Андрей Венков - Казаки против Наполеона. От Дона до Парижа
Платов послал известить о том Кутузова и предложил произвести диверсию против французов, если в помощь ему пришлют регулярные войска и артиллерию.
Когда платовский посланец, Эрнст Гессен-Филипп-Стальский, обратился к любимцу Кутузова генерал-квартирмейстеру Толю, ситуация на поле боя была крайне тяжелой. Три часа прошло с начала сражения, а левый фланг русских был уже отброшен, Багратион ранен, и за малым не прорван центр русской позиции. Расстроенные войска приводились в порядок. Пробитые французской атакой бреши в обороне закрывались резервами и полками с правого фланга. Толь предложил Кутузову послать на поддержку Платова гвардейскую кавалерию Уварова, чтобы отвлечь французов от левого фланга русской армии.
В начале 11-го корпус Уварова тронулся, но двигался медленно. Платовские казаки сбили противостоящую им баварскую конную бригаду, отогнали ее к речке Войне, до плотины, прикрытой пехотой. Место, где Уваров с корпусом мог бы развернуться, было расчищено, а сам Платов с казаками взял правее и через лес вышли еще дальше во фланг французам. Здесь они сбили еще одну баварскую бригаду и подоспевшую ей на помощь итальянскую кавалерию.
Наполеон приостановил общую атаку на русскую армию. Появление казаков на фланге встревожило его. Платов же, как на зло, не показывался из леса, скрывал свои силы, и французы долго не могли определить, насколько реальна опасность, угрожающая их флангу. На всякий случай послали туда пехоту и часть гвардейской кавалерии.
Конечно же, 32 донские сотни не могли нанести значительного урона 135-тысячной французской армии. Платов, опытный военачальник, прекрасно это понимал. Он лишь грозил и тем самым отвлекал французов. Если бы он вывел из леса и развернул все свои наличные силы, Наполеон просто перестал бы тревожиться, двинул на казаков любую из своих дивизий (этого оказалось бы вполне достаточно) и снова взялся бы за русский левый фланг… В общем, Платов сделал, что мог, выиграл время и дал русской армии передышку, возможность подвести резервы и закрепиться на новых позициях.
Д.Н. Болговский, дежурный штаб-офицер 6-го корпуса, вспоминал: «Этот маневр Платова решил участь русской армии, потому что Наполеон, извещенный о происходившем на его крайнем левом фланге, приведенный в сильное раздражение этой помехой, направил на его поддержку возможно поспешнее колонну в двадцать три тысячи человек—диверсия, которая лишила его на остальную часть дня средств воспользоваться успехами, одержанными его правым крылом… Таковы факты, которые многим неизвестны. Они доказывают, что если бы Платов действовал соответственно предписанным ему приказаниям, что если бы он считал своей обязанностью только строгое повиновение своему начальству, поражение нашей армии было бы весьма вероятным; потому что, пока он со всеми своими пиками оставался в дефиле, он угрожал; но если бы он атаковал неприятеля силами, которые не имели никакого значения в регулярном бою, очарование исчезло бы, и двадцать три тысячи человек, отделенных от победоносного неприятельского крыла, несомненно довершили бы разгром нашей армии»{265}.
Вскоре Уваров после безуспешных атак ушел за Колочу, а вслед за ним ушел и Платов.
В сражении под Романово летом 1812 г. Платов продемонстрировал способность драться на любой позиции и в любых боевых порядках.
«Надеясь, что после этого урока поляки оставят его в покое, он на ночлеге заботился, как обыкновенно, о выгоде лошадей и людей и расположился около речки, не переходя на другой берег, а переправив одну только пехоту. Утром 28-го аванпосты, расположенные в 5 верстах, дали ему знать, что неприятельская кавалерия сильно на них наступает. То была польская дивизия генерала Рожнецкого, составлявшего авангард Вестфальского короля. Генерал Платов высмотрел неприятеля и приказал отыскивать броды. Речка была глинистая, лошади вязли и бродов не отыскано. Для переправы оставался деревенский мостик. Платов сказал: "Не топиться же нам, ребята", и решился драться. Сам засел в кусты по одной стороне дороги. Иловайского спрятал на другой, а перед неприятелем оставил только два полка. Шесть полков уланов на них бросились и занеслись по обыкновению слишком далеко до самого моста. Платов ударил во фланги; дело завялюсь, и сначала не знали, чем оно кончится»{266}.
По воспоминаниям Д.В. Давыдова, «передовые польские полки были опрокинуты и много потерпели. Но новые их силы подошли и наши принужденными нашли отступить за реку в неожиданном порядке, ибо если б неприятель более усилил натиск свой, то, конечно, большая часть казацких полков погибла в болотистой реке, окружающей Романово»{267}.
