Жан Маркаль - Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота
Но в то время, когда я читал книгу Жана-Люка Шомея, я был далек от того, чтобы размышлять над подобными теоретическими вопросами. В моем представлении Ренн-ле-Шато был одним из полюсов, называемых в литературе эзотерического толка «жизненными центрами». В таких «избранных» точках на поверхности Земли происходит нечто, что может объясняться как геофизическими и космическими факторами, так и особой значимостью этих мистических мест. Во все времена человеческой истории в этих особых центрах проводились культы или богослужения; порой там могли наблюдать явления сверхъестественного порядка, вследствие чего эти места называли чудодейственными. В них устраивали святилища, предназначенные для общения Земли и Неба; кельты называли такие места «неметон» — впоследствии на многих из них появились христианские храмы. Итак, я думал, что Ренн-ле-Шато был одним из таких «жизненных центров», но не более того. Тогда я не был готов к тому, чтобы проникнуть в его тайну.
Вероятно, поэтому во время нашего с Мон путешествия по югу Франции (выехав из Тулузы, где проходила конференция, мы решили посетить земли Каталонии) я не счел нужным сделать остановку в Разе, хотя мы проезжали рядом с ним. Желая добраться до Прада минуя автостраду, мы избрали проселочную дорогу, которая привела нас в верховье долины Од. По пути мы ненадолго остановились в Лиму, но вовсе не для того, чтобы насладиться местной достопримечательностью, белым игристым вином (говоря откровенно, этот напиток вызывает у меня тошноту). Мы спасались от жары — что нам вполне удалось, когда мы заняли места на терраске кафе, укрытого в тени платановой аллеи. То, что в моем представлении было связано с югом Франции, всегда обладало для меня, привыкшего к грубым гранитным берегам Атлантики, неизъяснимым шармом. Сидя на тенистой террасе в Лиму, в сердце незнакомой мне Окситании, бесконечно довольный тем, что я наконец-то попал в края, доселе бывшие для меня окраиной, я невольно погрузился в мечтания. Наконец, отдохнув от жары, мы вновь отправились в путь. Але, который мы пересекли, воскресил в памяти лишь древнее имя Сен-Сервана, предместья епископской резиденции Сен-Мало. Куиза более напоминала улицу, проложенную вдоль дороги в долине. Кийан мирно дремал в жаре майского дня. И мы, не желая тревожить спокойный сон городка, поехали дальше, к Перпиньяну, пообещав себе при первой же возможности свернуть с этого пути на горную дорогу, которая приведет нас в Прад.
Итак, мы ехали вблизи Разе без особых на то беспокойств. На горизонте, правда, виднелись руины какого-то из катарских замков, но меня это не волновало: я спешил добраться до Прада, неизвестной мне области, бывшей частью древней Каталонии, которую назвали Серданью. Путешествие это в большей степени было нужно Мон, нежели мне: она хотела навестить места, в которых прошла часть ее детства, а я лишь выразил желание посмотреть на них. В силу трагических обстоятельств Мон потеряла связь со своей семьей. В то время она не знала даже, где находился ее отец. За несколько лет до нашей поездки Мон оправилась в Пиренеи в надежде отыскать его, но ее длительный поиск не увенчался успехом. Воспоминания моей спутницы о семье были сильно размыты временем — мог ли Прад восстановить утраченное прошлое?
Чтобы узнать это, следовало до него добраться — поэтому мы усердно колесили по дорогам среди виноградников, желая достичь нашей цели. Прибыв в Прад, мы первым делом побывали на кладбище, на котором Мон думала отыскать могилы родственников. Однако там выяснилось, что ее бабушка еще жива. В тот день я в первый и последний раз увидел их вместе: Мон и ее бабушку, не видевшихся двадцать пять лет. Вскоре эта старая дама покинула наш мир. Мон встретилась также с дядей и тетей, передавшими ей вести об отце. А потом мы отправились бродить по улицам в поисках источника, чья чистая проточная вода омывала город, — как потом оказалось, источник этот находился в горах. Мы посетили удивительное аббатство Сен-Мишель-де-Кукса. Мон вспоминала тот день, когда она, еще девчонка, попала на концерт Пабло Казальса и удостоилась по его окончании великой чести: Казальс пожал ей руку. И вот мы вновь едем в горах, оставляя Прад за спиной и останавливаясь лишь в Тур де ла Кароль, где нас встречает безлюдная гостиница. Из окон нашей комнаты открывается вид на древнюю испанскую дорогу; все вокруг кажется обветшалым, словно по этому старому тракту в городок тихо вошло его прошлое. Наш досуг скрашивает маленькая собачка Мон с довольно забавным именем Веспасиан. Она уже стара и больна, но я очень ее люблю: она была верным спутником, разделявшим все наши горести и радости. И поныне в памяти моей среди воспоминаний о путешествии в Прад мелькает образ этой симпатичной черной таксы — должен признаться, я вспоминаю о ней, как о любимом друге. Из Тур де ла Кароль (дивное название!) мы наконец берем курс на запад, к Бретани. Вопрос о посещении Ренн-ле-Шато сам собой отпадает.
