Иван Грозный. Начало пути. Очерки русской истории 30–40-х годов XVI века - Виталий Викторович Пенской
Почему так получилось и насколько прав был мэтр, когда в рамках выдвинутой им концепции «длительного времени» (longue durйe) предложил расширить временные рамки XVI столетия именно таким образом? Логику его рассуждений понять нетрудно, тем более что в том же ключе рассматривали историю Европы ряд других видных историков, или напрямую взявших на вооружение тезис, выдвинутый Броделем, или пришедших к аналогичным выводам самостоятельно. Так, другой французский историк, П. Шоню, характеризуя основной тренд развития раннемодерного европейского общества, писал в 1965 г. о том, что «традиционная история подчиняется той же хронологии, что и история глобальная, двинувшаяся от внутреннего моря к богатым планктоном холодным морям севера, тогда как малый ледниковый период стал теснить Европу холодным фронтом полярных морей». И, подытоживая свое наблюдение, он отмечал: «Классическая Европа – это еще и холодная Европа, под суровым оком грозного бога пуритан и сокровенного бога янсенистов. Европа, покинувшая Средиземноморье»[12]. Об этой тенденции, кстати, упоминал и сам Бродель, когда указывал на то, что «Европа тогда „качнулась“ в сторону Севера. И на этот раз – на столетия», причем центр европейской (в широком смысле) торговли и финансов сместился из Генуи в Амстердам[13], так что Средиземноморье, сердце средневекового мира, надолго выбыло из игры и скатилось на периферию раннемодерного общества. Конец доминирования Средиземноморья, по мнению Броделя, был связан с «широкой деградацией мира-экономики», той экономической системы, которая сформировалась ранее, еще в эпоху высокого Средневековья, и обусловлена расцветом итальянских городов-государств, прежде всего Венеции[14].
Развивая эти идеи, американский социолог И. Валлерстайн рассматривал XVI век как «конструкцию, основанную на соединении двух ранее раздельных систем: христианского Средиземноморья с центром в городах Северной Италии и фламандско-ганзейской торговой сети на севере и северо-западе Европы», к которой примыкали на правах сырьевых придатков «с одной стороны, земли к востоку от Эльбы, Польша и некоторые другие территории Восточной Европы – а с другой стороны, острова Атлантики и определенные части Нового Света»[15].
Чем была обусловлена эта масштабная перестройка экономической системы эпохи высокого Средневековья? Конечно, принимая во внимание многофакторность исторического процесса, нельзя свести причины этого явления, имевшего, в конечном итоге, глобальные последствия, к какой-то одной. Однако представляется, что весьма немаловажную роль во всех этих процессах сыграл распад возникшей в результате завоеваний Чингисхана и его преемников «монголосферы», охватывавшей в период своего расцвета немалую часть Евразии. Столетие, предшествовавшее «долгому XVI веку», ознаменовалось колоссальными геополитическими подвижками, охватившими практически весь континент. Падение монгольской империи, хаос и анархия, воцарившиеся на ее просторах как результат ожесточенной борьбы за власть многочисленных претендентов на трон из «Золотого рода» потомков Чингисхана, разрушили устоявшиеся торговые связи и экономические системы и запустили болезненный процесс перенастройки всей системы экономических связей и отношений Евразии, прежде всего в ее западной части.
Как результат, эта масштабная перестройка экономической системы, ключевым моментом которой стало постепенное смещение центра экономической активности на северо-запад Европы, естественно, не могла не вызвать столь же масштабных изменений и в других сферах жизни тогдашнего общества (в самом широком смысле). Параллельно с этой своего рода экономической «революцией» в Европе (а затем и в других регионах мира) шла так называемая военная революция. Ее концепция была предложена британским историком М. Робертсом в 1955 г. и подразумевала, что внедрение пороха и появление огнестрельного оружия обусловили масштабные изменения в политическом и социальном устройстве европейского общества[16]. По существу, Робертс и его единомышленники (среди которых выделяется фигура Дж. Паркера, который существенно доработал и развил идею Робертса[17], став во второй половине 70—80-х гг. минувшего столетия одним из главных «апостолов» этой концепции) увязывали воедино процессы перемен в военном деле и военных технологиях Западной Европы в «долгий XVI век» с рождением модерного государства. Не все были согласны с такой постановкой вопроса – так, например, британский историк Н. Хеншелл полагал, что «большие армии были скорее следствием сильной монархии, а не ее причиной»[18], однако тот факт, что ускорившееся в XVIXVII вв. развитие военного дела и процессы формирования характерных для раннемодерного государства (об этом подробнее мы скажем дальше) институтов и отношений, политических, юридических, социальных, экономических и прочих, не просто совпадали по времени, но взаимно обуславливали друг друга, в принципе не вызывает сомнения.
Но не только экономическая, военная и политическая «революции» были характерны для «долгого XVI века». Говоря о переменах, которые происходили в эти десятилетия в жизни государства и общества, не стоит забывать и о своего рода «культурной революции». И дело здесь даже не столько в таком ярком феномене, как Ренессанс (который был, по существу, сугубо элитарным «продуктом» для «избранных»), сколько в переменах в пресловутой «массовой культуре». Изобретение И. Гутенбергом книгопечатания сделало возможным Реформацию, а эта последняя вызвала к жизни не менее масштабную католическую Контрреформацию с их процессами Sozialdisziplinierung’a («социального дисциплинирования»), Konfessionsbildung’a («создания конфессии») и Konfessionalisierung’a («конфессионализации») (и об этих чрезвычайно важных и неоднозначных социокультурных явлениях мы также скажем подробнее по ходу нашего повествования). Как результат, мы наблюдаем постепенное формирование ростков новой, модерной культуры – прежде всего в крупных городах, от которых культурные импульсы расходились на периферию подобно волнам от брошенного в воду камня.
Все эти явления развивались подспудно, не торопясь, постепенно меняя облик Европы (и не только ее одной). Внешними проявлениями этой невидимой на первый взгляд работы «крота истории» явились значимые исторические события, которые сами по себе выглядели как будто вполне традиционно и «вытекали» из самого хода истории, однако их значение явно выходило за рамки традиции. Падение в 1452 г. ордынского «царя» Саид-Ахмеда, которое де-факто подвело черту под историей Золотой Орды; взятие османским султаном Мехмедом Фатихом Константинополя в 1453 г.; завершение Столетней войны, также пришедшееся на тот же год; подчинение Иваном III Великого Новгорода и запуск им процесса пересмотра прежних договоров Новгорода с Ганзой; завершение испанской Реконкисты и открытие Колумбом Нового Света в 1492 г.; начало Итальянских войн в 1494 г. и в том же году подписание договора в Тордесильясе о разграничении колониальных империй Португалии и Испании; прибытие эскадры Васко да Гамы в Каликут в 1498 г.; взятие Василием III Смоленска в 1514 г.; захват в 1516 г. османским корсаром Аруджем Алжира; выступление Мартина Лютера в 1517 г., положившее начало Реформации; битва при Мохаче и ликвидация независимого Венгерского королевства в 1526 г. – это лишь некоторые
