Михаил Шевченко - Крепостная Россия. Мудрость народа или произвол власти?
Необходимо заметить, что такого рода факты во второй половине XVII в. были еще сравнительно редким явлением. Процесс только начинался. И в погашение долга, и в заклад, и в качестве объекта купли-продажи шли пока одни лишь вотчинные крестьяне. Бурное развитие этого процесса, его расцвет падает на XVIII в., когда поместья окончательно сольются с вотчинами, а крестьяне потеряют последние остатки человеческих прав и превратятся в простую материальную принадлежность их владельцев.
Крепостническое законодательство середины и второй половины XVII в. вызвало новый подъем классовой борьбы угнетенных слоев народа, которая, как и прежде, отличалась большим разнообразием форм – от всякого рода расправ с феодальными владельцами и раскольнических движений до открытых восстаний. Во второй половине XVII в. открытые народные выступления вспыхивали то в одном, то в другом месте. Характерно, что после принятия Соборного Уложения антикрепостнический протест крестьян в ряде случаев непосредственно смыкается с движением городских низов. Особенно глубоким и упорным проявлением борьбы народных масс против усиливавшегося крепостнического гнета была крестьянская война под предводительством С. Разина (1670–1671 гг.). Она охватила почти половину территории Русского государства и привлекла под свои знамена многие тысячи угнетенных людей. Правительство бросало на подавление народных выступлений огромные военные силы. Однако борьба закрепощенных масс против своих угнетателей, несмотря на самые жестокие карательные меры, не прекращалась ни на один день.
Говоря о резком обострении классовых противоречии в России после принятия Соборного Уложения, следует особо остановиться на крестьянских побегах, поскольку с отменой урочных лет они не только не прекратились, но, напротив, приняли невиданные до того размеры. Это тем более необходимо, что борьба с побегами крестьян, их сыск был тем стержнем, вокруг которого, как заметил А.Г. Маньков, наматывались важнейшие нити крепостного права на протяжении второй половины XVII и начала XVIII в [255].
По наблюдениям Т.И. Смирновой, крестьяне бежали главным образом из имений мелких и средних феодалов[256]. Причем одни из них, придерживаясь старой традиции, устремлялись на окраины государства, где крепостнический гнет был слабее, другие пытались найти лучшую долю в крупных вотчинах и поместьях центральных районов, в отличие от прошлого времени теперь крестьяне все чаще стали убегать большими группами, иногда целыми деревнями, унося с собой все необходимое для ведения сельского хозяйства на новых местах жительства. Такого рода побеги, нередко сопровождавшиеся полным разгромом барских усадеб, уничтожением крепостной документации, убийством ненавистных феодалов либо членов их семейств, по своему характеру далеко выходили за рамки обычного пассивного протеста. Чтобы обезопасить себя в бегах и затруднить установление своей личности, многие крепостные предварительно обзаводились поддельными отпускными грамотами, в которых значились под вымышленными именами. Средние и мелкие душевладельцы оказались не в состоянии приостановить бегство крепостных крестьян и холопов собственными силами и настойчиво требовали помощи от государственной власти. Используя всякий удобный случай, они прибегали к ставшему уже традиционным приему подачи коллективных челобитных правительству и самому царю. Эти челобитные дают яркое представление не только о существе жалоб феодалов и выдвигаемых ими требований, но и о характере крестьянских побегов того времени, Так, в челобитной поданной Алексею Михайловичу в 1657 г., дворяне и дети боярские Галича и других городов писали: «… крестьяне домишка наши разграбили, животы и пожитки наши побрали и сами от нас, холопей твоих, разбежалиси и, побежав, домы свои пожгли … Да те же, государь, наши разорители, приходя из побегов в наши поместьишко и вотчинишка, у нас, холопей твоих, и последних людишек и крестьянишек наших подговаривают и из поль лошади, приходя, крадут и всяким разореньем разоряют. А мы, холопи твои, коли излучимся в разоренных своих домишках, а не на твоей государевой службе и, увидав их побег и за ними сами в погоню ездим и людишек своих посылаем, и те наши беглые люди и крестьяне нас, холопей твоих, и людишек наших и крестьянишек до смерти побивают, стреляют из луков и ис пищалей. А где мы, холопи твои, беглых своих людей И крестьян и догоним, или в городех, или в чьем поместье и вотчине, и те наши люди и крестьяне с нами бьютца до смерти, а в городех, и в селах, и в деревнях на тех наших разорителей нам, холопем твоим, воеводы и прик зные люди споможения не чинят и их не имают…И ныне мы, холопи твои, оттех своих разорителей многие бродим по миру, скитаемся меж своею братью Христовым имянем…»[257]
