Зоя Юркова - Сенная площадь. Вчера, сегодня, завтра
В недрах лавры в антисанитарных условиях находили приют маргиналы всех слоев общества. В появившемся в 1897 году справочном издании «Город С.-Петербург с точки зрения медицинской полиции» отмечалось, что ночлежники спят в одежде, а на 150 спальных мест претендует ежедневно 200–250 человек. К. М. Станюкович в одном из «Морских рассказов» писал, что «в Питере паспорт легко раздобыть, стоит только найти там Вяземскую лавру».
Сенная площадь и лавра неоднократно и красочно изображалась литераторами, историками и бытописателями Санкт-Петербурга XIX в. – Ф. М. Достоевским, Н. А. Некрасовым, А. И. Куприным, Н. И. Свешниковым. Безусловно, на Сенной доводилось бывать и А. С. Пушкину, правда, лавра тогда еще не существовала. В то время это были вполне безобидные доходные дома, не привлекавшие особого внимания ввиду малочисленности их населения. Все началось с приходом капитализма.
Впервые эти места описал В. В. Крестовский в своем произведении «Петербургские трущобы». На момент начала публикации романа в журнале «Отечественные записки» в 1864 году ему было всего двадцать четыре года. В лавру он попал волей случая восемнадцатилетним юношей. Это произвело на него неизгладимое впечатление. Роман представляет целый ряд социологических очерков, связанных сюжетной линией, материал для которых взят также из недр Вяземской лавры. Автор изображает город преимущественно по состоянию на 1850-е годы. Надо отметить, что Крестовский в описании Петербурга в соответствии с жанром и сюжетом романа использовал главным образом серые и черные тона. Тема социальных пороков привлекала обостренное внимание общества в Европе и Америке. К этому времени уже появились романы «Принц и нищий» М. Твена и «Чрево Парижа» Э. Золя, «Собор Парижской богоматери» В. Гюго, «Приключения Оливера Твистера Ч. Диккенса.
Крестовский многократно посещал Вяземскую лавру и водил туда своих друзей: скульптора М. Микешина и литератора Н. Лескова. Чтобы не привлекать к себе внимания и не вызывать подозрений, они переодевались в нищенские лохмотья или в одеяния рабочих-поденщиков. Случалось друзьям отбиваться от заподозривших неладное «блатных». Микешин писал, что им была «зачерчена небезынтересная коллекция разных несчастных типов» для иллюстрации «Петербургских трущоб», но из-за отъезда за границу его планы так и остались неосуществленными.
Ленинградские газеты XX века в исторических хрониках, рассказывая о лавре, предпочитали писать о трактире «Малинник» и других злачнных местах. Эти публикации не отражают истинную картину Вяземской лавры, ни тем более Сенной площади. Так, из поля зрения газет советского периода выпал факт существования Детского приюта трудолюбия для детей Сенной площади в доме № 95 по Фонтанке, принадлежавшем князю А. Вяземскому. Учредителями Попечительного общества приюта были несколько человек из рода Буксгевденов, настоятель церкви Ларинской гимназии о. А. А. Алексеев и др. Целью общества ставились опека и приучение к труду детей, обитавших без родительского присмотра в Вяземской лавре. В 1900 году в Обществе состояло двести шестьдесят действительных членов и около пятидесяти членов-соревнователей. Председателем правления был сначала А. А. Алексеев, а с 1901 года – сенатор Ю. С. Буллах, казначеем – А. Попов, секретарем доктор С. Л. Раппопорт, который еще и бесплатно лечил детей. Приют был открыт 17 мая 1898 года в трех комнатах, снятых в одном из дворовых флигелей лавры. В них размещались тридцать девочек-пансионерок и девять приходящих. Позднее на Гороховой улице в доме № 46 был создан приют для тридцати пяти мальчиков. Дети содержались скромно и просто. Их обучали крестьянскому труду (огородничество и садоводство), несложному мастерству и рукоделию. Они выполняли все домашние работы по приюту. Летом детей вывозили на дачу в имение графа Шереметева вблизи Лигова. Мальчики находились в приюте до 15 лет, девочки – до 16 лет.
Если обратиться к историческим планам участка, то можно обнаружить на территории лавры достаточно большие участки зелени. И дома когда-то были новыми, неплохо оборудованными, с удобствами. Так, например, в описании участка Вяземских 1843 года сказано, что там находилась паровая машина, снабжавшая бани водой.
