Виктор Петелин - История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции

Александр Блок подробно говорил о Леониде Андрееве как о крупном художнике, о Серафимовиче, Петрове-Скитальце, Арцыбашеве, Анатолии Каменском и, наконец, дал характеристику «Мелкого беса» Фёдора Сологуба как значительного явления современной реалистической литературы.

Символисты были недовольны статьёй Блока, особенно Андрей Белый, Бугаев Б.Н. (1880–1934), который тут же послал ему письмо, любопытное во всех отношениях:

«5 или 6 августа 1907. Москва.

Милостивый Государь Александр Александрович.

Спешу Вас известить об одной приятной для нас обоих вести. Отношения наши обрываются навсегда. Мне было трудно поставить крест на Вашем внутреннем облике, ибо я имею обыкновение сериозно относиться к внутренней связи с той или иной личностью, раз эта личность называет себя моим другом. Потому-то я и очень мучался, хотел Вас привлекать к ответу за многие Ваши поступки (что было неприятно и для меня, и для Вас). Я издали продолжал за Вами следить. Наконец, когда ваше «Прошение», pardon, статья о реалистах появилась в «Руне», где Вы беззастенчиво писали о том, что не думали, мне всё стало ясно. Объяснение с вами оказалось излишним. Теперь мне легко и спокойно. Спешу Вас уведомить, что если бы нам суждено когда-либо встретиться (чего не дай Бог) и Вы первый подадите мне руку, я с Вами поздороваюсь. Если же Вы постараетесь сделать вид, что мы незнакомы, или уклониться от встречи со мной, это будет мне тем приятнее.

Примите и прочее.

Блок тут же ответил ему:

«8 августа 1907. Шахматово.

Милостивый Государь Борис Николаевич. Ваше поведение относительно меня, Ваши сплетнические намёки в печати на мою личную жизнь, Ваше последнее письмо, в котором Вы, умозрительно клевеща на меня, заявляете, что всё время «следили за мной издали», – и, наконец, Ваши хвастливые печатные и письменные заявления о том, что Вы только один на свете «страдаете» и никто, кроме Вас, не умеет страдать, – всё это в достаточной степени надоело мне.

Оскорбляться на всё это мне не приходило в голову, ибо я не считаю возможным оскорбляться ни на шпиона, выслеживающего меня, ни на лакея, подозревающего меня в нечестности. Не желая, Милостивый Государь, обвинять Вас в лакействе и шпионстве, я склонен приписывать Ваше поведение – или какому-либо грандиозному недоразумению и полному незнанию меня Вами (о чём я писал Вам подробно в письме, отправленном до получения Вашего), или особого рода душевной болезни.

Каковы бы ни были причины, вызвавшие Ваши нападки на меня, я предоставляю Вам десятидневный срок со дня, которым помечено это письмо, для того, чтобы Вы – или отказались от Ваших слов, в которые Вы не верите, – или прислали мне Вашего секунданта. Если до 18 августа Вы не исполните ни того, ни другого, я принужден буду сам принять соответствующие меры.

Дуэль не состоялась. Андрей Белый, вспоминая Блока после его смерти, написал горькие слова о том, что он написал Блоку «немотивированное, до оскорбительности резкое письмо, обвиняющее его в штрейкбрехерстве, и в потворстве капиталисту, и в заискивании перед писателями… А.А. возмутился до глубины души тем письмом; он прочёл в нём моё обвинение его в подхалимстве; и тут же я получил его дикий по гневу ответ, обвиняющий меня в клеветничестве; и оканчивающийся – вызовом на дуэль» (Эпопея. 1922. № 3. С. 269).

Но противоречия остались. Чуть позднее Александр Блок напечатал статью «О современной критике» (Час (Москва). 1907. 4 декабря), в которой высказал наболевшее о кризисе в критике, о Корнее Чуковском, Сергее Городецком, о «движении русского символизма к реализму и полное несходство его в этом отношении с западным, – уже представляют общее место». Андрей Белый тут же ответил Александру Блоку по поводу его статьи. «О критических перлах» (Раннее утро. 1907. 5 декабря) – так Андрей Белый назвал свою статью, резко критикующую Александра Блока как «путаника-критика»: «Примером этой путаницы служит его фельетон «О современной критике», где слияние символизма с реализмом объясняет он, так сказать, по-домашнему: реалисты-де тянутся к символизму, потому что они возжаждали тайны, а символисты идут к реализму, потому что им опостылел «спёртый воздух келий…». Спор этот продолжится до революции 1917 года и останется так и непрояснённым.

