Виктор Прудников - Стальной ураган
Мы нанесли огромный урон зарвавшимся фашистам. Мы разгадали их машину и нехитрую тактику их. Нужно, чтобы опыт лучших экипажей был обобщен и тщательно изучен во всех подразделениях. Это пригодится нам в жарких схватках с врагом»[140].
Свою задачу 1-я танковая армия выполнила. А задача, как известно, состояла в том, чтобы не только не пропустить гитлеровские войска на север, но и выбить их танки, лишить главного — ударной силы. Эта цель была достигнута.
Танковые корпуса генералов Андрея Гетмана и Дмитрия Черниенко, механизированный корпус генерала Семена Кривошеина и другие соединения армейского подчинения в изнурительных боях в течение пяти дней сдерживали немецкую группировку. Генералам Готу и Кемпфу удалось вклиниться в нашу оборону лишь на 15–35 километров, а на позициях 6-й гвардейской и 1-й танковой армий — всего на 6–8 километров.
Гитлеровские войска понесли огромные потери. Только 9-я армия Моделя оставила на полях под Курском около 20 тыс. человек. Но операция «Цитадель» продолжалась. Гитлер требовал от своих генералов не останавливаться ни перед чем. Ему нужна была победа, только победа!
Переформировав свои силы и создав мощный кулак у Прохоровки, генерал Манштейн решил двинуться к Орлу. Но его планы были обречены на провал. У Прохоровки немцам был нанесен такой удар, от которого они долго не могли оправиться. Основную роль здесь сыграли 5-я гвардейская армия генерала А. С. Жадова и 5-я танковая армия генерала П. А. Ротмистрова. Не бездействовала и 1-я танковая армия. Ее корпуса держали оборону в районе урочищ Толстое и Плотовое, а также у населенного пункта Красный Узлив.
День 12 июля 1943 года стал переломным днем в Курской битве. Враг метался по всему фронту, пытаясь найти брешь в обороне наших армий, и не находил ее.
Гудериан, побывавший в эти дни в армии Моделя, писал: «Несмотря на исключительную храбрость и неслыханные жертвы, пехота дивизии Вейдлинга не смогла использовать успех танков. Продвинувшись около 10 километров, войска Моделя были остановлены. Правда, на юге успех был больше, но он был недостаточен для блокирования русской дуги или для понижения сопротивления. 15 июля началось русское контрнаступление на Орел»[141].
О Курском сражении написано много. Писали маршалы и генералы, в том числе и генералы 1-й танковой армии Катуков, Попель, Гетман, Кривошеин, Коньков и другие. Много писали и за рубежом. Небезынтересно, например, мнение о Курской эпопее военного историка Самуэла Митчема: «Битва под Курском превратилась в крупнейшее танковое сражение в истории. Модель нанес удар по образованному советскими войсками клину пятью танковыми дивизиями с 47-м танковым корпусом (под командованием генерала Рауса) во главе…
Наступление на участке фронта, которым руководил Модель, плохо началось, а развивалось еще хуже… В первый день наступления Раус смог продвинуться только на шесть миль, а его корпус поддержки, застряв на советских минных полях, прошел еще меньшее расстояние. К концу второго дня наступления 9-я армия углубилась лишь на 9–10 миль вдоль семимильной линии обороны. 7 июля, всего лишь на третий день наступления, 47-й танковый корпус был остановлен у Ольховатки, менее чем в 12 милях от начальной линии. Здесь встала вся 9-я армия»[142].
В контрнаступлении
После 12 июля 1943 года оборонительный этап боев на Курской дуге завершился и перешел в наступательный. Однако нельзя сказать, что немцы окончательно выдохлись, но боевой дух их был сломлен, а у советского солдата уверенность в победе крепла с каждым днем.
В победу верила вся страна, весь народ, несший основную тяжесть войны. Фронт получал все необходимое — танки, самолеты, артиллерийские установки, стрелковое оружие, продукты питания и обмундирование. В связи с гитлеровской оккупацией европейской части страны крупнейшие заводы переместились на Урал, в Сибирь, Поволжье, Среднюю Азию. Уже в первую военную осень по решению ГКО из Ленинграда в Челябинск было переброшено танковое производство Кировского завода, туда же переместились со своим инженерно-техническим персоналом Харьковский дизель-моторный завод и Сталинградский тракторный.