В появившемся в 1990-е годы телевизионном сериале «Петербургские тайны» использована только основная интрига романа, причем с сочиненным авторами фильма хорошим концом, что, впрочем, в те трудные для людей годы было вполне оправданным. Поэтому имеет смысл обратиться к роману В. В. Крестовского. Поражает, насколько виртуозно молодой автор выстраивает сюжетные линии, сплетая их в единое повествование, и при этом придает ему остросоциальную направленность и глубоко сострадает своим героям.
Приведем здесь описание лавры, сделанное самим В. В. Крестовским.
«…стоит только заглянуть под ворота, в пролете прибита казенная голубая доска с надписью „Полторацкий переулок“ <…> Недалеко за этой аркой, по Полторацкому же переулку, пойдет мимо небольшого Конторского флигеля длинное двухэтажное небеленое строение, известное здесь под именем Корзиночного флигеля, где по преимуществу обитают мирные корзинщики, снабжающие своими изделиями чуть ли не пол-Петербурга. (В Центральном государственном архиве СПб хранится чертеж специальной печи для сжигания испорченных корзинок, которая находилась тут же в Вяземской лавре. – Прим. авт.) Та часть Корзиночного флигеля, которая выходит к Полторацкому переулку, в среде вяземских обитателей известна более под названием „Никанорихи“. Название, на первый взгляд, странное, но мы сейчас объясним его. В нижнем этаже „Никанорихи“ находится кабак, который содержит еще нестарая и на иной глаз довольно смазливая псковитянка Пелагея Никаноровна. Сама она помещается над кабаком, содержа в своей квартире и воровской ночлежный приют. Пелагея Никаноровна и сама достопримечательная в качестве мошенницы. В сундуках, да под полатями у нее была однажды найдена полицией весьма значительная покража, которая по суду не повела ее в страны сибирские только потому, что у Пелагеи Никаноровны карман изрядно-таки толстенек. Эта Пелагея Никаноровна у вяземцев известна под именем Никанорихи, отчего и часть флигеля, занимаемая ею, получила то же название.
А. М. Волков. Сенная площадь
Корзиночный флигель тянется параллельно с Фонтанкой к Обуховскому проспекту. На вид это длинное, небеленое здание, фасадная часть которого позади флигеля Конторского выходит на так называемый Пустой двор. Пустой двор – не что иное, как пустырь, со всех сторон обрамленный стенами. Он довольно обширен для того, чтобы смотреться совершенно пустырем, по которому местами пошла дикая сорная поросль, а потому и называется Пустым. Стены, обрамляющие его, совершенно глухие, за исключением Корзиночного флигеля, в котором есть окна. В прежние времена (года три назад) отличительная черта этого двора была громадная гора всяческих нечистот вровень с крышей Тряпичного флигеля, примыкающего к нему справа. Все это в течение многих и многих лет сваливалось сюда сквозь маленькое оконце, одиноко пробитое под самой крышей названного флигеля, так что, начиная с ранней весны вплоть до крепких заморозков, в густой атмосфере этого двора стояла неисходная зараза. (Настояниями Комитета общественного здравия и местной полиции нынешнего 1866 года этот двор очищен, вспахан, засеян овсом и клевером, а с одной стороны его, за конторой, разбит небольшой садик. Мера эта вполне благодетельна для Вяземского дома).
В двух-трех местах Корзиночного флигеля дефилируют узенькие коридорчики, которые ведут в новый двор, находящийся позади этого флигеля и называемый двором Порожним. Порожний точно так же представляет замкнутое со всех сторон высокими стенами пространство значительно меньших размеров, сравнительно с Пустым. С одной стороны его в виде невысокой колоннады идут два длинных ряда кирпичных устоев, возведенных для какой-то постройки, которой не суждено было осуществиться. На Порожнем же дворе помещается знаменитый у вяземцев „Козел“. Роль „Козла“ играет пустая квартира в нижнем этаже с окнами без рам и без стекол с дверями без плинтусов и деревянных створов, с разломанной русской печкой и полами без досок. Квартира была однажды отделана и готовилась в сдачу под жилье, как вдруг в одну темную ночь забралось в нее несколько вяземцев, разломило и повытаскивало все, что можно было стащить. Дерево пошло на растопки, а железные скобы, задвижки и тому подобные вещи за гроши сбыты в железные лавки. С тех пор квартира уже не возобновлялась и отошла под иные хозяйственные надобности. А именно: если кто-то из обитателей тринадцати домов сделает какое-нибудь незначительное буйство, то дворники, не дойдя до полиции, тащат виновного в пустую квартиру и там производят собственноручную расправу. И вяземцы вообще очень одобряют таковой самосуд, сами даже помогают ему, ибо они сами не жалуют полиции, частей, сибирок и кварталов. А вследствие подобных расправ экзекуционная квартира и получила у них наименование „Козла“.
