Анатолий Елкин - Арбатская повесть
— А-а, гри-иб! Вот что скрывается под этим таинственным словом! — протянул Сыромолотов.
— Гриб!.. И, наверное, очень ядовитый он, этот гриб… никак не иначе, что ядовитый…»
Как вы уже знаете, сразу после катастрофы среди других версий бытовала и та, что якобы самому А. Колчаку, командовавшему тогда Черноморским флотом, был на руку взрыв «Марии», дабы… «уничтожить гнездо революционной заразы».
Не раз и не два во время нелегкого, порой изнуряющего поиска тайны «Императрицы Марии» приходила мне в голову мысль явно несостоятельная: «Как бы узнать — что думал и предполагал по этому поводу сам командующий Черноморским флотом вице-адмирал А. В. Колчак?» Его свидетельство в таком деле немаловажно!
Но как такое свидетельство раздобудешь? Десятки раз перечитываю «Допросы Колчака», проведенные перед его расстрелом.
Заседание Чрезвычайной следственной комиссии 24 января 1920 года:
«Алексеевский. Что касается взрыва, то было бы важно, чтобы вы сказали, чему вы после расследования приписывали взрыв и последовавшую гибель броненосца.
Колчак. Насколько следствие могло выяснить, насколько это было ясно из всей обстановки, я считал, что злого умысла здесь не было. Подобных взрывов произошел целый ряд и за границей во время войны — в Италии, Германии, Англии. Я приписывал это тем совершенно непредусмотренным процессам в массах новых порохов, которые заготовлялись во время войны. В мирное время эти пороха изготовлялись не в таких количествах, поэтому была более тщательная выделка их на заводах… Другой причиной могла явиться какая-нибудь неосторожность, которой, впрочем, не предполагаю. Во всяком случае, никаких данных, что это был злой умысел, не было».
Колчак был знаком с выводами Комиссии, и «наивность» его размышлений несерьезна, деланна.
О «Марии» в стенограммах мало. Да это и понятно. Разве могли интересовать тогда следователей, допрашивавших едва ли не главного деятеля русской контрреволюции, подробности оттесненной грозными событиями на невидимо-далекий план трагедии 1916 года! Поважнее были дела у этих следователей.
И вдруг — еще одно письмо из-за океана:
«Прочитал ваши очерки в «Технике — молодежи», который купил по случаю в Нью-Йорке. Посылаю вам вырезку из здешних белоэмигрантских газет, которые резко выступили против вас. Конечно, вся их истерика несерьезна. Для них ваш очерк — лишь очередной повод вылить ушат грязи на Советскую Россию… Не знаю, может быть, мое письмо поможет вам в вашем поиске. Хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Вы, безусловно, читали стенограммы «Допросов Колчака» (они изданы в СССР). Так вот хочу вам сказать, что многому в показаниях Колчака верить нельзя. В том числе и тем из них, которые касаются причин гибели линейного корабля «Императрица Мария».
Мне, как офицеру русского флота, довелось быть во время описываемых событий в Севастополе. Работал я в штабе Черноморского флота. Наблюдал за работой Комиссии по расследованию причин гибели «Марии». И сам слышал разговор Колчака с одним из членов Комиссии. Колчак тогда сказал: «Как командующему, мне выгоднее предпочесть версию о самовозгорании пороха. Как честный человек, я убежден — здесь диверсия. Хотя мы и не располагаем пока конкретными доказательствами…»
Почему Колчак на допросах говорил иначе? Мне, конечно, это трудно объяснить. Но понять адмирала можно: слишком за многое ему приходилось тогда отвечать, и брать на себя всякую давнюю, пусть косвенную «вину» в тех обстоятельствах было в положении Колчака явно нецелесообразно.
Сейчас слишком многое изменилось в мире. Вроде бы улеглись страсти (хотя поведение белоэмигрантской печати убеждает в обратном). Пришла пора объективно разобраться в истории. Потому я и решил написать это письмо…»
Автор этого письма просил не называть его фамилии.
Еще и еще раз анализирую стенограммы допросов. Да, ох как часто адмирал, мягко говоря, уклонялся от истины. Обратите внимание на показания Колчака Чрезвычайной следственной комиссии 21 января 1920 года («Допросы Колчака. Протоколы заседания Чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака. Стенографический отчет». Центрархив. Гос. изд-во. Л., 1925):
«Колчак. Я родился в 1873 году, мне теперь 46 лет. Родился я в Петрограде, на Обуховском заводе. Я женат формально законным браком, имею одного сына в возрасте 9 лет.