Бывший Челябинский тракторный завод превратился в крупнейшее объединение по производству тяжелых и средних танков — Танкоград. Здесь делались лучшие танки Второй мировой войны — Т-34, КВ, ИС-2. До конца 1942 года Челябинск дал Красной Армии более тысячи танков Т-34, а в 1943 году произвел уже более 5 тыс. машин разных типов, в том числе и самоходных артиллерийских установок. За годы войны Танкоград отправил на фронт 16 тыс. танков и самоходных артиллерийских установок.
Танки собирались не только в Сибири и на Урале. Фронт получал их и от рабочих завода «Красное Сормово». 10 тыс. машин сормовских корабелов, ставших на время войны танкостроителями, громили гитлеровских захватчиков на разных фронтах Великой Отечественной войны.
В армиях и корпусах воевали танковые колонны «Тамбовский колхозник», у Катукова успешно сражалась танковая колонна «Вологодский колхозник», а у Гетмана — «Революционная Монголия», построенная на средства трудящихся Монгольской Народной Республики.
Задача — измотать и обескровить противника — была успешно выполнена в Курском сражении, теперь надо было его разгромить и изгнать с нашей земли.
Враг отступал по всему фронту, но отступал с арьергардными боями, причем бои зачастую носили столь ожесточенный характер, что 6-му танковому корпусу приходилось переходить к обороне. Так было у Лога Куносовского, совхоза «Сталинский» и Ивни, откуда только что выбили немцев.
1-я танковая армия перешла во второй эшелон, и Гетман надеялся, что у него будет возможность заняться пополнением корпуса. Из полутора сотен танков в бригадах осталось всего 52 машины.
Пополнением частей заниматься не пришлось: на отдельных участках фронта немцы переходили в контрнаступление. К Богодухову прорывалась крупная группировка войск, пытаясь соединиться с имеющимися там силами. Между урочищем Силино и Плотовое немцы бросили до 70 танков. Этот напор с большим трудом удалось сдержать. Гетман маневрировал всеми оставшимися силами корпуса, перемещал с одного участка на другой то артиллерийские, то минометные батареи, а если обстановка становилась критической, бросал несколько танковых батальонов.
18 июля в поселке Черново Катуков собрал командиров корпусов, чтобы уточнить дальнейшую оперативную обстановку. На КП командарма уже были Кривошеин и Черниенко. Катуков попросил достать штабные карты и отметить на них расположение своих войск и войск противника. Каждый корпус получил ориентировку на ближайшее время. Перед 6-м танковым корпусом стояла задача: быть готовым к отражению контратак противника из Красного Узлива, Чапаева, Красного Починка. Это означало, что приходилось усиливать боевые порядки 71-й и 184-й стрелковых дивизий.
Дней десять тому назад указанные населенные пункты были в наших руках, гитлеровцы тогда были разгромлены и оттеснены за реку Пена. Потом обстановка неожиданно изменилась, и, чтобы не терять людей и технику, пришлось отступать.
Несколько дней корпус отбивал атаки немцев, но позиции свои держал прочно. Выдохлись и немцы, они уже не лезли так нагло, как это было на Курской дуге и в последних боях на реке Пена. Скорее всего, потеряли веру в успех военной кампании в России. Об этом свидетельствовали допросы пленных. Некоторые из них еще бравировали, вспоминая начальный этап боев на Курской дуге. Гетман присутствовал на допросе пленного из 332-й пехотной дивизии, стараясь уловить в его ответах настроение солдат и офицеров этой дивизии. Гитлеровец держался бодро, видимо, считал, что его плен продлится недолго. Через переводчика капитана Гутина Андрей Лаврентьевич попросил пленного рассказать о том, как его дивизия начинала наступление под Курском. Вот эти показания: «3 июля к нам в штаб батальона прибыла группа высших штабных офицеров из главной Ставки Германии, которая объяснила нашему командованию, что послезавтра будет германское наступление.
Перед наступлением прочитали приказ Гитлера, в котором говорилось, что эта операция имеет огромное значение и может обеспечить победный исход войны. Мы должны были окружить советские войска, находящиеся в Курском котле. Представители главной Ставки к этой операции относились очень оптимистически, говорили, что за 7–8 дней все будет решено успешно»[143].
Спустя некоторое время, когда оборонительные бои закончились и советские войска перешли в контрнаступление, другой военнопленный из 167-й пехотной дивизии давал показания уже без всякого оптимизма: «Когда же русские начали контрнаступление, а мы начали отступать, это на солдат подействовало подавляюще. Солдаты говорили, что если уж летом отступаем, то что будет с нами зимой. Все пропало…»[144]
