Иван Грозный. Начало пути. Очерки русской истории 30–40-х годов XVI века - Виталий Викторович Пенской
Такая постановка вопроса нам сегодня импонирует больше всего, нежели традиционное жизнеописание в позитивистском духе, тем более если принять во внимание, что политические бури, бушевавшие при дворе, если и затрагивали основную массу населения Русского государства того времени, то косвенно. Двор и кипевшие при нем страсти жили одной жизнью, а страна – другой, и пересекались два этих мира не так часто, как можно представить, исходя из сведений, что поставляет нам исторический нарратив. Отсюда и вывод, что замыкаться на описании происходившего на московском политическом олимпе – значит существенно обеднить общую картину происходившего в стране. Между тем время Ивана Грозного – это эпоха, когда завершается строительство «земско-служилого» государства (термин Ю.Г. Алексеева), монархии «самодержавно-земской» (С.П. Мельгунов), не говоря уже о формировании институтов общества, которое сегодня назвали бы «гражданским», и выстраивания системы взаимоотношений между ним и верховной властью. И это только вершина айсберга, то, что лежит на поверхности! При этом все эти перемены происходили на фоне грандиозных подвижек во внешнеполитической сфере и в европейской мир-экономике (И. Валлерстайн), которые прямо и косвенно оказывали влияние на процессы, протекавшие внутри Русского государства и общества в этот «долгий XVI век» (Ф. Бродель). Об этом и пойдет речь дальше в этой работе.
Понятно, что столь грандиозный замысел невозможно воплотить в работе столь ограниченного объема, поэтому, не претендуя на всеобъемлющий и всеохватывающий характер нашего скромного исследования, назовем его скромно очерками из русской истории времен Ивана Грозного. Быть может, в последующем отдельные аспекты этой работы найдут свое отражение в других, более глубоких, скрупулезных и менее широких по охвату, временному, пространственному и тематическому, работах. Пока же мы снова повторим старую добрую латинскую мудрость – Feci, quod potui, faciant meliora potentes, поблагодарив всех тех, кто принял так или иначе участие в создании этой книги (и в особенности нашу супругу Т. Пен-скую, неизменно поддерживающую нас во всех наших начинаниях и обеспечивающую нам прочный тыл).
P. S. Мы преднамеренно включили в текст многочисленные цитаты из летописей и грамот времен Ивана Грозного с тем, чтобы передать дух эпохи. Конечно, сначала их язык может показаться архаичным и порой сложным для понимания, однако лиха беда начало, и стоит только привыкнуть к нему, и он предстанет совершенно в ином свете.
Грозный царь или грозное время?
Вместо введения
Времена не выбирают, в них живут и умирают…
Полтора с лишком века назад, в 1862 г., в Новгороде Великом, том самом городе, «откуду есть пошла Руская земля», при громадном стечении народа, в присутствии императора Александра II, августейшего семейства и блестящей императорской свиты был торжественно открыт величественный монумент работы скульпторов Михаила Микешина и Ивана Шредера в честь 1000-летия России. Среди 128 персонажей, олицетворяющих долгий путь, пройденный Россией за эти столетия, нашлось место и царствующим особам, и полководцам, и деятелям культуры. Есть даже скульптурные изображения великих литовских князей – Гедимина, Ольгерда, Кейстута и Витовта. Но нет на памятнике образа исторического персонажа, одолевшего казанских и астраханских татар, отразившего натиск Крыма и, по существу, положившего конец крымскому имперскому проекту, при котором началось покорение Сибири, первым прорубившего окно в Европу, завершившего создание основ Московского государства, самобытного писателя, незаурядного полемиста и гимнографа…
Кто этот человек? Наверно, уважаемый читатель уже догадался, о ком идет речь, – конечно же, это первый русский царь – Иван Грозный, личность чрезвычайно сложная, противоречивая и во многом загадочная, подлинный русский сфинкс, в котором все было величественно чрез меры – и гений, и злодейство. Почему же так получилось, что и в исторической традиции, и в общественном сознании не только России, но и ближнего и дальнего ее зарубежья далеко не однозначный образ Ивана Грозного ассоциируется со своего рода эталоном кровавого злодея и тирана, по всеобщему мнению выделяющегося своими тиранствами и злодействами даже на фоне других тиранов и злодеев грозного и отнюдь не вегетарианского и толерантного XVI столетия, века Реформации и Контрреформации, религиозных и иных войн, колониальной экспансии, мятежей и заговоров?
Можно ли попробовать увязать воедино личность первого русского царя и время, когда он жил, действовал и творил? «Грозный царь или грозное время» – под таким названием в 2004 г. историк С.Н. Богатырев опубликовал небольшое исследование, посвященное изменению психологического образа первого русского царя в историографии, российской и западноевропейской, в XIX–XX вв.[8] Проанализировав основные точки зрения относительно психического состояния Ивана Грозного, которые сложились в исторической «Иваниане» за двести лет, историк пришел к выводу, что «трактовка личности Грозного как „продукта своей эпохи“ прежде всего характерна для тех исследований, где изложение исторических событий жестко подчиняется историософским или идеологическим схемам и конструкциям»[9].
Не принимая и не отвергая однозначно этот тезис (на то есть причины, которые мы постараемся озвучить далее по тексту нашей книги), мы все же рискнем утверждать, что такая яркая и неординарная личность, как Иван IV, могла – нет, не появиться, ибо незаурядные и из ряда вон выходящие персонажи драмы, известной нам как История, выступают на ее авансцену с завидной регулярностью – раскрыться во всей своей полноте только в «долгий XVI век» (или, край, в раннее Новое время, которое ряд историков предлагает довести до начала Великой Французской революции – первой действительно великой и действительно революции, с которой не могут сравниться ни нидерландская революция XVI в, ни английская XVII столетия). Хронологические рамки этого «столетия» (которое, на самом деле, вовсе не столетие) великий французский историк Ф. Бродель определял между серединой XV и серединой XVII в., причем это «удвоенное» столетие довольно четко
