунтом, она дошла в своем преследовании всякого обсуждения этого опасного вопроса до того, что приговорила к смертной казни писателя Радищева за то, что в своем описании путешествия из Петербурга в Москву он дал довольно верную картину невыносимых условий существования крепостных. Впрочем, приговор не был приведен в исполнение, и вместо этого Радищев был сослан в Сибирь, откуда он возвратился в Петербург только в царствование Александра I.
