Лев Гумилёв - Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи
То, что сирийские мусульмане ждали Кутуза с таким же нетерпением, как христиане год назад Хулагу, было понятно. То, что в Дамаске загорелись церкви, как незадолго перед тем мечети – вытекало из хода событий и расстановки сил, – также было очевидно. То, что генуэзцы продолжали конкурировать с венецианцами, а банк тамплиеров – с банком иоаннитов, в то время когда враг подходил к стенам Акры, тоже можно было вообразить. Но то, что рыцарский совет Акры будет обсуждать вопрос о союзе с мамлюками против монголов, т.е. с мусульманами против христиан, – это лежало вне возможностей нормального воображения. Только магистр тевтонских рыцарей помешал заключению этого союза. Ограничились компромиссом: приняли мамлюков как гостей, снабдили их сеном и продуктами, позволили отдохнуть под стенами Акры и даже впускали мамлюкских вождей в крепость, чтобы хорошо угостить. Кутуз, видя такое легкомыслие, хотел было захватить Акру, но жители города стали по собственной инициативе выгонять мамлюкских воинов. Поэтому ввести в город достаточно воинов не удалось.
При всем этом безумном легкомыслии рыцари Акры заключили с мамлюками торговую сделку: мамлюки обязались продать им за низкую цену лошадей, которые будут захвачены у монголов. Но мамлюки не выполнили своих обязательств. Видимо, степнякам были слишком противны титулованные спекулянты.
Дав войску и коням хороший отдых, Кутуз прошел через франкские владения в Галилею, чтобы оттуда напасть на Дамаск. Кит-буга с монгольской конницей и вспомогательными отрядами армян и грузин встретил противника у Айн-Джалуда, недалеко от Назарета, 3 сентября 1260 г. Монгольские кони были утомлены форсированным маршем, но ведь монголы еще не терпели поражений. «Горящие рвением, они шли вперед, доверяя своей силе и храбрости», – писал армянский историк Киракос. Надежда на победу не оставляла монголов до конца.
Кутуз, используя численное превосходство, укрыл фланги в глубоких лощинах, а против главных сил Кит-буги выставил авангард под командованием своего друга Бейбарса. Монголы пошли в атаку и снова скрестили сабли с половцами. Бейбарс устоял. Фланговые части вышли из лощин и окружили монголов. Кит-буга, спасая честь знамени, скакал по полю битвы, пока под ним не убили коня. Тогда мамлюки навалились на него и скрутили ему руки.
Разгром был полный. Беглецы с поля боя тоже не уцелели. Их усталые кони не могли уйти от свежих мамлюкских. Желтый крестовый поход кончился катастрофой. Связанного Кит-бугу привели к султану Кутузу. Пленный найман гордо заявил победившему куману, что Хулагу-хан поднимет новую конницу, которая, как море, зальет ворота Египта. И добавил, что он был верным слугой своего хана и никогда не был цареубийцей.
После этих слов Кутуз велел отрубить Кит-буте голову.
Надежды последнего паладина восточного христианства, найманского богатыря Кит-буги, не сбылись. Гражданская война в Монгольском улусе затянулась до 1301 г. и погасла лишь тогда, когда монгольские богатыри перебили друг друга. Перегрев пассионарности сжег Монгольский улус и степную традицию. Улусные ханы оказались не государями, а пленниками своих подданных, которые заставили их принять свою веру: на западе – ислам, в Китае – буддизм. Гибель Кит-буги и его ветеранов оказалась не случайной потерей, а поворотной датой истории, после которой «сила вещей» повлекла цепь событий по иному пути.
После того как монгольская армия отошла за Тигр, в Сирии и Месопотамии началось поголовное истребление христиан. То культурное наследство Византии, которое пощадили арабские правоверные халифы – Омейяды и Аббасиды, еретики Фатимиды, рыцарственные курды Аюбиды, было сметено мамлюкским натиском начисто. И нельзя сказать, что свирепствовали новообращенные половцы. Нет, они только разрешали мусульманам убивать христиан, а сами расширяли ареал, одерживая победу за победой. В 1268 г. пала Антиохия, в 1277 г. Бейбарс одержал свою последнюю победу над монголами при Альбистане, после чего его преемник султан Калаун взял в 1289 г. Триполи, а в 1291 г. Акру, Тир, Сидон и Бейрут. Дольше всех держалась Киликия, завоеванная мамлюками только в 1375 г. Ближний Восток из христианского превратился в мусульманский. С утратой традиции ушла культура и не заменилась другой. Разбитые «осколки» подобрал в 1516 г. османский султан, безжалостный Селим I. И тогда Ближний Восток, мудрый, доблестный и творческий, превратился в ту этнокультурную руину, которую описал М. Ю. Лермонтов в своем стихотворении «Спор», в котором ведут спор горы Казбек и Эльбрус о возможностях покорения природы человеком.