Попов. Вы являлись Верховным Правителем?
Колчак. Я был Верховным Правителем Российского Правительства в Омске… Моя жена Софья Федоровна раньше была в Севастополе, а теперь находится во Франции. Переписку с ней вел через посольство. При ней находится мой сын Ростислав.
Попов. Здесь добровольно арестовалась г-жа Тимирева. Какое она имеет отношение к вам?
Колчак. Она — моя давнишняя хорошая знакомая; она находилась в Омске, где работала в моей мастерской по шитью белья и по раздаче его воинским чинам — больным и раненым. Она оставалась в Омске до последних дней, и затем, когда я должен был уехать по военным обстоятельствам, она поехала со мной в поезде. В этом поезде она доехала сюда до того времени, когда я был задержан чехами. Когда я ехал сюда, она захотела разделить участь со мною.
Попов. Скажите, адмирал, она не является вашей гражданской женой? Мы не имеем права зафиксировать этого?
Колчак. Нет.
Алексеевский. Скажите нам фамилию вашей жены.
Колчак. Софья Федоровна Омирова. Я женился в 1904 году здесь, в Иркутске…»
Но известно, что фактически женой Колчака уже давно была именно она — Анна Васильевна Тимирева…
Вместе с расстрелянным Колчаком на дно Ангары ушла, казалось бы, навсегда еще одна частичка тайны гибели линкора «Императрица Мария».
В поиске такого рода, какой я вел, дорога каждая открывшаяся вдруг новая тропка. Перечитываются сотни книг, рукописей, материалов. Вдруг какое-то упоминание, вскользь брошенная фраза дадут след!
В сборнике «Разгром Колчака» (М., Воениздат, 1969) о княжне Тимиревой сказано немного. Но существенно для понимания ее участия в событиях. Иван Николаевич Бурсак, коммунист с 1917 года, в январе — феврале 1920 года — комендант Иркутска и начальник гарнизона, в воспоминаниях «Конец белого адмирала» рассказывает:
«По заданию губкома РКП(б) я с другими товарищами 5—6 января занимался розыском бывших колчаковских министров и других «деятелей» колчаковщины. Были арестованы министры: иностранных дел — Червен-Водали, труда — Шумиловский, путей сообщения — Ларионов, генерал Матковский, бывший командующий войсками Омского военного округа, руководивший карательными экспедициями против партизанских отрядов, и другие. Вся эта публика была отправлена в Новониколаевск, предана суду и получила по заслугам…
7 января Политцентр назначил Чрезвычайную следственную комиссию, главным образом из эсеров и меньшевиков, в составе К. Попова (председатель), В. Денике, Г. Лукьянчикова, Н. Алексеева для разбора дел белогвардейцев. Состав комиссии в дальнейшем менялся…
15 января на станцию Иркутск подошел поезд с вагоном Колчака… Часам к семи вечера я пришел на вокзал к помощнику коменданта Польдяеву и часов около девяти вечера увидел «верховного» и его «премьера», которых конвой во главе с Нестеровым вывел из салон-вагона и привел на вокзал в комендатуру. Колчак и Пепеляев были в подавленном состоянии, первый молчал, второй что-то шептал. На вопрос Нестерова, есть ли у них оружие, Колчак вынул из кармана револьвер и вручил его Польдяеву, тот передал мне….
После этого из вагона вывели княжну Тимиреву — гражданскую жену Колчака, супругу бывшего омского военного министра Гришину-Алмазову, а также несколько офицеров штаба «верховного». Всех их препроводили в губернскую тюрьму»
(с. 271—273).Но как мне разыскать княжну Тимиреву?
Я сразу поймал себя на мысли, что, видимо, само намерение это — чистейший абсурд. В бурях, мятежах и войнах, пронесшихся над землей с 1920-го, след ее конечно же затерялся. Вероятнее всего, думалось тогда, она оказалась где-нибудь в эмиграции.
Княжну Тимиреву, как мне поведали участники тех событий, в тюрьме никто не задерживал. Ей предлагали «отправиться на все четыре стороны». Она отказалась выйти на свободу, желая до конца остаться рядом с Колчаком. Так в протоколах Чрезвычайной комиссии появился несколько странный термин:«госпожа Тимирева самоарестовалась».
Как о несбыточной мечте подумал я: вот бы поговорить с княжной Тимиревой! Ведь она была самым близким Колчаку человеком. И безусловно, многое знала. Колчак не мог не рассказывать ей о «Марии».
Но где искать ее след? Да и существует ли он вообще?
