Мирослав Иванов - Покушение на Гейдриха
И все же работа продолжалась. Передавались радиограммы, расшифровывались полученные указания, собиралась информация.
В начале мая Бартош съездил в Прагу к Индре, преподавателю химии, они о чем-то совещались. Вернувшись, Фреда сказал, что нужно приостановить дело и что он потребует, мол, заменить объект. Я решил, что готовится покушение на Гаху[25], поскольку он говорил о радиограмме, где фигурировала буква Г.
После возвращения из Праги Фреда тяжело заболел. Ревматизм. Он слег, совсем не мог ходить. Теперь, когда командир был прикован к постели, наше положение сильно осложнилось. Не знаю, что делали в это время другие парашютисты. Вальчика я давно не видел. Не знал я и о том, что какие-то Кубиш и Габчик ежедневно ездят в Паненске-Бржежаны.
Бартош иногда пытался вставать и ходить, но получалось это плохо. Моя жена возила депеши. Она как-то осунулась, я видел это, но она не жаловалась.
Шел май 1942 года. Вот-вот должна была разразиться буря, но мы этого, к счастью, не чувствовали.
НЕБОЛЬШАЯ СПРАВКА ВРАЧА ИЗ КРАСНОГО КРЕСТА
С Петром Фафеком, главным бухгалтером Красного Креста, я познакомилась осенью 1939 года. В то время я начала работать на общественных началах руководителем отдела здравоохранения Красного Креста. Здесь я оставалась до роспуска Красного Креста в августе 1940 года. Вначале мы встречались чисто случайно, но однажды Фафек пришел ко мне и сказал, что у Красного Креста большие запасы — около трех центнеров — зеленого кофе, и предложил передать его в больницы для туберкулезных больных, им кофе будет очень кстати. Мы так и поступили, распределив кофе по туберкулезным больницам.
В феврале 1940 года Петр Фафек вместе с генералом Гаерингом (председателем Красного Креста) и управляющим Зезулаком был арестован и находился под следствием в гестапо, где допытывались, куда делись все запасы Красного Креста, подготовленные на случай мобилизации и войны. Недели через три Фафек вернулся домой в совершенно плачевном состоянии (оба других руководителя были осуждены пожизненно). О своем пребывании в тюрьме Панкрац и о том, как проходило расследование, Фафек ничего не хотел говорить, повторяя лишь, что второй раз не хотел бы попасть им в руки, больше такого просто не выдержал бы. Тем не менее не прошло и двух лет, как он стал главным действующим лицом в операции, неизмеримо более важной и гораздо более опасной.
После роспуска Красного Креста в августе 1940 года я как одна из руководителей Противотуберкулезной лиги пригласила Петра Фафека (и еще нескольких других сотрудников бывшего Красного Креста) на работу в центральное управление лиги, предложив ему должность главного бухгалтера. К этому времени я хорошо знала его как человека кристальной честности, высококвалифицированного, скромного и, что самое главное, всегда готового отдать жизнь за свой народ. Во время первой мировой войны он был чешским легионером в Италии[26].
Когда во второй половине марта 1942 года меня попросили помочь парашютистам, первым, к кому я обратилась за помощью, был Петр Фафек. И он, несмотря на то что уже испытал на себе методы гестаповской охранки, не задумываясь, тотчас предоставил в распоряжение этих юношей свою сравнительно небольшую квартирку. Признаюсь, я его от этого шага отговаривала, напоминала о его аресте и пребывании в Панкраце, о двух дочерях. Но он не отступил. И числа 25 марта 1942 г. у него поселились парашютисты Кубиш и Габчик, которые позднее осуществили покушение на Гейдриха. Они ночевали у него и потом, в частности в ту страшную ночь с 27 на 28 мая 1942 г., когда гестапо и войска СС совершали облавы по всей Праге. Ребята жили там до 30 мая, после чего перешли в подвал церкви на Рессловой улице.
Петр Фафек взял на себя и заботу об их питании, привлекал новых помощников (например, ревизора лиги, директора Зонневенда, который позднее способствовал предоставлению парашютистам укрытия в подземелье храма на Рессловой улице, и профессора Огоуна, у которого Габчик и Кубиш жили примерно в течение недели непосредственно перед покушением), выходил на связь с Зеленкой-Гайским и т. д.
Во время пребывания парашютистов в подземелье православной церкви на Рессловой улице Фафек доставал для них вместе с женой и дочерьми продукты, белье, одеяла.
После ареста ни Фафек, ни его жена, ни дочери не выдали никого из участвовавших в операции, хотя знали они многих. А гестаповцы, как известно, когда проводили дознание, применяли самые зверские методы. Героизм Петра Фафека, его жены и двух дочерей (одной было 20 лет, а другой — 22 года) трудно передать словами.
