Джастин Мароцци - Тамерлан. Завоеватель мира
Мамлюкский биограф XIV века ал-Юсуфи пишет: «Всего над этим зданием трудились 10000 человек: 5000 копали котлован, 5000 тесали камень. Там были 5000 повозок, чтобы перевозить камни и другие материалы, в повозки были запряжены 10000 ослов. Они сделали 1000 печей для кирпича и 1000 печей для извести. 5000 верблюдов перевозили дерево, а 2000 человек рубили дерево в горах и других местах. 3000 кузнецов работали над изготовлением металлических деталей, окон, гвоздей и всего остального. Там были 5000 плотников и 5000 человек, укладывавших мрамор. Были назначены надзиратели, чтобы смотреть за ними и их работой».
Торговля тем временем процветала. Хотя население было меньше, чем в Тебризе, столице Азербайджана, находящейся на северо-западе, Султания была «более важным центром обмена товаров и торговли», заявляет Клавихо. Согласно летописцу ильханов Абуль Касиму ал-Кашани, город имел более 10000 лавок, заполненных кипами китайской парчи, маленькими шкатулками, кубками, кувшинами и грудами других товаров. В июне, июле и августе караваны усталых верблюдов приползали из пустыни, нагруженные пряностями — гвоздикой, корицей, мускатным орехом, имбирем, мускатным цветом — из Индии и Афганистана, хлопком и тафтой из Шираза, шелками с южных берегов Каспийского моря[43]. «Город приходил в состояние величайшего волнения». Торговцы из Персии, Генуи и Венеции прибывали покупать ткани, большое количество экспортировалось в Сирию, Турцию и Крым. Султания также являлась центром торговли жемчугом и драгоценными камнями. Из Китая привозили жемчуг и рубины, которые прибывали через порт Ормуз в южной Персии. Здесь их умело сверлили и делали ожерелья, которые экспортировали «во все страны западного мира». Многие грузились на верблюжьи караваны, которые проделывали двухмесячное путешествие до Султании, где их покупали торговцы из «христианских земель», из Турции, Сирии и Багдада.
Таковы были размеры города и его стратегическая важность как пункта на главном торговом маршруте восток — запад, что папа Иоанн XXII[44] в 1318 году создал в Султании архиепископство. Архиепископы назначались до 1425 года. Когда туда прибыл Клавихо, что произошло незадолго до смерти Тимура, Султания уже прошла максимальную точку своего расцвета. Как он пишет, внешняя оборонительная стена разрушилась. Город терял свое значение. В XVII веке персидский правитель шах Аббас перенес столицу в Исфаган, и закат Султании ускорился. Сегодня от былого огромного города не осталось ничего, кроме гробницы Олджету, ну разве еще крошечная деревушка из глинобитных домиков на севере Ирана.
Для Тимура захват Султании принес огромные коммерческие выгоды. Но занятие этого города имело далеко идущие последствия. Сегодня легко увидеть, что он стал очередной вехой в его военной карьере. Временами его победы словно бы сливались в непрерывную череду жестокостей и убийств. На первый взгляд, кажется, что он пренебрегал мнением придворных летописцев и историков последующих столетий, захват Султании представлял собой четкую веху в смысле границ амбиций Тимура и его способности достичь этих границ. До сих пор его успехи, хотя и были впечатляющими, оставались «боями местного значения». Герат стал первой вылазкой за границу, решительную в военном плане, но все еще пробную с точки зрения географии. Тимур словно бы пробовал воду, прежде чем нырнуть в глубину. Очевидно, температура его устроила, потому что вызов был преодолен с удивительной быстротой.
Герат открыл новую эру завоеваний. С этого момента и практически до конца жизни Тимура весна открывала новый поход. Зима была временем спячки и выбора новых целей для его армии. Его первый поход стал учебным. Сначала был захвачен Кандагар, а потом, не теряя времени, он повел своих людей через персидские пустыни на захват Султании, которая находилась в 1000 миль на запад от Самарканда, причем без всяких сражений. Как выход на международную арену это был исключительно отважный поступок. Тимур громогласно объявил всему миру о своих намерениях — создать собственную империю. Действительно, более или менее объединенная конфедерация племен под его командованием, жадная до добычи, буквально заставляла его вести себя за границу — сначала Марвераннахра, а потом улуса Джагатая — к новым триумфам. Новые походы действительно были единственным способом сохранить их покорность. Степные племена традиционно оставались верными вождю до тех пор, пока он побеждал на поле боя. Тимур прекрасно это понимал. Любой анализ его карьеры неизбежно приводит к выводу, что это была одна длинная кампания, состоящая из множества походов, разделенных короткими перерывами. Он просто должен был заставлять свою армию двигаться.
