Мир поздней Античности 150–750 гг. н.э. - Питер Браун
Франки были исключением, которое подтверждает правило. Они пришли позже остальных: франкские военные отряды заняли видное место только к концу V века, когда положение других германских племен уже давно упрочилось. Они пришли не как завоеватели: небольшими группами они проникали на территорию противника как наемники. А главное – они держались подальше от высокоорганизованного населения Средиземноморья: для франкского государства центром притяжения оставалась Северная Галлия. Южным епископам и сенаторам оказалось потому гораздо легче принять чужеземцев, что их здесь было относительно немного. В результате франки могли свободно принимать кафолическое христианство. При меровингском дворе в VI веке франки и римляне и безжалостно убивали друг друга, и заключали браки, не делая различий, а галло-римские епископы, прекрасно осознавая, что к югу от них все еще существовали сильные арианские государства (вестготы Испании удерживали Нарбонну, а итальянские остготы расширили свои владения на Прованс), провозгласили весьма неприглядного предводителя франков – Хлодвига (481–511) – «новым Константином». Сам факт успеха франков показывает, сколь мало римское население Средиземноморья готово было терпеть варварские государства у своих границ.
Специалисты по истории Западной Европы V и VI веков обычно утверждают, что такое положение дел было неизбежным. Но это не единственный путь взаимодействия великой империи со своими захватчиками-варварами. Варвары из Монголии, например, гораздо основательнее оккупировали Северный Китай, чем это когда-либо удавалось германским племенам на западе Римской империи. Тем не менее в Китае варвары переняли местные обычаи за несколько поколений и сохранили преемственность китайской имперской традиции от династии к династии. С королевствами вестготов, остготов и вандалов этого не произошло: они так и остались инородными образованиями, которые едва удерживали главенствующее положение в обществе, предпочитавшем их просто не замечать и заниматься приятной заботой лишь о себе.
10. Цена выживания: западное общество, 450–650 годы
Вторжения варваров не разрушили западное римское общество, но кардинальным образом повлияли на уровень жизни в западных провинциях. Имперское правительство, которое теперь размещалось в Равенне, потеряло такое количество земель и налогов, что так и не смогло оправиться от банкротства и прекратило существовать в 476 году. Сенаторы потеряли доходы от своих разрозненных владений. Часть убытков они смогли возместить за счет всевозможных юридических уловок и непомерной арендной платы в тех областях, где их влияние было наиболее сильным. Крупные землевладельцы Италии и Галлии, чья власть так сильно зависела от крестьянства, были жалким охвостьем некогда богатых землевладельцев-«абсентеистов» прошлого века. Пострадали и коммуникации. В конце IV века римлянки, принадлежавшие к сенаторской аристократии с севера Испании, свободно путешествовали по территории всей Восточной империи. А в V веке епископ из Астурии почти не имел представления о том, что происходит вне его провинции. В Западной Европе V век был временем сужения горизонтов, усиления местных связей и укрепления старых уз верности.
Сразу после разграбления Рима кафолическая Церковь заявила о своем единстве: после 411 года был преодолен раскол в Африке, в 417 году пелагиане были изгнаны из Рима. Люди чувствовали, что не могут позволить себе тех бурных религиозных споров, которые велись в более спокойный век. Последние язычники сплотились вокруг Церкви. Их культура и патриотизм внесли свой вклад в формирование четких границ христианства: например, на мозаиках, появившихся в Санта-Мария-Маджоре в 431 году, в сцене принесения Христа во Храм в качестве Храма на заднем плане изображен старый Templum Urbis130. Лев I (440–461) – первый папа, происходивший из консервативной сельской местности Рима, – воспевал Рим как кафедру святого Петра почти теми же словами, которыми Симмах воспевал капитолийских богов. В мире, в котором все отчетливее ощущалось присутствие «неримского», кафолическое христианство стало единственной «римской» религией.
Эта новая религиозная солидарность послужила укреплению местных связей. Ярче всего это проявилось в Галлии. Провинциальные аристократы Галлии всегда оставались верны родине и одновременно были успешными ходатаями при дворе. Традиция, начатая в Трире в IV веке, была с упоением продолжена при эксцентричных варварских дворах V века. Сидоний Аполлинарий (ок. 431–489) владел тонким искусством обеспечивать успех прошения, тактично проигрывая в нарды вестготскому королю Теодориху в Тулузе.
Илл. 32. Новый правитель-варвар. Несмотря на то что пластина изготовлена варваром, триумф короля лангобардов Агилульфа изображен на ней с соблюдением всех особенностей позднеримского церемониала: крылатые Виктории несут штандарты, другие варвары несут дань, жители городов приветствуют короля как освободителя (на город указывают изящные башни по бокам). Деталь шлема короля Агилульфа, предположительно Турин, начало VII века.
Недавно возникшие варварские королевства предоставляли придворным широкие возможности для раскрытия своих талантов. Несмотря на свои предрассудки, местные сенаторы быстро осознали, что присутствие поблизости сильного человека с боеспособным войском имеет свои преимущества. Недавно обретенное богатство вызвало распри среди варварской знати, чем и пользовались римляне. Обыкновенно они советовали королям в борьбе с непокорными последователями основывать сильные династии по имперскому образцу. Типичным примером выживания римского ученого-бюрократа при варварском дворе является Кассиодор (ок. 490 – ок. 583) – министр короля остготов Теодориха и его преемников в Италии. Кассиодор оформлял королевские эдикты в традиционном стиле, умело представлял Теодориха и его семью как «философов-правителей» (едва ли он мог назвать их легитимными правителями Рима) и даже написал «Историю готов», в которой изобразил и племя вообще, и семью Теодориха в частности как полноправных участников истории Средиземноморья, начиная со времени Александра Великого.
Проще говоря, римляне пришли к пониманию, что знакомое зло лучше незнакомого. В Аквитании присутствие вестготов ограждало виллы Сидония и его друзей от таких племен, как саксы, которые, как было известно, терроризировали Британию. В 451 году именно местные сенаторы убедили вестготов присоединиться к римской армии, чтобы сдержать лавину гуннов под предводительством Аттилы. Благодаря присутствию варварских гарнизонов в Галлии деревни Гаронны и Оверни до сих пор носят имена семей, которым они принадлежали в V веке, тогда как в Британии после вторжения саксов ни одно название римского поместья не сохранилось.
Политика римских придворных при варварских дворах касалась местной повестки. Идея объединенной Западной империи все чаще игнорировалась людьми, которые искренне любили малый мирок своих провинций. В письмах Сидония Аполлинария за маской сенаторского otium131 проглядывают вполне устоявшиеся увлечения аристократа, поселившегося в сельской местности. В письмах Симмаха мы видим только стиль жизни – читая послания Сидония, мы переносимся в совершенно
