Константинополь в VI веке. Восстание Ника - Александра Алексеевна Чекалова
Конечно, А. Камерону известны эти выдержки из "Тайной истории" Прокопия. Комментируя их, он утверждает, что стасиоты являлись истинными приверженцами партий; те же, кого историк VI в. именует голубыми и зелеными, были, по мнению Камерона, случайными болельщиками то наездников в голубом, то в зеленом [156, с. 75]. Таким образом, А. Камерон так интерпретирует Прокопия, что стасиоты у него оказываются истинными приверженцами какого-либо цвета, когда же автор говорит о надписях одеона Афродисии, то в число сторонников голубых и зеленых не попадают именно стасиоты.
Итак, теория А. Камерона, которая, в сущности, возрождает забытую точку зрения А. Рамбо, представляется нам недоказанной и противоречащей данным источников.
А. Камерон, на наш взгляд, прав лишь в том, что димы не имели генетической связи с античными демами, но это отнюдь не значит, что они являлись исключительно спортивными объединениями.
Причиной возникновения крупных партий цирка была не столько страсть византийцев к бегам, сколько изменения в социально-экономическом развитии империи, кризис полиса, усложнение социальной структуры города.
Если до IV в. основу социальной структуры городов греческого Востока составляли довольно однородные по своему положению и состоянию куриалы и плебс, то уже в IV в. и сословие куриалов, и ordo plebeiorum начинают утрачивать свое единство. В среде куриалов выделяется группа principales, которая к концу IV — началу V в. оформляется как особый социальный слой, значительно отличающийся от остальной массы обедневших куриалов [64, с. 151–153]. Дифференциация происходит и среди плебса, где выделяется торгово-ростовщическая верхушка: богатые купцы и торговцы, аргиропраты и навикулярии.
Кроме того, весьма существенным образом на изменении социальной структуры городов сказалось появление в них выдвинувшихся на государственной и военной службе крупных земельных собственников, не связанных ранее с городом [64, с. 154–155].
Количество сословий в городах увеличивалось. Иной становилась и социально-политическая ситуация. До IV в. в городах безраздельно господствовала муниципальная аристократия, державшая в повиновении плебейское население города, с IV в. постепенно все более значительную часть населения начинает контролировать военно-чиновная знать [93, с. 104–105], которая приобретает и земли, и дома (в том числе и доходные), и мастерские.
Источники дают основания предполагать, что существовали своего рода дома аристократов-сенаторов, объединявших под своим главенством людей самых разных социальных кругов. Мы уже говорили о том, что резиденции аристократов все больше и больше превращались в коммерческие учреждения — οίκοι, οικίαι, которые занимали обычно целые кварталы, носившие их имена и, естественно, находившиеся под их полным контролем. Одним из подобных домов в столице являлся дом Апионов, крупнейших земельных собственников империи [26, с. 491].
Все более заметную роль в городах ранней Византии начинала играть торгово-ростовщическая верхушка. Константинопольские аргиропраты, например, обладали весьма разветвленными связями, пользовались влиянием при дворе и имели к нему непосредственный доступ. В 562 г. они оказались в самом центре заговора против Юстиниана.
Верхние слои населения начинают делить город на свои сферы влияния. Взаимоотношения внутри этих сфер влияния и борьба между контролирующими их группами и послужили основой для возникновения партий ипподрома, партий венетов и прасинов — этой новой и, на наш взгляд, наиболее важной формы социальных связей в городах ранней Византии. Ипподром с его делением зрителей на группы прекрасно соответствовал новой ситуации. Здесь различные слои населения объединялись в партии, партии приходили в соприкосновение друг с другом.
Самые ранние упоминания о партиях цирка относятся к первой половине V в. (правление Феодосия II) [26, с. 351], но их формирование началось, по-видимому, еще в IV в. Основой для их возникновения был, по всей вероятности, антагонизм между муниципальной и военно-чиновной аристократией, определявший политическую ситуацию в городе в IV в. В Константинополе генезис партий ипподрома происходил, видимо, несколько иначе, хотя сущность процесса была весьма сходной. Здесь соперничество возникло между военно-чиновной знатью и сенаторской аристократией, формировавшейся из муниципальной знати, наплыв которой в Константинополь во второй половине IV в. был необычайно велик [235, т. II, с. 527]. IV век, на наш взгляд, являлся лишь предысторией складывания факций ипподрома. Партии еще не были оформлены, но начало практике деления населения на группы было положено. В этот период неопределенности народные массы, используя трения внутри господствующего класса, образовывали в театре и цирке собственные группировки по корпорациям [59, с. 2–20].
Судя по тому, сколь часто они начинают упоминаться в источниках конца V в., можно заключить, что к этому времени партии венетов и прасинов уже вполне сложились. Расстановка классовых сил в V в. меняется. Антагонизм между муниципальной и военно-чиновной знатью, характерный для IV в., теряет свою остроту, поскольку служилая знать и родовитая аристократия сливаются в один слой. В V в. на первый план выходят противоречия между аристократией и торгово-ростовщической верхушкой.
Представители знати, и торговцы соперничали в торговле хлебом и продуктами сельского хозяйства [78, с. 145]. Однако гораздо большее значение, на наш взгляд, имело то обстоятельство, что в этот период аристократия, среди доходов которой поступления от ремесленных эргастириев приобретают существенную роль, весьма активно проникает в ремесло и торговлю ремесленными изделиями[74], создавая сложности для владельцев остальных эргастириев. Сенаторы всячески пытались освободить свои мастерские от налогов, перекладывая это тяжелое бремя на остальные эргастирии, владельцам которых приходилось платить налог в 3, 4 и даже в 10 раз больше обычного [33, нов. 43, 59]. Кроме того, их чрезмерная активность в области ростовщичества и склонность к мошенническим аферам при заключении сделок (см. выше) служили дополнительным источником противоречий между сенаторской знатью и торгово-ростовщической верхушкой города.
Эти противоречия и легли в основу деления населения на цирковые партии, которые становятся важным фактором в социально-политической жизни ранневизантийского города. Упоминания о них практически не сходят со страниц хроник и исторических сочинений.
Как показало исследование Дж. Файна, для обозначения партий употреблялись равнозначные и взаимозаменяемые термины τα μέρη, οί δήμοι [189, с. 29–37].
Примечательно (и на это обратил внимание еще М. Я. Сюэюмов [93, с. 96]), что термин οί δήμοι чаще всего употреблялся именно тогда, когда речь шла не просто о народе как о черни, а о партиях ипподрома. В связи с этим нам кажется уместным высказать предположение, что появление самого термина связано не столько, как это полагает А. Камерон, с эволюцией языка
