Дмитрий Фурманов - Мятеж
А тем временем будили и звали всю область на борьбу с хозяйственной разрухой, - изо дня в день об этом писали в газетах, разбросали по армии и области десятки тысяч воззваний, охрипли по митингам и заседаниям, напрягались до предела.
- Товарищи, - звали и разъясняли мы, - фронт прихлопнут, но враг еще жив, не пропала опасность. Не ослепляйтесь победами, но и не теряйте ни часа, - используем эту короткую передышку для борьбы с хозяйственной разрухой. Тыл у фронта просит подмоги: и людей, и опыта, и материальных средств. Чем можем - айда на помощь! Будем бережно, заботливо относиться к народному хозяйству. Будем помнить, что наше оно, не господское, что сами должны мы его теперь оберегать, и укреплять, и растить. Помните это в повседневной своей борьбе, и пусть каждый ваш шаг, каждое ваше действие будет пронизано сознательной этой заботой о народном хозяйстве.
Не век мы будем воевать. Уж близко время, когда разойдется по домам Красная Армия, разбив врага на последних участках. Останется только охрана республики. Мы вернемся с вами к труду, к мирному труду, которым жить хотим, - к пахоте, к заводу и фабрике, ко всякой иной работе. Ведь не вечно же будем мы воевать, - мы воюем лишь для того, чтобы начать скорее трудиться. Для труда воюем, для мирной жизни. И когда вернемся, как дорог нам будет каждый поломанный винтик, как пожалеем мы, что он поломан: все пригодится, все потребуется, обо всем станем горевать, когда вернемся к труду. Пока война, где тут охранять и заботиться об этих винтиках, - тут, конечно, многое гибнет неизбежно и даже с пользой для конечной цели. Там над винтиками думать некогда, а теперь - проникнитесь теперь, товарищи, этой заботливостью, этой бережностью, которая поможет нам преодолеть трудные времена. Помогайте ревкомам, советам, гражданским работникам: поймите, что у них и у нас интересы одни, что работать надо сообща. Надо нам срастить фронт и тыл, так срастить, чтобы поняли мы друг друга и чтобы дальше не было тех непримиримых разногласий, что были до сих пор, в боевую страду, когда подчас тянули каждый к себе, один с другим не считался, один другого слушать не хотел, смотрел на дело только с своей колокольни. Ближе друг к другу. Сращивайте фронт и тыл, красноармейца с крестьянином, киргизом, казаком, с городским работником. Объединимся. Используем эту, быть может, кратчайшую передышку с пользой для дела, отдадим свои силы на хозяйственный фронт. Дружескими усилиями - вперед, товарищи, к труду!
Такими элементарными разъяснениями старались мы бередить армию и область. И не без пользы. Особенно там, где имелись надежные ребята. Никаких перебросок пока не затевали. Торопились на местах стоянок найти работу и поставить на нее бездельничавшие, разлагавшиеся от безделья полки и батальоны. С ропотом, с протестами, нехотя, бранясь и проклиная порядки и непорядки, заворочалась семиреченская армия, зашевелилась, полегоньку стала внюхиваться в то, к чему ее, ленивую и ворчливую, подводили.
- А слышь, браток, на ерманский фронт, надо быть, отсылать станут.
- Каво?
- Вот те каво - всех, а нас с тобой первым делом.
И красноармеец ухмыльнулся, сощурив лукаво глаза, высматривая - какое впечатление на собеседника произведут его хитрецкие слова.
Развалившиеся около, дремавшие товарищи приподняли головы:
- Брешешь, гад!
- А и не брешешь! Приказ на дивизию получен, будто поработать немного, а там и в дорогу собирать, на ермакскую...
- Какой там ерманский, - нет его вовсе...
- То-то есть, - уверял зачинщик разговора, - мы тут живем - ничего не знаем, ан и есть он, ерманский-то, да, надо быть, поляки все...
- Поляки?
- Поляки. И всю силу гонют туда. И нас туда. Из Ташкенту прибег земляк на Косую горку, сказывал, что силы гонют туда видимо-невидимо, потому - поляк...
- Гм... Ето што-то, тово... Только мы свое дело, братцы, сделали баста!
- Знамо... Вот ищо!.. Ну, так уж...
- Тоись во как сделали, а?
Вздернулись задорно носы, носищи и носишки на самодовольных загорелых, обветренных лицах.
- Вон она, поляк-то, - пишут из деревни, что ни на што не похоже, развалилось все: чинить некому, покупать не на что, а и жрать нечего подходит...
- Так зато - разверстка, - ввернул кто-то ядовито.
- От она, ета разверстка, все кишки наружу вывернула, последний, можно сказать, хлеб начисто отбирают... Сукккины дети!..
- Тоись грабеж один - и удержу нету никакого. Вот придем, мы им покажем разверстку, мы им...