Эти первые маневры, от падения Герата до бескровного занятия Султании, также продемонстрировали его способность действовать внезапно, что стало ключевым оружием в его арсенале и применялось во всех походах. Они также раскрыли его готовность без колебаний применять террор, чтобы распространять и усиливать свою власть над Азией. Разорение Заранджа и истребление его населения совершились потому, что Тимур полагал необходимым приобрести репутацию человека совершенно безжалостного, способного на любые жестокости и разрушения, если кто-то осмелится бросить ему вызов. В его интересах было разнести слухи о своей репутации по всему континенту. Кроме того, события в Зарандже должны были показать вероятным противникам безнадежность попыток противостоять его неодолимым войскам. Головы, отрубленные у трупов побежденных противников — воинов и мирных жителей, мужчин, женщин и детей, — следовало воспринимать в контексте именно этого психологического террора. Гораздо лучше было бы для Тимура, городов и династий, которые стояли на пути его экспансии, если бы они сразу сдавались и были пощажены. Сопротивление встречало быстрое и просто чудовищное возмездие. Не приходится удивляться, что султан Ахмед не нашел в себе мужества сражаться, когда Тимур вторгся в его земли. Потеря Султании была для него тяжелым ударом. После присоединения к растущей империи Тимура она стала играть все более заметную политическую роль, которая начала соперничать с коммерческой. К тому времени, когда там побывал Клавихо, город превратился в столицу Персии.
Если Тимур сделал выводы из захвата Герата и Султании, они были следующими: внезапное предъявление ультиматума, подкрепленное переброской армии на большое расстояние, и угроза огромной ужасающей силы в стиле Чингис-хана являются действенной стратегией. Как писал Арабшах: «Он бежал до края земли, как Сатана бежит от сына Адама и разбрызгивает по всем странам капли яда со своего тела».
После захвата Султании Тимур вернулся туда, вместо того чтобы зимовать в Самарканде, чтобы дать отдых воинам и позволить им насладиться плодами новых приобретений, так как уже нацелился на Тебриз. В его отсутствие поступили возмутительные новости. Хан Тохтамыш, которому он когда-то покровительствовал, двинулся на юг из Золотой Орды в России и сам разграбил его. Для Тимура это был совершенно неприемлемый вариант развития событий. Все его дружелюбные жесты были брошены ему в лицо. Неужели Тохтамыш уже забыл, как щедро одарил его Тимур, когда оборванный беглец в 1376 году прибыл ко двору татарского владыки? Как Тимур финансировал его неоднократные походы с целью отвоевать королевство на севере и даже сам сражался бок о бок с ним, чтобы посадить Тохтамыша на трон хана Золотой Орды? Такая неблагодарность должна была очень плохо обернуться для него. Бескрайние степи Азии, ее обширные пустыни и заснеженные горы начали казаться слишком маленькими, чтобы удовлетворить амбиции двух воинственных принцев.
* * *Захватив Тебриз, хан Золотой Орды вступил в прямое соперничество с Непобедимым Господином Семи Климатов. Не в характере Тимура было оставлять вызов без ответа. Даже если бы город был не столь значительным, скорее всего, он действовал бы точно так же. Суть дела заключалась в том, что Тохтамыш открыто заявил о своих претензиях. Неспособность дать решительный ответ, по мнению Тимура, означала бы признание собственной слабости и приглашение к новым атакам.
В любом случае столица Азербайджана была одним из крупнейших городов в мире за пределами Китая. Он стоял на пересечении самых оживленных международных торговых путей. Торговые караваны постоянно передвигались по дороге на Хорасан, которая начиналась в Багдаде и вела до самой границы с Китаем. Другие караваны прибывали из Каира, Константинополя и Трапезунда на западе, из Дамаска, Антиохии и Алеппо в Сирии. Пилигримы и торговцы путешествовали по хорошо утоптанной дороге из Мекки на север, к Багдаду и Тебризу. Из Индии прибывали еще более диковинные торговцы, которые двигались по суше из порта Ормуз.
Стены города имели длину 25000 шагов (по сравнению с 9000 шагов в Герате и 10000 в Самарканде). Они защищали город, в котором проживало 1,25 миллиона человек[45], если исходить из того, что Клавихо насчитал там 200000 домов. Путешественники состязались друг с другом в изобретении превосходных степеней, когда пытались описать этот процветающий город. Марко Поло в 1270 году описывал Тебриз как «огромный и благородный город», населенный многонациональными толпами армян, несториан, якобитов, грузин и персов. В конце XIV века персидский историк Рашид ад-дин говорил о толпах «философов, астрономов, ученых, историков — всех религий и всех сект», собравшихся в Тебризе. Там были индийцы, кашмирцы, китайцы, уйгуры, арабы, франки, турки и тибетцы. Базары города ломились от изобилия товаров и продуктов — ювелирные изделия, мускус, амбра, шелк, хлопок, тафта, мази, лаки из Китая, пряности из Индии — всего было в достатке.