Еще более яркий материал о характере крестьянских побегов содержится в «Изветной челобитной» дворян Новосельского уезда царю Федору Алексеевичу, датированной 1681 г. В ней говорится: «…В нынешнем, государь, во 189-ом (1681) году в розных месяцех и числех из Новосильского уезду, из сел и деревень люди и крестьяне, умысля вороски, бегут… в украинские городы. собрався человек по сту и больши, а дворы, государь, в тех селех жгут, и нас, хопопей твоих, крадут и разбивают, 11 ВС51кие разоренья чинят, и идут явно в день и ночьми, собрався большими обозы с ружьем, и с луки, и с пищали и з бердыши, и с копьем, и убииства чинят, и фалятся нас, холопей твоих, и женишак наших и детишак побить до смерти и домишка наши вконец разорить и огнем выжечь…»[258]
Такие и аналогичные жалобы служилых дворян красной нитью проходят через все их челобитные второй половины XVII в. Но жалобы являлись только как бы прелюдией к тем требованиям, которые они выдвигали в своих челобитных. Логика событий и прежде всего нараставший антикрепостнический протест крестьянских масс подсказывал им, что установившийся порядок, когда каждый из них индивидуально, на собственный страх и риск занимается поиском и возвращением беглых, не оправдывает себя. Напрашивался вывод о необходимости внесения коренных изменений в систему организации борьбы с побегами крепостных. И дворяне стали добиваться этого, требуя превращения сыска в постоянно действующую функцию государственного аппарата власти[259].
Учитывая реальную расстановку классовых и внутриклассовых сил в стране после принятия Соборного Уложения, правительство издало целую серию новых юридических актов, предписывавших меры взыскания и за побеги, и за укрывательство беглых. Одним из таких актов явился указ от 13 сентября 1661 г. Основное его содержание направлено против лиц, у которых оседали находившиеся в бегах крепостные люди. Указ предписывал: приказчиков частновладельческих имений (светских и духовных) за прием и укрывательство беглых без согласия их господ «бить кнутом нещадно», чтобы «иным впредь неповадно было чужих беглых людей и крестьян принимать». Если же приказчики действовали по воле своих владельцев, то последние обязаны были, во-первых, возвратить беглых крестьян за собственный счет и уплатить штраф по Уложению, во-вторых, за каждого беглого крестьянина отдать одного наддаточного с женою, детьми и имуществом. Приказные люди дворцовых сел и деревень, посадские и земские старосты за прием и укрывательство беглых крепостных также подлежали наказанию кнутом, но в более легкой форме. В случае наличия у приказных людей собственных поместий и вотчин телесное наказание для них заменялось взиманием сперва по одному, в дальнейшем по четыре наддаточных крестьянина за каждого беглеца в пользу владельца последнего[260]. Указ от 3 января 1683 г. отменил взимание наддаточных крестьян, но зато увеличил сумму зажилых денег или штафа до 20 руб. в год за одного беглого крепостного, мотивируя это тем, что «за многими всяких чинов людьми и у церквей за попами и за дьяками крестьян и бобылей нет, и наддаточных крестьян и бобылей у них имать некого, чтоб их великих государей указ был всем ровен»[261]
Как полагает А Г. Маньков, отмена наддаточных крестьян указом 3 января 1683 г. Была окончательной и к данной санкции против укрывателей чужих крепостных людей правительство фактически никогда больше не возвращалась. С тех пор единственным и «универсальным» средством взыскания за прием и держание беглых становятся зажилые деньги[262].
Во второй половине XVII в. правительство не только издавало грозные указы о борьбе с побегами крестьян и холопов, но и осуществляло массовый сыск беглых крепостных на огромной территории государства. Выполнение этой функции оно чаще всего поручало специальным сыщикам, рекрутировавшимся из числа дворян и стольников. Начиная с 1650-х гг. отправка сыщиков в места предполагаемого скопления беглых стала типичным явлением в деятельности центральных органов власти. Сыщики наделялись большими полномочиями, включая рассмотрение разбойных дел. При каждом сыщике находился целый аппарат, в состав которого входили дьяк, подьячие, несколько стрельцов, казаков и пушкарей. Сыщик имел право произвести обыск в любом поместье и вотчине. Уездные воеводы обязаны были создавать сыщикам все необходимые условия для поимки и привода беглых крепостных. Нередко сыщики предпринимали повальные обыски в округе радиусом до 20–30 верст. При этом они широко использовали добровольную поддержку со стороны служилых дворян, которые активно вмешивались в процесс розыска убежавших от них крестьян и холопов.
