Сергей Кормилицын - Третий Рейх. Гитлер-югенд
Формировался настоящий культ Гитлера. Говоря о вере в вождя, должно подчеркнуть, что речь идет действительно о вере, о религиозном почитании, о возвеличивании до ранга Божества. Примером может послужить школьный диктант, составленный в 1934 году: «Как Иисус освободил людей от грехов и ада, так Гитлер спас немецкий народ от гибели. Иисус и Гитлер подвергались преследованиям, но в то время как Иисус был распят, Гитлер возвысился до канцлера. В то время как ученики Иисуса оставили его в беде, отрекшись от него, за Гитлера пало 16 товарищей. Апостолы окончили труд своего господина, мы надеемся, что Гитлер сам доведет свой труд до конца. Иисус строил для небес, Гитлер — для Германской земли»[326]. В том же году профессор богословия Эрнст Бергман опубликовал 25 тезисов отношения национал-социализма к религии. Среди них был и следующий: «Христос был не евреем, а нордическим мучеником, отправленным на смерть евреями, <…> призванным спасти мир от еврейского влияния. Адольф Гитлер — новый мессия, посланный на землю, чтобы спасти мир от евреев»[327].
Вера в Гитлера как в богоданного, если не богоподобного спасителя Отечества была, таким образом, частью мировоззрения. У новой веры была и своя священная книга, о чем заявлял Бальдур фон Ширах: «Книга Гитлера „Mein Kampf“ была нашей библией»[328]. Национал-социалистическое руководство совершенно всерьез предполагало прекратить распространение в Рейхе библии, заменив ее «Моей борьбой» — «книгой, <…> олицетворяющей самую чистую и самую истинную этику жизни нации в настоящее время и в будущем». Изображения креста должны были быть повсеместно заменены свастиками, а «Моя борьба» должна была стать единственным содержимым церковных алтарей, заменяя собой распятия и изображения святых[329]. «Или у нас будет германский бог, — заявлял Эрнст Бергман, — или не будет никакого. Мы не можем преклонять колени перед всеобщим богом, который уделяет больше внимания французам, чем нам. Мы, немцы, были оставлены христианским богом на произвол судьбы. Он не справедлив, и потому мы терпели поражение за поражением, что верили ему, а не нашему, германскому богу»[330]. Гитлер и сам считал христианство чуждым германской культуре. «Античность была куда лучше нынешних времен, — говорил он, — потому что не знала ни христианства, ни сифилиса». По его мнению эта религия не подходила для расы господ, которой предстоит властвовать над всем миром, потому что идея всеобщего равенства и любви парализует человека, защищает убогих, расово-неполноценных и слабых, тех, кто вообще не имеет права на существование[331]. Однако с началом войны против СССР национал-социалистам пришлось ослабить нажим на верующих и антихристианскую пропаганду. Руководители партии и государства, сами в большинстве своем бывшие солдаты, отлично понимали, что на фронте пригодится любая поддержка, пусть она исходит даже от столь презираемого ими Христа. Потому что моральный дух армии — важнее. Окончательная расправа с христианством была отложена до лучших времен. Однако перерыва в обожествлении Адольфа Гитлера не делалось до самого конца. В апреле 1945 года, когда наступление советских войск и их союзников было уже не остановить, Йозеф Геббельс убеждал немцев по радио: стоит лишь чуть-чуть потерпеть и Вождь сотворит чудо, — Германия выйдет из войны победительницей. И вера в то, что это и впрямь может произойти, подчас побеждала выработанный затяжной войной скептицизм.
Для молодежи Гитлер был чем-то высшим, божеством, но божеством близким и знакомым, земным. Его можно было узреть воочию. Прикоснуться к нему. Однако при этом он оставался в представлении молодых существом настолько высшего порядка, что само его существование воспринималось как чудо. Миллионы фанатично преданных ему подростков были готовы поверить любой легенде о Фюрере. Пользуясь этим, пропагандисты устраняли разногласия между официально проповедуемым расовым учением и внешним видом вождя, никак не соответствовавшим образу представителя нордической расы: «Гитлер — блондин, с розовой кожей и голубыми глазами, чистый германец (ариец) по природе, а все остальные распространения о его внешнем виде и личных качествах посеяла в народной душе черная и красная пресса»[332]. Убежденность в вышеприведенном постулате доходила до такой степени, что внутреннего конфликта и разлада в системе образов и убеждений не происходило даже при личной встрече с вождем. Мало того, многие юные немецкие девушки видели в Гитлере — невысоком, с мелкими чертами лица, сальными волосами и дурной кожей, привлекательного мужчину и именовали его не иначе, как «прекрасный Адольф»[333].
