Вернер Лежер - Капитан Аль-Джезаира
Но вот Пьер Шарль исчез вдруг за гранитным выступом.
- Приготовить оружие! - прозвучал в тот же миг из-за скалы его приказ.
- Сражаться? Сейчас? Здесь? - растерянно забормотал Парвизи, сдерживая мула.
Едущий вслед за ним негр невозмутимо взял ружье наизготовку.
- Вперед, Луиджи! - нетерпеливо потребовал он от итальянца и, видя, что тот еще медлит, добавил: - Давай, давай же! Я не могу тебя обогнать, не могу объехать. Мы должны поспешить на помощь Пьеру Шарлю!
Парвизи устыдился своего страха. Друзья, рискуя жизнью, вызвались помочь ему отыскать Ливио, а он позорно замешкался, когда французу потребовалась поддержка. Он не был трусом, но дикая природа, непривычная, таящая неведомые опасности обстановка, да и сам он, неловкий и не приспособленный еще к такой жизни - все это и составляло причины его нерешительности. Ведь он был в Африке, в Алжире - опаснейшей стране, чей властитель угоняет в рабство белых людей.
Мулы осторожно двинулись дальше.
В ущелье прогрохотал выстрел. Это стрелял де Вермон.
По тропке шириною не более полуметра мул обогнул выступ. У Парвизи душа ушла в пятки. Справа зияла пропасть. В нескольких шагах впереди лежал мул француза. А где же он сам?
- Слезай с седла. Луиджи! - приказал только что преодолевший опасный поворот Селим.
- А Пьер Шарль? - сиплым голосом спросил итальянец.
- Да вон же он, за камнем, - рассмеялся негр.
И верно, де Вермон пригнулся за невысокой скалой. Парвизи в растерянности его просто не заметил.
Среди скал оказалось достаточно места для укрытия трех человек. Селим и Луиджи подползли к де Вермону.
Примерно в двадцати метрах от них проходила вьючная тропа, сливающаяся слева внизу с тою, по которой приехали друзья.
На обеих тропах, на порядочном удалении, стояли группы берберов. Они видели Эль-Франси, конечно же, слышали его выстрел, и теперь им, видимо, было неясно, как поступить дальше.
- Слева тулхах, справа силуне. Мы находимся как раз посередине обоих племен, - разъяснил Пьер Шарль. - Должно быть, враждуют две деревни, а может, и отдельные соффы.
- А мы - посередине. Скверное дело - угодить в клещи между враждующими оравами. Почему ты решил вмешаться?
- Не тревожься, Луиджи, - ответил де Вермон, не спуская глаз с берберов. - Я сделал это специально, чтобы привлечь к нам внимание обеих группировок и показать им, что мы - чужие и к их действиям никакого отношения иметь не желаем. Пусть выслушают нас, прежде чем втягивать в драку, хотя я ее и не боюсь. Наши ружья стреляют дальше, чем их. Отсюда я держу на прицеле оба отряда, но и у них есть свое преимущество - они стоят выше нас. С наступлением ночи они могут стать хозяевами положения. Однако до этого мы их допустить не должны. Следуйте за мной! Животные останутся здесь.
Француз поднялся из-за укрытия, замахал руками и бесстрашно пошел вперед, не дожидаясь одобрительного знака со стороны берберов.
- Что такое софф, Селим?
- У кабилов, как здесь называют берберов [Кабилы (от араб. "кабила" племя) - народ группы берберов в Алжире.], это - братство, обеспечивающее своим собратьям особую защиту. Интересы соффа стоят выше интересов семьи или деревни. Изменить интересам соффа кабил считает бесчестьем.
Предводители обоих отрядов медленно ехали к развилке, возле которой остановился Пьер Шарль. Длинные цепочки их людей застыли с оружием наизготовку.
Прошло некоторое время, пока они не съехались на обрывистой и осклизлой из-за непогоды тропе. Оба бросали друг на друга хмурые взгляды.
- Аллах да пребудет с вами! - приветствовал де Вермон вооруженных до зубов туземцев.
- Да не обойдет Аллах своими щедротами тебя, чужестранец, - разом поблагодарили оба кабила.
- Я Эль-Франси и иду, чтобы посетить деревню силуне.
- Эль-Франси? Анайя! - радостно, но и довольно грозно воскликнул подъехавший справа предводитель силуне, пытаясь прикрыть своим конем де Вермона.
- Анайя! - прорычал, потрясая ружьем тулхах.
Возбужденность кабилов развеселила француза. Парвизи не понимал, чему радуется друг и почему он в этой угрожающей ситуации не хватается за ружье, а повесил его за спину.
Кабилы напоминали двух изготовившихся к прыжку пантер. Вот-вот бросятся! Парвизи замер в напряженном ожидании. Он едва удерживал себя от желания выхватить пистолет, чтобы хоть что-то иметь в руках, если разразится беда. Однако, памятуя напутственные слова Пьера Шарля - никогда не делать ничего иного, кроме того, что укажут он или Селим, Луиджи только глубже засунул дрожащие руки за широкий кушак.