А кроме ведения личных и общественных интриг, литературных споров, острой полемики не только с Александром Блоком, Андрей Белый после выхода в свет «Четвёртой симфонии» (Кубок метелей. Скорпион. 1908), завершающей цикл «Симфоний», всерьёз приступил к завершению сборника стихотворений и поэм под названием «Пепел» (1909), в котором воплотились его споры, разногласия, положительная программа его творческих поисков как одного из крупнейших поэтов этого времени. Андрей Белый назвал этот сборник «некрасовским», столько некрасовских мотивов в этом сборнике и та же тематика и проблематика – любовь к отечеству, любовь к России, её людям и проблемам, понятым и загадочным, к её вечной тайне и неразгаданности русской, такой объёмной и противоречивой, душе.

Те же росы, откосы, туманы,Над бурьянами рдяный восход,Холодеющий шелест поляны,Голодающий, бедный народ.(…)Роковая страна, ледяная,Проклятая железной судьбой —Мать Россия, о родина злая,Кто же так подшутил над тобой?

Поиски Александра Блока увенчиваются выходом в свет сборника стихотворений «Снежная маска» (СПб., 1907), посвящённого актрисе Н.Н. Волоховой, которой он был увлечён. Затем выходит драма «Песня судьбы», взятая К. Станиславским к постановке в МХТ, все резче Блок относится к символистам, оставшимся на старом месте, наконец, приходит к циклу «На поле Куликовом» (альманах «Шиповник». Кн. 10. СПб., 1909). В итоге поисков в статьях и стихотворениях Александр Блок приходит к выводу о трагическом расколе русской интеллигенции с трудовым народом, об отрыве от народно-национальных истоков, от корней, от истории.

Много споров, конфликтов, разногласий возникало у писателей, художников, театральных деятелей по отношению к религии и многочисленным религиозным проблемам.

Участники этого повседневного процесса вспоминали: «Что-то в России ломалось, – писала Зинаида Гиппиус, – что-то оставалось позади, что-то, народившись или воскреснув, стремилось вперёд… Куда? Это никому не было известно, но уже тогда, на рубеже веков, в воздухе чувствовалась трагедия. О, не всеми. Но очень многими и в очень многом» (Дмитрий Мережковский. С. 344). Андрей Белый, один из участников литературного бунта, в своих воспоминаниях писал: «Для многих стиль нового века радикально отличался от старого; в 1898 и в 1899 гг. мы прислушивались к перемене ветра в психологической атмосфере. До 1898 г. северный ветер дул под северным небом. Константин Бальмонт опубликовал книгу стихов под заглавием «Под северным небом». Она выражает век девятнадцатый. С 1898 г. подул другой, южный, ветер. Ветры столкнулись, их столкновение породило туман, туман задумчивости. В 1900 и 1901 гг. атмосфера стала проясняться. Мы все увидели в новом свете под мягким южным небом двадцатого века» (Воспоминания о Блоке // Эпопея. Берлин, 1922. № 1. С. 131). Александр Блок в августе 1920 года приходил всё к тем же выводам: «Соловьёв скончался в июле 1900 г., то есть за несколько месяцев до наступления нового века, который сразу обнаружил своё лицо, новое и непохожее на лицо предыдущего века… январь 1901 года стоял под знаком совершенно иным, чем декабрь 1900 года; самое начало столетия было исполнено существенно новых знамений и предчувствий» (Собр. соч. Т. 6. М., 1962. С. 154–155). Почти о том же наступлении ХХ века писал и философ Н.А. Бердяев: «В эти годы России было послано много даров. Это была эпоха пробуждения самостоятельной философской мысли, расцвет поэзии и обострение эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни; виделись новые зори, соединялись чувство заката и гибели с чувством восхода и надежды на преображение жизни» (Самопознание. С. 149). Николай Зернов приводит ещё одно важное свидетельство о наступлении нового века с его новыми задачами и решением проблем, он приводит разговор Стивена Грехэма с русской женщиной из дальней Вятской губернии: «Разве вы не замечаете в воздухе того особенного чувства ожидания, как будто вот-вот появится что-то великое? Ожидание царит в русской литературе. Теперешние поэты ждут только, чтобы пойти крестным ходом» (Русское религиозное возрождение ХХ века. Париж, 1974. С. 102. Эту книгу Н. Зернов подарил мне в Оксфорде с надписью: «Виктору Петелину отъ Николая Зернова. Оксфорд. 24-Х —78»).

В 1901 году открылись «Религиозно-философские собрания» в зале Географического общества, начались дискуссии, церковные деятели и интеллигенция впервые за много лет обменялись мнениями.