Отступление проходило под прикрытием конной артиллерии, установленной на «своей» стороне реки.
М.И. Платов зарекомендовал себя прекрасным арьергардным начальником. 19 февраля 1813 г. в письме он напомнил М.И. Кутузову: «Я не распространяю здесь дела, бывшие в июне и июле месяцах и до половины августа прошлого 1812 г.. где я прикрывал ретираду обеих армий и дрался с неприятелем ежедневно, спасая все, как и остающихся за слабостию солдат, подвозя их на казачьих лошадях и не дав взять неприятелю ни одной повозки, о чем тогда же известно было обоим предводителям армий; но труды, подъятые нами, были неисчислимы»{268}.
Сам Наполеон в своих высказываниях был более краток, чем Жомини, и афористичен: «Военное искусство состоит в размещении войск таким образом, чтоб они были одновременно повсюду»{269}. Но именно французы весь 1812 год жаловались, что «казаки вездесущи», «казаки повсюду».
Еще один наполеоновский «максимум»: «На войне нужны простые и точные решения»{270}.
Но для принятия простого и точного решения нужна большая аналитическая работа. И М.И. Платов постоянно анализировал действия противника и старался предугадать его последующие шаги. Вот отрывок из рапорта М.И. Платова П.И. Багратиону от 1 июля 1812 г.: «Неприятель, чтобы сильно стремился в бой, сего не видать, а по всему приметно, что заводит остановку и имеет какой-нибудь особый план свой»{271}.
Особое внимание исследователей всегда привлекало чудесное спасение остатков наполеоновской армии на Березине. Подошедшая с Дуная армия адмирала Чичагова перекрыла французам дорогу и заняла на ней ключевой пункт — город Борисов. С севера, с петербургского направления, двигался корпус Витгенштейна. С востока на французов наседал Платов. Основные силы Кутузова находились верстах в ста юго-восточнее места, где должна была произойти развязка.
М.И. Платов заранее, 12 ноября, связался с Витгенштейном и высказал в письме уверенность, что французы будут прорываться через Березину на Вилейку, севернее Борисова. «У нас слухи есть будто бы Минск Чичаговым занят, а с сим словом меня извещают, будто бы часть его корпуса разбила корпус Домбровского даже у Борисова. О Вашем же сиятельстве сказывают мне, будто бы аванпосты Ваши будут ночевать у Бобра. Не знаю, какую посему дорогу может взять Наполеон как не на Вилейку? Я с моими войсками на походе к Крупкам, около которого буду ночевать. Главная же армия наша шестой день назад была в Романове»{272}.
Практически за два дня до того, как французы, обманув Чичагова, начали переправу, Платов правильно указал направление и место их переправы.
О том же и тогда же он писал Кутузову: «По всему кажется, неприятель от Борисова должен поворотить на Вилейку»{273}.
Командование и «партнеры» не вняли платовским «прогнозам», и 15 ноября, когда Наполеон уже вырвался из ловушки, Платов иронично написал Витгенштейну: «Распоряжения Ваши на поражение неприятеля полезны и похвальны»{274}.
А М.И. Кутузов, судя по переписке, и вовсе «проморгал» переправу Наполеона через Березину. 18 ноября, когда Наполеон был уже далеко, Кутузов, отставший с основными силами армии, спрашивал у Платова: «Получил я, кроме Вашего рапорта от 16-го числа, и рапорт от адмирала, и по сю пору еще в неизвестности; по рапорту Павла Васильевича, казалось бы, что неприятель еще нигде Березы не переправился, а по Вашему думать можно, что уже он реку перешел; и мне весьма бы нужно было о сем ведать»{275}.
Ситуация повторилась во время «Битвы народов» под Лейпцигом.
5 октября 1813 г., в день затишья, М.И. Платову исход сражения уже был ясен. Он беспокоился, что Наполеон, потерпев поражение, сможет уйти из Лейпцига в сторону Эрфурта, и просил направить его с казаками перекрыть это направление.
5 октября М.И. Платов рапортовал М.Б. Барклаю де Толли: «По случаю сближения всех наших армий к одному пункту, и стеснения оными противной армии от Галле, Дрездена и Борны, когда не предлежит неприятелю вероятно свободнейшего ходу иначе, как на Эрфуртскую дорогу, то не будет ли согласно с мнением Ваше го высокопревосходительства, дабы я с войсками моими двинулся как в преграждение его пути, так и для действия противу резервов неприятельских, которые бы ему могли от Эрфурта сюда подходить. Впрочем, генеральный план действий всех армий укажет, может быть, мне чрез Ваше высокопревосходительство те пункты, на которые мне будет нужнее действовать, о чем и буду я иметь честь ожидать разрешения Вашего высокопревосходительства чрез сего посланного»{276}.