Не боюся я Востока! —Отвечал Казбек. —Род людской там спит глубокоУж девятый векПосмотри, в тени чинарыПену сладких винНа узорные шальварыСонный льет грузин.И, склонясь в дыму кальянаНа цветной диван,У жемчужного фонтанаДремлет Тегеран.Вот у ног Ерусалима,Богом сожжена,Безглагольна, недвижимаМертвая страна;
Дальше, вечно чуждый тени.Моет желтый НилРаскаленные ступениЦарственных могил.Бедуин забыл наездыДля цветных шатровИ поет, считая звезды,Про дела отцов.
Все, что здесь доступно оку,Спит, покой ценя…Нет, не дряхлому ВостокуПокорить меня.
М. Ю. Лермонтов прав только отчасти. Он описал самое тяжелое, самое неудачное для развития время на Ближнем Востоке – начало XIX в. Но времена меняются, и в них меняются люди. Время врачует самые тяжкие болезни этносов. И выздоровление наступает, когда происходит процесс вторичной интеграции или, вернее, регенерации.
До тех пор пока кочевники, покинувшие родную землю и оказавшиеся господами своих бывших хозяев-рабовладельцев, противопоставляли себя им и беззащитным народным массам, которых они только угнетали, но не считали даже нужным защищать, страны Среднего Востока слабели. Но внуки и правнуки куманов, карлуков, канглов и найманов, родившиеся в цветущих оазисах Хорасана, на просторах Междуречья Тигра и Евфрата, которое называлось Диарбекир – Месопотамия, – постепенно сливались с местным населением в новые этнические целостности.
Этот процесс, не замеченный великим поэтом, шел исподволь в XVI в. и, как всякий инкубационный период, мог быть замечен с большого расстояния. Народы-этносы, обновляясь на основе очень сложного генезиса, преодолели инерцию распада, и в настоящее время можно ждать появления обновленной культуры Передней Азии, Ирана и Северной Африки.
А тот тяжелый период, который породил 600-летний упадок, не был предначертан закономерностями истории. Он был результатом трагической случайности – победы султана Кутуза над Кит-бугой-нойоном в долине Айн-Джалуд.
Третье предательство – убийство друга
Кутуз, казнив Кит-бугу-нойона за дерзкие слова, совершил поступок, который в те времена считался нехорошим. Военнопленного, если он не был преступником, следовало отпустить за выкуп. Даже существовала определенная такса: сколько брать за простого воина, сколько – за барона, сколько – за принца крови и сколько – за короля. Если же пленник был беден и не мог сам выкупиться – его полагалось ставить на невольничий базар и продать, но не убивать. Средневековая война имела правила, которые обычно соблюдались.
Из этих правил исключались исмаилиты и рыцари-монахи: тамплиеры и иоанниты, так как их организации были основаны на тайне, а в те времена люди полагали, что где тайна, там – дьявол. С этим персонажем воины иметь дела не хотели, потому что с ним были обязательно связаны ложь и обман. А кому охота быть обманутым?
Но Кит-буга не был ни преступником, ни членом секты. Поэтому, казнив его, Кутуз совершил убийство: грех, за который он должен был понести наказание от Аллаха. И он его понес.
Почему монголы так долго – с 1208 по 1260 г. – и так упорно воевали с половцами? Да потому, что они хорошо их знали! Знали их отвагу, неукротимость, железную выдержку, блестящие способности. Единственным качеством, не дающим половцам возможности добиться успеха, была их «старость», т.е. снижение пассионарности системы до уровня гомеостаза. При этой фазе любой талантливый человек воспринимается соплеменниками как угроза основам общества, и общество делает все возможное, чтобы помешать талантливым людям осуществлять деяния, которые могли бы спасти народ.
Это кажется парадоксом: почему разумные люди не ценят человека, который за них решит насущные задачи, важные для общего дела, в котором заинтересован каждый? Потому, что личные сознательные решения тонут в общественной эмоции, протестующей против признания соседа лучше себя.
Вспомним одну из «Удивительных историй» П. Карякина, опубликованную в «Известиях» несколько лет тому назад, – «Выпендривающийся Жора», где увольняют хорошего продавца из магазина именно за то, что он хорошо продавал рыбу. Этот фельетон – предупреждение. Мы еще не старый этнос, прожили 600 лет, т.е. половину нормального срока. Поэтому такое отношение к таланту считаем безобразием и высмеиваем в печати. А половцы жили уже шестнадцатый век (с III. до н.э. по XIII в. н.э.). Фактически они закончили свой цикл этногенеза и превратились в реликт, лишенный саморазвития, но не потерявший природных свойств: мужества, выносливости, физической силы.