Наиболее удобным для внедрения национал-социалистической идеологии предметом была математика. Математические задачи можно наполнить абсолютно любым идеологическим содержанием без ущерба для их образовательных качеств. В них вкладывался самый разнообразный подтекст: от пропаганды войны до пропаганды, как это уже говорилось выше, расовой гигиены. Открывая задачник по математике, ученик мог столкнуться с такой задачей: «Евреи в Германии — чуждая раса. В 1933 г. в Германии было 66 060 000 жителей. Среди них — 499 482 правоверных евреев. Сколько процентов это составляло?»[334] Ключевая фраза, в данном случае, — первая, а в остальном — это обыкновенная задача на вычисление процентных соотношений.
Или задача на построение и измерение углов: «Угол b, важный для исследований черепа, образуется „германской горизонталью“ (плоскость глаза — уши) и линией профиля (основание черепа — край верхней челюсти)». Далее предлагается, используя некоторые данные числа, вычислить значения b для разных типов черепа[335]. Ученик знакомился помимо математики с основами расовой биологии. Другое задание предлагало ученикам, используя подстановочные числа, вычислить, «сколько детей должна иметь семья, чтобы сохранить численный состав народа?»[336] Даже простейшее задание по геометрии можно было превратить в пропагандистский трюк: «Впиши в данный круг 8 см в диаметре свастику, ширина перекладин которой, также как ширина белых промежутков между ними, составит 1 см»[337].
Пропаганда войны также стала одной из целей школьного воспитания. Математические задачи на вычисление скорости, площади и т. д. наполнялись военным содержанием, чтобы молодежь прониклась духом воинственности, привыкла к мысли о войне. Характерный пример: «Танковое отделение выезжает из лагеря в 6 часов утра и движется по дороге со скоростью 45 километров в час. Одновременно с ним по той же дороге и в том же направлении начинает движение отделение стрелков-мотоциклистов со скоростью 65 километров в час. Какое расстояние должны преодолеть стрелки, чтобы нагнать танки? Когда это произойдет?»[338].
На военную тему выпускались даже специальные учебники, как например, вышедший в конце 30-х годов задачник «Как вооружаются другие». В нем, помимо задач, содержались сведения о вооруженных силах Германии и соседствующих с ней стран, о мощностях военной промышленности наиболее вероятных противников, количестве находящихся в их распоряжении боевых самолетов и даже о некоторых тактико-технических характеристиках их боевой техники. Задания же, несмотря на чисто математические образовательные цели, были наделены весьма агрессивными воспитательными целями: следовало, например, вычислить, какую площадь может покрыть бомбами ночной бомбардировщик, несущий 1800 зажигательных бомб, двигаясь со скоростью 250 километров в час и сбрасывая каждую секунду по одной бомбе. Дальнейшие задания предлагали решить, какие разрушения могут причинить десять таких самолетов, летящих на расстоянии 50 метров друг от друга, какую площадь они могут покрыть огнем, и сколько пожаров загорится в том случае, если одна треть бомб попадет в цель, а из них еще одна треть вызовет пожары, и какое количество бомб необходимо для уничтожения крупного города[339]. Подобные задачи не были исключением. В учебнике математики для старших школ приводилось такое задание: «Эскадрилья бомбардировщиков (9 самолетов) летит в строю треугольником на расстоянии 70 метров друг от друга, на дистанции 40 метров. Каждый самолет несет 20 бомб по 50 кг. Эскадрилья летит со скоростью 180 километров в час. Бомбометание происходит, согласно приказу, каждые 2 секунды. Насколько велика покрываемая бомбами площадь? Какова плотность бомбардировки?»[340]
От математики не отставали другие предметы. Элементы идеологии вносились в чистописание и родную речь, а история была вообще переписана в интересах партии. При изучении грамматики содержание текстов упражнений не имеет никакого значения, также как и содержание математических задач: главное, чтобы они выполняли образовательные функции. Пользуясь этим, национал-социалистические методисты разрабатывали упражнения, наполненные идеологически верным содержанием, как это упражнение на применение страдательного и действительного залога: «До того, как Гитлер пришел к власти: нападать на людей на улицах / поджигать дома / поджигать здание Рейхстага / разрушать железнодорожные пути / <…> грабить магазины / <…> подрывать поезда / грабить кассы / <…> вызывать раздоры / поносить Родину /<…>»[341].
