Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия - Джонатан Сампшен
Джону, герцогу Бедфорду, суждено было пробыть регентом Франции тринадцать лет, вплоть до своей смерти в 1435 году. На момент смерти Генриха V ему было тридцать три года, и Бедфорд был старшим из двух оставшихся в живых братьев покойного короля. Если бы в конце 1421 г. не родился младенец Генрих VI, он бы сам унаследовал троны Англии и Франции. Однако Бедфорд никогда не пытался сместить своего племянника или создать для себя континентальное княжество. "Брат, — сказал ему умирающий король, — я умоляю тебя всей любовью и преданностью, которую ты всегда проявлял ко мне, чтобы ты был верен и предан моему сыну Генриху, твоему племяннику". Этой задаче Бедфорд и посвятил остаток своей жизни. Джон прошел обучение политике в Англии, в суровой школе шотландского пограничья. Он был лейтенантом своего брата в Англии во время Азенкурской кампании 1415 г. и в 1417 г., когда Генрих вторгся в Нормандию. Во Францию он прибыл только в мае 1420 года. К тому времени он уже приобрел репутацию способного администратора и проницательного политика, обладавшего острым умом и уверенностью в себе, что многим напоминало самого Генриха V.
Мнения о талантах Бедфорда как военачальника расходились. Граф Дуглас, которому довелось столкнуться с ним на шотландской границе и во Франции, называл его "Джоном со свинцовым мечом". Однако Бедфорд командовал флотом, прорвавшим французскую блокаду Арфлёра в 1416 г., и армией, сражавшейся на Луаре во время последней болезни его брата. Правда, он был более осторожен, чем Генрих V, и менее лих, чем его старший брат герцог Кларенс, что, возможно, и имел в виду Дуглас. Но тогда Генриху V повезло, а бравада Кларенса привела его к гибели в битве при Боже — ошибка, которую Бедфорд никогда бы не совершил. Бедфорд был умелым стратегом, осторожным тактиком и хорошо знал способности других капитанов, как выяснил Дуглас, к своему огорчению. Но прежде всего, он был чутким и искусным политиком, понимавшим проблемы английского правления во Франции лучше, чем большинство его современников. Хотя поначалу его принимали настороженно, он быстро установил прекрасные отношения со своими французскими подданными, чья основная лояльность всегда была связана с Бургундией, а не с Англией.
Крупный мужчина с властным взглядом, высокими скулами и клювовидным носом, Бедфорд умел сочетать приветливость с внушительностью и привычкой повелевать. Он хорошо говорил по-французски, щедро одаривал французские церкви, покровительствовал французским художникам и ремесленникам и был женат на двух французских аристократках. Он легко общался с французскими сеньорами, находившимися в его подчинении, и сливками парижского юридического и административного мира. Бедфорд играл роль правителя в соответствии со стереотипами эпохи. За год до смерти он заявил королевскому Совету, что никто не мог быть "так любящ и так добр ко мне", как его французские подданные. Это было не просто хвастовство. "Мудрый и великодушный, его одновременно боялись и любили", — таков был вердикт церковника из Руана. Не бывший другом англичан язвительный анонимный хронист, описавший внутреннюю жизнь Парижа в эти годы, даже считал Бедфорда "совершенно не похожими на других англичан" с их агрессивным поведением и любовью к сражениям. Тома Базен, человек следующего поколения, ставший епископом Лизье и одним из нормандских советников Генриха VI в последние годы английского правления, писавший в 1460-х годах, в то время, когда англичане были изгнаны и мало кто из французов мог сказать о них доброе слово, сделал для герцога Бедфорда исключение. Он был "способным и энергичным… храбрым, гуманным и справедливым", считал Базен, и пользовался большим уважением как у французов, так и у англичан[9].
* * *
Когда известие о смерти Генриха V достигло Вестминстера (около 10 сентября 1422 г.), большинство главных действующих лиц последовавшей за этим драмы все еще находились во Франции. Младший брат Генриха V, герцог Глостер, исполнял обязанности хранителя королевства, но его полномочия автоматически прекратились после смерти короля. Для того чтобы правительство могло продолжать свою деятельность, в покоях почившего короля в Виндзорском замке была проведена символическая передача власти. 28 сентября канцлер Томас Лэнгли, епископ Даремский, в сопровождении главных советников, находившихся в Англии, передал большую печать в присутствии младенца-короля короля на хранение канцелярскому чиновнику, который скреплял ей акты по поручению Совета, до принятия более постоянных мер. Совет немедленно дал разрешение на созыв Парламента — единственного органа, имеющего право утверждать подобные решения. Заседание было назначено на 9 ноября. Тем временем между ближайшими родственниками умершего короля развернулась борьба за власть. Главными действующими лицами стали оставшиеся в живых братья Генриха V, герцоги Бедфорд и Глостер, и его дяди Бофорты[10].
Хамфри, герцог Глостер, был на год моложе герцога Бедфорда. Он отличался стройной фигурой, высокой культурой, обаянием и красноречием. Ему также была присуща личная храбрость, которая была отличительной чертой принцев дома Ланкастеров. Однако при всех своих достоинствах Глостер был личностью небезупречной. Он претендовал на наследие Генриха V, и многие англичане, особенно в Лондоне и в Палате Общин, однозначно оценивали его по достоинству. Они называли его "добрым герцогом", но их высокую оценку его достоинств не разделяли те, кто знал его лучше других. Глостер вдохновил на подхалимаж своего протеже Томаса Хоклива, изобразившего его в виде нового Марса. Спустя годы он заказал итальянскому латинисту Титу Ливию Фруловези длинное повествование о завоеваниях своего брата, в котором его собственные боевые подвиги занимают видное место. Однако здравомыслящие люди не оценили его как полководца, и он так и не приобрел значительного военного авторитета. Глостер обладал буйным характером, был напорист, своеволен, импульсивен и очень честолюбив. Он нелегко переносил обиды и лелеял их годами. Короче говоря, как заметил один из современных хронистов, с ним было "неприятно иметь дело". В 1460-х гг. Папа Пий II сказал о нем, что он бабник и больше подходит для жизни в свое удовольствие, чем для воинской службы, и никогда не