- Этот незнакомый вам человек, - указал де Вермон на Парвизи, - брат Эль-Франси. Ну а нефа вы отлично знаете, это Селим, мой друг. Примете ли вы брата Эль-Франси как друга?
- Анайя! - заверил силуне.
- Анайя! - подтвердил тулхах.
Однако их взаимная неприязнь от этого отнюдь не ослабла.
- Благодарю, друзья! Что побудило вас вступить в войну?
- Силуне убили нашего человека, - сообщил тулхах.
- Аллах да покарает тебя! Ты лжешь! - взревел представитель обвиняемого племени. - Ты же - амин, старший в своей деревне, и ты бросил нам тяжкое обвинение и не поверил моим словам. Мы будем мстить за нашу поруганную честь!
- Отступи назад со своими друзьями, брат, - обратился он к Эль-Франси, и в голосе его все еще гремел гром. - Отойди, чтобы вы, храни вас Аллах, не впутались случайно в нашу драку. А когда мы смоем пятна с нашей чести кровью этих нечестивцев тулхах, мы приведем вас к себе в деревню и примем со всем подобающим гостеприимством.
- Да, Эль-Франси, отойди назад вместе со своими друзьями. Ты стоишь как раз на пути нашей мести этим лживым силуне. За тобой и твоими спутниками присмотрят люди тулхах
По поведению кабилов Парвизи заключил, что предотвращенная было опасность возникла снова. Из переговоров, которые велись на тамазири, языке берберов, он не понял ни единого слова и вообще не знал, о чем идет речь. Что бы, к примеру, могло означать это повторенное несколько раз "анайя", предвещавшее будто бы поначалу поворот к миру и добру? Он собрался уже было спросить Пьера Шарля о его значении, как де Вермон снова обратился к силуне:
- Когда это случилось?
- Сегодня утром во время грозы. Человек из нашей деревни видел издалека, как один тулхах был сбит камнепадом с лошади и свалился в ущелье. Я сейчас же велел сообщить об этом тулхахскому амину, а он из-за натянутых отношений между нашими деревнями не только не подарил меня доверием, но и послал мне в ответ ружье, знак войны, и, вопреки всякому праву, взял под стражу нашего посланца. А я в ответ задержал его человека.
- Где пострадавший?
- Все еще в ущелье.
- Мертв?
- Конечно. Посмотри вниз, Эль-Франси. Упавший здесь неминуемо тут же пойдет по эс-сихету, мосту смерти.
- Возможно, ты и прав. Но ты же знаешь: пути Аллаха неисповедимы. Я не хочу спорить с вами, ни с тобой, силуне, ни с тобой тулхах. И все же да будет позволено Эль-Франси сказать, что оба вы забыли о самом важном позаботиться о попавшем в беду человеке. Я, друг и заступник обоих племен, прошу вас - прекратите распри, пока не разыщете несчастного. Обещайте сохранять мир, и я сам спущусь вниз и попытаюсь найти его.
- Нет, Эль-Франси, - запротестовал тулхах. - Старейшина силуне действительно сообщил мне об этом именно так, как только что сказал. Но вот сказал ли он правду - об этом выступить со своим мнением я пока воздержусь. Удастся вытащить человека из пропасти, тогда, может, и узнаем обо всем более подробно. А пока я готов не браться за оружие. Но не ты полезешь за ним, а мы сами. Согласны?
Вопрос относился и к Эль-Франси, и к предводителю силуне.
- Я согласен, - важно заявил де Вермон, сказав это так, будто за спиной у него стояло большое, грозное войско, в любой момент готовое подтвердить оружием справедливость его слов.
- Я тоже. Мы будем помогать вам, - присоединился к Эль-Франси и силуне.
Оба кабильских предводителя вернулись к своим людям, чтобы сообщить им о результатах долгих переговоров.
- Что там у них, Пьер Шарль? - сгорая от нетерпения, спросил Парвизи, когда кабилы находились уже вне пределов слышимости. - Пропустят они нас дальше?
Француз рассказал вкратце, что случилось. Луиджи был поражен авторитетом, каким пользовался Пьер Шарль у этих горцев.
- Если я правильно понял, анайя - нечто вроде охранной грамоты, которую повсюду почитают. Потому с тобой так почтительно, чуть ли не благоговейно, и обходятся.
- Да, анайя - для этих людей святыня. По существу это действительно охранная грамота. Силуне, не колеблясь ни секунды, отдали бы свои жизни, чтобы сохранить мою, хотя ни старейшина, ни его друзья меня прежде и в глаза не видели. То же самое сделали бы и тулхахи. Бербер очень гордится тем, что безоговорочно признает свои заветы. Он хочет, чтобы сказанное им слово почиталось каждым, как и он сам готов, разумеется, почитать сказанное другим. Приди к очагу кабила просящий защиты незнакомец, и тот, к кому обратились с просьбой, посчитает высочайшей для себя честью сказать находящемуся под угрозой "анайя", беря его тем самым под свое заступничество. Кабил будет сражаться за этого человека, даже если впоследствии окажется, что защищает преступника, а то и убийцу. А повернись он к просящему защиты спиной, и будет ему уделом бесчестье, и тогда не сможет он жить ни в своей деревне, ни в племени.
