Базиль Гарт - От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада
Но ведь никто из немецких командующих, и прежде всего Гудериан, не ставил под сомнение расчеты Гитлера в связи с наступлением в Арденнах. Это видно из послевоенных мемуаров Гудериана. Никаких его обращений к Гитлеру не было. Проследив этот вопрос по немецким архивам, английский историк Д. Ирвинг в книге «Война Гитлера» (1977 г.) написал: «Вопрос о прекращении наступления в Арденнах Гудериан поставил только 14 января 1945 года, то есть тогда, когда под ударами 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов стал разваливаться противостоящий им немецкий фронт». Аналогичным образом обстояло дело и с распределением танков. «В январе 1945 года на Восточный фронт было направлено гитлеровцами 1 328 танков и штурмовых орудий, на Западный фронт — 290, в феврале — соответственно 1675 и 67 танков». В 1983 году другой английский историк — Дж. Эриксон в большой книге «Дорога к Берлину» вновь вернулся к изложению утверждений Кларка.
У некоторых западных политологов встречаются сетования по поводу зверств, которые чинили немецко-фашистские войска на нашей земле. Подтекст очевиден — если бы вермахт не прибегал к геноциду, тогда народы нашей страны-де не сплачивались перед лицом неминуемой лютой смерти. Эти авторы, однако, упускают из виду, что в таком гипотетическом случае фашизм перестал бы быть фашизмом, что, понятное дело, невозможно.
Нужно полагать, что наш читатель, ознакомившись с материалами сборника, отнесется к ним объективно, критически отделив правдивую оценку событий от тенденциозной.
Маршал авиации С. Руденко
23 апреля 1988 года
Базиль Лиддел Гарт
Важнейшие стратегические решения[1]
Прошло несколько десятилетий с тех пор, как вторая мировая война закончилась крахом Германии на Западе, а затем несколько месяцев спустя капитуляцией Японии на Востоке.
В этот длинный послевоенный период мы столкнулись с потоком обильной информации о войне в виде как документальных источников, так и мемуаров политических и военных руководителей всех участвовавших в ней стран. Военные руководители в западных странах — где комментарии наиболее обильны — вскоре завязали ожесточенный спор, о котором вполне можно сказать, что мир принес с собой новую разновидность войны — «войну генералов». Этот спор принял весьма запутанный характер для общественности и читателей этих мемуаров, стремящихся составить объективное мнение. Но по мере поступления информации и с расширением ее объема стало легче отыскивать факты и делать выводы.
Прежде всего стало возможным установить важнейшие стратегические решения, повлиявшие на ход войны. Первое из них — это то, которое вызвало войну.
Для целей Нюрнбергского процесса было достаточно предположить, что начало войны и ее последующее расширение вызваны исключительно гитлеровской агрессией. Но это слишком упрощенное и поверхностное объяснение. Менее всего Гитлер хотел развязать еще одну мировую войну. Немецкий народ и генералы Гитлера испытывали глубокий страх перед любым подобным риском — опыт первой мировой войны оставил в их памяти болезненные шрамы.
Подчеркнуть основные факты — не значит обелить врожденную агрессивность Гитлера и агрессивность многих немцев, которые охотно следовали за ним. Но Гитлер, несмотря на всю беспринципность, длительное время проявлял исключительную осторожность в осуществлении своих целей. Военные руководители Германии проявляли еще большую осторожность и тревогу в отношении любого шага, который мог бы вызвать вооруженный конфликт.
Большая часть немецких архивов после войны попала в руки союзников, в результате чего они стали доступными для изучения. Эти архивы раскрывают многочисленные колебания, так же как и глубоко укоренившееся недоверие к способности Германии вести большую войну. Когда в марте 1936 года Гитлер решил занять войсками Рейнскую демилитаризованную зону,[2] его генералы были встревожены этим решением и реакцией, которую оно могло вызвать у Франции. В результате их протестов вначале в Рейнскую зону в качестве «пробных шаров» были направлены лишь несколько символических подразделений. Но через два года, в марте 1938 года, Гитлер действовал более нагло и, игнорируя предупреждения и опасения генералов, вторгся в Австрию, причем каких-либо серьезных протестов со стороны других стран, включая Италию, не последовало.
