Евгений Анисимов - Толпа героев XVIII века
Корнелий Крюйс: любовь к Сенеке
Летом 1705 года, через два года после основания крепости на Заячьем острове, шведы решили покончить с детищем Петра – Петербургом и вооруженной рукой раз и навсегда прекратить возню русских в устье Невы, уничтожить новый русский город.
И вот однажды горизонт на западе заполнился парусами огромной шведской армады адмирала Анкерштерна, имевшего указ короля Карла XII стереть Петербург с лица земли и с карты… И тут в роли спасителя юного града выступил командующий русским флотом вице-адмирал Корнелий Крюйс…
Его считают своим сыном две страны – Голландия и Норвегия: одни полагают, что родившийся в 1657 году в Ставангере Крюйс был норвежцем, другие – все-таки голландцем. Однако его настоящим отечеством было море, безбрежные просторы которого бороздили голландские корабли. С детских лет юнга Крюйс начал служить на голландском торговом флоте и много раз побывал в Индии, Америке, повидал в океанах мира то, что большинству европейцев того времени даже и не снилось….
На набережной Амстердама до сих пор стоит старинная и высокая Башня слез. Нет, никого в ней не пытали, но в тот день, когда сотни моряков со своими деревянными сундучками в руках садились на шлюпки и буера, чтобы плыть к стоящим на внешнем рейде кораблям Батавской эскадры, все ярусы этой белой башни заполняли женщины и дети – они плакали и махали сверху белыми платками своим мужьям, братьям и отцам, которые уходили в море. Для многих это было прощание навсегда: обычно только половина кораблей возвращалась домой из Батавии, современной Индонезии, – так был опасен и непредсказуем переход через два океана. И каждый раз среди тех, кто после двух-трехлетнего отсутствия ступал на родной берег, оказывался счастливчик Крюйс, которого не брали ни шторма южной Атлантики, ни лихорадка Индонезии.
Словом, на пороге старости (по тем временам – это годам к сорока) Крюйс был просоленным всеми ветрами морским волком. К этому времени он уже прочно осел на берегу, стал главным специалистом голландского флота по кадрам (обер-экипажмейстером) и, наверное, закончил бы свою жизнь в уютном домике на тихой улочке Амстердама, окруженный заботливой семьей. Но этого не случилось – в 1697 году в Амстердам приехал молодой русский царь Петр I, который поразил всех своими занятиями на верфях Ост-Индской компании, где он прилежно трудился как простой подмастерье. К тому же царь и его люди развернули целый вербовочный пункт – России Петра позарез нужны были опытные корабелы, инженеры, мастера разных профессий и особенно моряки. Он нанимал их десятками и сотнями – в России начались реформы, строился флот. И когда заходила речь о кораблестроении, подборе экипажей, все показывали царю на сурового обер-экипажмейстера Крюйса. Вскоре они – оба могучие и высокие – подружились, и не раз государь бывал в гостях у Крюйса. Но сколько он ни уговаривал Крюйса, тот ни за что не хотел ехать в Россию! И все-таки сумел сманить Крюйса царь – пообещал ему чин вице-адмирала и большие деньги. И Крюйс не устоял – душа морского странника не давала ему покоя, он скучал на берегу, да и какой настоящий моряк не мечтает стать адмиралом! В 1698 году Крюйс собрался-таки и на голландском корабле, через Архангельск, прибыл в Россию.
Скучать здесь было некогда: Петр сразу отправил Крюйса в Воронеж и на Азовское море – там начинался русский военно-морской флот. Крюйс плавал по Азовскому морю, чертил карты Приазовья, составлял описание окрестных земель, строил корабли, гавани и крепости. Голландцев там было великое множество – подчас из них формировали целые экипажи кораблей. Все они стремились, как и Крюйс, в Россию за длинным рублем. И все они как один признавали Крюйса своим вождем – он был умен, суров, немногословен. В 1700 году началась Северная война, и через два года Крюйса отправили в Голландию, чтобы выполнить важное задание Петра – нанять как можно больше голландских кораблестроителей и моряков. С этого времени Петр носился уже с новой игрушкой – создавал военный флот на Балтике. По-видимому, новое дело увлекло Крюйса – дома он не остался, а ведь мог! Так под видом поездки по делам из России бежали те иностранцы, кому было трудно ужиться с Петром.