Шло время. В кругу моих научных интересов оказывались все новые темы, вызывавшие во мне неустанное любопытство. Одна из них, касающаяся Людовика Святого, время от времени возвращала меня в окситанский край, на место репрессий, учиненных капетингским монархом, который делал все возможное, чтобы задушить южную цивилизацию, внушавшую опасение северным сеньорам. Тогда, помнится, я спрашивал себя, как провансальцы отнесутся к моему труду о короле, омывавшем ноги прокаженным и творящем суд под сенью дубов. В силу этого я назвал свою книгу «Дуб мудрости».[2] Но подобная тема призывала меня со всей тщательностью пересмотреть вопрос о катарах, а также обратиться к событиям, происходившим в XIII веке в Разе: от меня не могла ускользнуть информация о том, что королева Бланка Кастильская спрятала сокровище (или его часть) в Разе, по всей вероятности, в Ренн-ле-Бен. Странный окситанский регион в Корбьерах, куда я еще ни разу не обращал своего взгляда, уже тогда давал мне обильную пищу для размышлений.
Следующий этап моего «поиска-инициации Ренн-ле-Шато» — 1983 год, когда я получил один из первых экземпляров книги, успех которой в мире печатной продукции был ошеломляющим. Речь, конечно же, идет о «Священной загадке» Майкла Байджента, Ричарда Ли и Генри Линкольна. Должен признаться, название, под которым эта книга появилась в англоязычных странах — «Священная кровь и священный Грааль», — нравилось мне гораздо больше. Я проглотил ее в один миг, что не означает, однако, того, что я в одночасье стал сторонником довольно смелых гипотез ее авторов, бывших в большей степени журналистами, падкими до сенсации, чем писателями и историками. Но сколь бы малой ни была научная ценность этого произведения, оно все же заслуживает внимания: авторы «Священной загадки» озвучили многие из тех вопросов, которые долгое время никто не решался задать и тем более решить. Кроме того, она предоставляла возможность вести поиски в совершенно новом направлении.
«Священная загадка» стала для меня «раздражителем»: моей первой реакцией было опровергнуть абсолютно все предположения и гипотезы, высказанные тремя авторами. Дочитав ее, я понял, что книга насквозь провокационна: по всей видимости, сверхзадачей Байджента, Ли и Линкольна было стремление расшатать традиционную систему ценностей Запада. В свое время мне пришлось узнать о себе много нового: меня называли и агностиком (каким я на самом деле не являюсь), и «могильщиком западной духовности» (что, на мой взгляд, полностью противоречит моему образу действий) — а посему что мешало мне заинтересоваться произведением, которое ставило под угрозу правдивость как Евангелий, так и дохристианских греческих, германских или кельтских текстов? Несмотря на то что некоторые пассажи «Священной загадки» порой доводили меня до приступов безудержного смеха,[3] я не мог избавиться от ощущения, что целью авторов было опровергнуть наши привычные представления об истории и легендах Европы, которая, освободившись от господства римлян,[4] явила на свет новую культуру, появившуюся в результате гармоничного синтеза многих подпитывающих ее традиций. В «Священной загадке» я нашел подтверждение того, о чем и сам думал долгое время: Святой Грааль мог означать не только некий предмет, изображенный в виде чаши, подноса или кубка, заключавшего в себе кровь Христову. Подобное истолкование Грааля появилось благодаря одной из версий легенды, бывшей в ходу сначала у клюнийцев, а затем у цистерцианцев. Грааль, или «sangréal» на старофранцузском языке, мог означать и «царскую кровь», то есть некий королевский род. Но принять на веру дальнейшие рассуждения авторов, то есть гипотезу о законном наследнике «длинноволосых королей» (Меровингов), ведущих свой род от союза Христа и Марии Магдалины… Об этом не могло быть и речи, даже если с эвристической точки зрения такой вопрос мог быть правомерен. В то время мы еще не знали о «Последнем искушении Христа» Мартина Скорцезе, который, как известно, стал причиной многочисленных скандалов и волнений. Правда, уже существовал роман Никоса Казандзакиса, по которому был снят этот фильм, но его обходили молчанием. Тем не менее, сколь бы ни была скандальна тема, затронутая «Священной загадкой», все же напомним, что покровительницей церкви Ренн-ле-Шато была Мария из Магдалы, столь странным образом представленная во внутренних покоях храма. Обилие знаков, указывающих на принадлежность храма этой святой, появилось в нем стараниями аббата Соньера, создателя башни «Магдала», в которой он хотел поместить библиотеку. Странно, не правда ли? Итак, «Священная загадка» заставила меня призадуматься, слишком много неразрешимых вопросов вертелось в моем мозгу. В этот-то момент я и вспомнил о книге «Сокровище Золотого треугольника», стоявшей на моей библиотечной полке. Теперь Жан-Люк Шомей казался мне настоящим «братом-просветителем», в то время как я занял скромное место неофита.