Однако, когда вскоре после этого Гитлер проявил намерение оказать нажим на Чехословакию, чтобы добиться передачи Судетской области, начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Людвиг Бек составил меморандум, в котором доказывал, что агрессивная экспансионистская программа Гитлера неизбежно вызовет мировую катастрофу и приведет к краху Германии. Он зачитал этот документ на совещании ведущих генералов и с их единодушного одобрения послал его Гитлеру. Так как Гитлер не выразил желания изменить свою политику, Бек подал в отставку и ушел со своего поста. Гитлер заверил остальных генералов, что Франция и Англия не станут воевать из-за Чехословакии, но генералы отнюдь не были убеждены в этом и составили заговор, чтобы путем ареста Гитлера и других нацистских лидеров предотвратить опасность возникновения войны. Но все эти контрпланы повисли в воздухе, когда Чемберлен поддержал широкие территориальные требования Гитлера к Чехословакии и вместе с французами согласился оставаться на позициях невмешательства, пока у этой несчастной страны отнимали территорию и оборонительные укрепления.
Для Чемберлена мюнхенское соглашение означало «мир в наше время». Для Гитлера оно означало еще одну важную победу не только над внешними противниками, но и над своими генералами. Поскольку их предостережения раз за разом опровергались не встречавшими отпора и достигнутыми без пролития крови успехами Гитлера, генералы, естественно, потеряли уверенность и влияние. А у самого Гитлера, вполне естественно, появилась чрезмерная самонадеянность, что легкие успехи будут сопутствовать ему и впредь. Даже когда Гитлеру стало ясно, что дальнейшие авантюры могут повлечь за собой войну, он верил, что война будет небольшая и скоротечная. Его минутные сомнения рассеялись под совокупным воздействием пьянящих успехов.
Если бы Гитлер действительно замышлял мировую войну, в которую была бы вовлечена Англия, он приложил бы все усилия к строительству военно-морского флота, способного бросить вызов господству Англии на море. Но фактически Гитлер даже не использовал полностью квоту строительства военных судов, предусмотренную для Германии по англо-германскому военно-морскому соглашению 1935 года.[3] Гитлер постоянно заверял своих адмиралов, что они могут не опасаться войны с Англией. После мюнхенского соглашения он заявил им, что не следует ожидать вооруженного конфликта с Англией по меньшей мере еще шесть лет. Даже летом 1939 года, 22 августа, он повторил подобные заверения, хотя и не с прежней уверенностью.
Как же тогда случилось, что Гитлер ввязался в крупную войну, которой хотел избежать? Ответ надо искать не только в агрессивности Гитлера, но и в том поощрении, которое он в течение длительного времени получал со стороны западных держав, проводивших политику умиротворения и попустительства, а также во внезапном отходе их от этой политики весной 1939 года. Перемена политики была столь резкой и неожиданной, что сделала войну неизбежной.
С момента захвата Гитлером власти в 1933 году английское и французское правительства пошли ему на гораздо большие уступки, чем они были готовы сделать предшествовавшим германским демократическим правительствам. При каждом повороте событий они демонстрировали склонность избегать осложнений и уклоняться от решения трудных проблем.
В своих планах на будущее и в своей политике Гитлер руководствовался идеями, сформулированными им в выступлении перед своими главными помощниками и высшим генералитетом 5 ноября 1937 года, основной смысл которых был затем изложен в сохранившейся протокольной записи, составленной его военным адъютантом полковником Хосбахом. Подобные же идеи Гитлер излагал и раньше, например на совещании в феврале 1933 года, отчет о котором был составлен в то время генералом фон Вейхсом и найден в 60-х годах историком О’Нилом. Но доктрина, изложенная Гитлером в ноябре 1937 года, носит более четкий характер.
Она основана на предпосылке, что Германии необходимо более обширное «жизненное пространство» (лебенсраум) для своего растущего населения, если немцы хотят иметь возможность поддерживать свой жизненный уровень. По его мнению, Германия не может рассчитывать, что сумеет самообеспечить себя, особенно продовольствием. В равной мере она не может получать то, что ей необходимо, путем закупок за границей, поскольку это связано с более крупными расходами иностранной валюты, чем она может себе позволить. Перспективы расширения доли Германии в мировой торговле и производстве также ограничены тарифными барьерами других стран и недостатком денег у самой Германии. К тому же метод получения необходимых сырьевых ресурсов извне поставит Германию в зависимость от иностранных государств и в случае войны грозит ей голодной смертью.