Крюйс приехал прямо в Санкт-Петербург, на стройку Адмиралтейства. Он поселился в доме на Адмиралтейском острове, неподалеку от дома Петра и других вельмож. Дом глядел окнами на Неву, и во дворе крюйсова дома стояла церковь – лютеранская кирха, первая иноверческая церковь в Петербурге. Здесь служил привезенный Крюйсом из Голландии пастор Виллем Толе. Сюда со всего Петербурга собирались молиться все живущие в русском городе голландцы – как известно, кальвинизм, царивший в Голландии, отличался особой строгостью. Наверняка Крюйс был пресвитером кирхи. А вскоре он стал спасителем будущей русской столицы с моря…
Весьма забавно уже то, что Крюйс, всю жизнь проплававший как торговый моряк, выиграл на старости лет настоящее морское сражение, первое и единственное в своей жизни. Нет, когда Крюйс узнал о подходе шведской эскадры к Кронштадту, он не бросился навстречу ей со своими кораблями – шведы были явно сильнее, а только что построенный русский флот с голландскими и английскими экипажами был еще очень слабеньким. Его корабли – разномастные, мелкие, построенные из сырого леса, плохо укомплектованные и снаряженные, с трудом можно было назвать полноценным флотом, способным сразиться с противником в открытом море. Тем не менее действия Крюйса в обороне оказались очень умелыми и продуманными. Он удачно использовал остров Котлин как непотопляемый корабль, который вооружил пушками. Они стояли и по берегам, и на «носу» – узкой западной оконечности. Тут были построены артиллерийские батареи и редуты.
Из-за этого, имея превосходящие силы, в том числе многопушечные линейные корабли, Анкерштерн не решился прорываться к Петербургу. Возможно, причина нерешительности шведского адмирала заключалась не только в продуманной системе русской обороны, но и в хитрости Крюйса. Как писал датский посланник Ю.Юль, Крюйс «приказал побросать ночью в море и поставить на якоря поперек фарватера известное количество свай наподобие палисада. Шведы… хотели пробиться силою, а затем сжечь город Петербург. Когда шведская эскадра, идя на всех парусах по фарватеру, заметила этот стоящий на якорях палисад, то оставила свое намерение, вообразив, что сваи вбиты в дно, и опасаясь, что, наткнувшись на них, корабли пойдут ко дну».
Тогда шведы решили высадить десант на берегу у Толбухинской батареи. Но с самого начала им не повезло – песчаные отмели у берега, на которые наткнулись десантные шлюпки, перемежались глубокими ямами и вымоинами. Солдаты, высадившиеся из шлюпок на отмели, через несколько шагов стали проваливаться в ямы и тонуть. Те же, кто все-таки выбрался на кромку прибоя, были атакованы русской пехотой. Потеряв множество солдат, шведы отступили. Началась артиллерийская дуэль, которую шведы тоже проиграли. А когда удачным выстрелом русские накрыли шведский адмиральский корабль и с него дождем полетели золоченые кормовые украшения, шведы стали отходить. Крюйс даже рискнул преследовать их. Так он не позволил оборвать волосок, на котором был подвешен Петербург.
Царь был очень доволен старым морским волком и не раз поднимал в его честь свою чарку анисовой. Крюйс стал вторым после Апраксина человеком на флоте, зимой он готовил экипажи, а летом командовал кораблями. Людям с ним было нелегко: характер у нашего героя был тяжелый, неуживчивый, даже склочный. У него было множество врагов, и они бы с радостью сожрали голландского гордеца, но, во-первых, он не воровал, а во-вторых, с ним водил дружбу сам государь, не обращавший внимания на доносы, которые непрерывно шли на Крюйса. Однако в 1714 году дружбе этой пришел конец. По приказу царя Крюйса отдали под суд. Дело в том, что во время боя со шведами он, командуя флотом, посадил на камни два лучших петровских корабля – «Выборг» и «Ригу», причем на «Риге», которую пришлось сжечь, спустили Андреевский флаг, что было расценено царем как невиданное преступление – капитуляция. Петр был в ярости, и никакие заслуги не спасли старого вице-адмирала – он был приговорен военно-морским судом с участием шаутбейнахта Михайлова (так звали на флоте Петра) к расстрелу. Приговор, в общем-то, гуманный – на флоте были казни и пострашнее: могли и повесить на рее, и забить кошками – плетками, и протащить на веревке под днищем корабля (так называемое килевание). То-то, наверное, сидя в тюрьме, проклинал себя Крюйс – дернул же черт на старости лет сунуться в Россию! Но все обошлось – Петр хотя и был горяч, но голову имел холодную: такими адмиралами, как Крюйс, не бросаются! И он, помиловав Крюйса, приказал сослать преступника в Казань.
Отправляясь в ссылку, Крюйс прихватил с собой Библию на голландском языке и томик писем римского философа Сенеки. Знающий да оценит – ведь Сенеку сослал, а потом приказал ему покончить с собой римский император Нерон. Известно, что Сенека был давно готов к изгнанию и смерти, и все его письма проникнуты одной мыслью – самоубийство не грех, а освобождение. Но и на этот раз гроза над Крюйсом прошла стороной. Через год царь вызвал его из ссылки и великодушно сказал ему: «Я на тебя более не сержусь!» И получил в ответ: «И я перестал на тебя сердиться!» Ответ, достойный Сенеки.