И я, и многие другие участники нашей борьбы обязаны им тем, что мы остались живы.
РАССКАЗ СВЯЩЕННИКА
После первой мировой войны семья Петра Фафека переехала из района Вышеград в район Жижков. Поселились Фафековы на проспекте Гуса, 63. В этом же доме потом они открыли кондитерскую. Ее держала жена Петра Фафека, пани Либена, урожденная Йиранкова.
Фафек с 1919 года был секретарем Чехословацкого Красного Креста. Я ближе познакомился с ними, когда учил их дочерей — Релу и Либену — закону божьему. Ведь я священник евангелической церкви общины моравских братьев. Фафеки были прихожанами нашей церкви. С самого начала отношение родителей и дочерей ко мне было очень сердечное, иногда даже доверительное. Они постоянно участвовали в нашей воскресной школе в Вифлеемской часовне в районе Жижкова. Мы не только изучали Библию, но, главное, занимались воспитанием в духе Священного писания.
Рела, дочь Фафека, хотела посвятить свою жизнь изучению закона божьего и уже окончила среднюю школу, а Либена получила образование в городском училище.
Обычно после завершения церковного обучения происходила конфирмация. Во время этого обряда конфирманты выбирали себе девиз. Рела в 1935 году в качестве такого девиза взяла слова послания апостола Павла римлянам, а Либена, спустя год, — из Евангелия. Обе остались верны своим девизам до самой смерти. Сразу после конфирмации стали помогать своей матери, которая активно работала в церковном приходе. Она уже давно занимала ведущее положение в нашем хоре и была учительницей воскресной школы. Каждое воскресное утро они все вместе приходили на службу и после оставались в школе, сначала как секретари, а потом сами стали преподавать. Я был для них и братом, и отцом.
Семья Фафеков была очень сплоченной. Они были готовы отдать друг за друга жизнь. Рела, окончив среднюю школу в 1939 году, поступила на философский факультет. После того как высшие учебные заведения были закрыты, она окончила курсы для выпускников средней школы и собиралась стать учительницей закона божьего. Однако в 1940 году был упразднен Чехословацкий Красный Крест, и доктор Йогановская пригласила Петра Фафека на работу в Противотуберкулезную лигу имени Масарика, которая находилась в Смихове. Сюда же позднее были приняты на работу Либена и Рела. Последняя потом работала в юридической консультации в районе Нусле. В первый раз Петр Фафек был арестован в 1940 году за сокрытие запасов Чехословацкого Красного Креста и передачу их Противотуберкулезной лиге. В то время семья Фафека жила уже в районе Виноград на Колинской улице. На четвертом этаже дома у них были две комнаты (угловая выходила и на Силезскую улицу) и кухня. В этой квартире они по просьбе доктора Йогановской и приняли Габчика и Кубиша. Обе дочери работали в воскресной школе, а вся семья постоянно посещала нашу церковь, и вполне естественно, что Фафеки обратились ко мне с просьбой помочь им укрыть «Зденека Выскочила» и «Ярослава Навратила»… Истинную задачу этих ребят мы, конечно, узнали только после покушения.
У Фафеков гости задержались довольно долго, потому что у них они нашли дом, по-настоящему полный любви и беззаветной самоотверженности, да еще и потому, что Либена и Габчик полюбили друг друга. Они тогда взяли с меня слово, что я их обвенчаю через четырнадцать дней после окончания войны…
Венчать их мне, увы, не пришлось. И он, и она погибли…
СВИДЕТЕЛЬСТВО ПОДПОЛЬЩИКА ИЗ РАЙОНА ДЕЙВИЦЕ
Я часто перечитывал Палацкого[27] и Ирасека, знаю сочинения авторов чешского Возрождения. Я люблю нашу историю, особенно период гусистского движения — это самые славные страницы нашего прошлого. Да, былая слава чешского народа помогала нам высоко держать голову.
Читал я и Тацита, читал и Цезаря. Они тоже научили меня многому. Прежде всего благодарен им за то, что внутренне оказался готовым мужественно выносить те условия жизни, в которых мы оказались после 1939 года. По мере сил старался помогать тем, кто боролся против фашизма.
Уже в начале 1940 года у нас скрывался студент Черный, за которым с ноября 1939 года гонялись фашисты. Его родителей арестовало гестапо. Он долго скрывался, прежде чем нашел прибежище у нас. Черный был коммунистом, но я, по правде говоря, никогда никого не спрашивал о политических убеждениях. Мне было достаточно знать, что человек борется против немцев. Я твердо был убежден в победе России и считал, что борьба предстоит длительная. Кубиш и Габчик, которые жили у нас после студента, не соглашались со мной. Они утверждали, что война окончится к исходу 1942 года, не позже.