Говоривший скрежетнул зубами и глазами досказал давно перезревшую мысль.
- Алешка, подь-ка сюда, - окликнул он стоявшего поодаль паренька, ты вот в партию записался, подлец, ну, а как ты нащот разверстки, - што же, так грабить и будут?
Алешка в партию недавно попал за компанию с другими, а насчет разверстки и сам думал заодно с ними.
- Так вот уж скоро по домам - мы там сами распорядимся...
- Да, вот, сами, а пошто теперь без нас все у семейства отымають?
- Так это уж распоряженье такое, - сопротивляется чуть-чуть Алешка...
- Черт его подери, это распоряженье, а нам надо, чтобы вовсе изменить его. Так ли говорю?
Беседовавшие красноармейцы бурно выражали говорившему свое одобрение и согласие...
- И нечего нас тут держать.
- Потому окончили все, - вставил угрюмо сосед, - а раз окончили, нету казака, - значит, и по домам. Что тут мокнуть?
- Все одно, братцы, на дому будем, да, может, оно нескоро, а бы надо теперь... Теперь надо, потому - весна, вон она, пахота, пришла, а кто там пахать без нас обойдется?
- Верно... Известно дело... Правильно, робя...
- Потому и требовать надо, - продолжает ободренный оратор, - чтобы окончили разом всю канитель да отпустили, а не отпустят, мы и сами уйдем...
- Айда, ребята, до командира...
Все вдруг зашевелились, повскакали на ноги. Кучка давно уже обросла слушателями, превратилась в густую толпу.
- И нечего там рассусоливать, - сказать ему натвердо, что идти, мол, никуда не хотим, а делать нам тут нечего, потому, мол, в деревне дело есть...
- Да остановить киргизу! - крикнул резко голос из толпы.
- Чегой-то?
- А киргизу собирают... из киргизы целую, говорят, дивизию создавать хотят - это, чтобы нам воли никакой не было...
- И все оружие будто им отдают, - ввернулся новый голос.
Лица оживлялись нехорошими, злыми желаниями. Наливались гневные глаза. В голосах - слепая, дикая угроза, буйное возмущение, в порывах готовность заявить сейчас же делом, оружием, кулаками о своем бедовом недовольстве.
Толпа уже неумолчно шумела, не было в ней отдельно выступавших, которых слушали бы остальные, - каждый стремился и торопился перекричать другого, приводил ему бурно свои доводы, повторял чуть иными словами то, что за минуту сам услышал от соседа. Какой-нибудь летучий слух, какое-нибудь отдельное, вдруг подхваченное сообщенье, фраза, слово перевирались, спутывались, видоизменялись моментально... Толпа кипела все растущим негодованием и протестом, - теперь ее особенно подогревали сообщения о формировавшейся в Верном отдельной киргизской бригаде. Она, бригада, действительно формировалась; было уже созвано не одно заседание по этому делу, были строго распределены все обязанности между разными лицами и учреждениями, - бригада росла у нас на глазах. Командир ее, Сизухин, то и дело сообщал о новых пополнениях: область была оповещена широко, посланы были в разные концы по кишлакам агитаторы, они звали киргизов вступать добровольцами в первую кавалерийскую бригаду, и со всех сторон обширного Семиречья стекались они на конях, иные мало, иные крепко вооруженные. Бригада росла у нас на глазах. Сначала только добровольцы. А позже и мобилизацию объявили. Это был серьезнейший, рискованнейший шаг. Очень свеж еще был у всех в памяти 1916 год: тогда царское правительство пыталось провести мобилизацию националов и встретило в ответ поголовное восстание.
А ну, как и теперь муллы, баи, разные провокаторы разбередят население, подымут его отозваться и на эту мобилизацию так же, как отозвались они четыре года назад?
Но этого не совершилось. Мобилизация была принята так, как мы и сами хотели: без протеста, без осложнений, без признаков восстания...
И как только слухи эти о мобилизации туземцев и о создании Кирбригады* попали в семиреченскую армию, - всполошилась она, затревожилась, запротестовала, заугрожала:
- Нам - оружие отдай, а киргизу - получи, пожалуйста... Чтобы он нами правил? Чтобы он нам за тысяча девятьсот шестнадцатый баню устроил? Нет, наше вам почтение, а оружие мы не отдадим...
_______________
* Киргизской бригады. (Прим. ред.)
- Так ведь, товарищи, среди вас, в армии, разве мало киргиз?
- Ето другая статья - етот киргиз обвык, рядом с нами.
- И эти обвыкнут, которых собираем.
- Э, нет, не обманешь, - хватит, брат, и так натерпелись мы от вашего обману... А киргиза не вооружай... потому - не надо ему оружия. Нашто? Кого тут стрелять? Опоздали, - мы уж сами закончили, а надо будет, так и опять... Без помощников управимся.
